Звери и их репрезентации в русской культуре: Труды лозаннского симпозиума 2007 года / Под редакцией Леонида Геллера и Анастасии Виноградовой де ля Фортель. — СПб. : Балтийские сезоны, 2010. — 366 с.
Звери и их репрезентации в русской культуре: Труды лозаннского симпозиума 2007 года / Под редакцией Леонида Геллера и Анастасии Виноградовой де ля Фортель. — СПб. : Балтийские сезоны, 2010. — 366 с.
Любые рассуждения о животных в контексте любой культуры — разумеется, сплошная антропология. Даже если речь идёт о зверях как таковых, тем более — если нет. Зверь сам по себе, как показывают наблюдения, интересует человека довольно редко (подозреваю, впрочем, что к миру как таковому это относится ничуть не в меньшей степени). Культурная участь зверя — быть иносказанием человеческого, инструментом для его понимания — а то и средством к тому, чтобы им овладеть.
Сборник исследований (собственно — материалов конференции) о зверях и их репрезентации в русской культуре даёт читателю возможность рассмотреть эту звериную участь с разных сторон — и даже в единстве. Он подводит итоги большому проекту, который проводился сотрудниками лозаннской секции славистики при поддержке Швейцарского фонда научных исследований, Лозаннского университета и Университетской конференции западной Швейцарии (CUSO) и объединил силы российских и западных учёных. Книга — не то чтобы о неизбежности антропоморфизма, она, скорее, — о его структуре и исторических формах.
Участники сборника прослеживают, какие смыслы (о, многообразные!) человек в разные эпохи нашей культурной истории, начиная от архаических, проецировал на собратьев по бытию — животных, как по ним прочитывал и моделировал с их помощью самого себя. Это происходило отнюдь не только в области словесного творчества, хотя ему — литературе классической и массовой, фантастике и детективам, поэзии и авторской песне фольклору и мифу, — а также близкому родственнику словесности, кинематографу — в сборнике уделено, пожалуй, основное внимание. Не менее любопытные — и, кстати, менее очевидные и менее продуманные — процессы зооосмысления происходили и происходят, оказывается, и в философии — в философской и политической антропологии (об этом — работа Надежды Григорьевой «Зоософия в антропологических теориях Евреинова, Плесснера и Кайуа»), и в науке: как область проекций и конструкций предстаёт даже она — уж на что, казалось бы, объективное предприятие. Ключи к устройству понимания человеком зверя, а, значит, и самого себя способны дать — показывают нам авторы — и такие культурные институты со своей сложной смысловой историей, как зоопарк и цирк. Про зоопарк и эволюцию, которую претерпел на протяжении ХХ века топос «бегства» из него, много наблюдений собрано в статье Эдуарда Надточия (и надо же было умудриться не упомянуть в этом контексте такой архетипичный уже факт русского культурного самосознания, как песня Егора Летова о том, как «мы уйдём из зоопарка»!).
В заключение сборника нас поджидает самое интересное: исследование Леонидом Геллером «культурной машины», которую — самим фактом своего участия в культуре, самим характером этого участия — запустили знаменитые дрессировщики братья Дуровы. Особенно — старший и более известный из них, Владимир, занимавшийся не только дрессировкой, но и наукой зоопсихологией — «изучением душевной жизни животных». Наукой весьма прикладной, подбиравшей ключи к самому человеку.
Это, можно сказать, своего рода итог многовековой истории проецирования на зверей человеческих смыслов — по крайней мере, узел, в котором сошлись и туго связались многие её смысловые линии. На животных Дуров совершенно всерьёз надеялся отработать приёмы, которые позволили бы внушать людям «нужные», «правильные» мысли и чувства таким образом — формировать принципиально нового, правильного человека. А что, со зверями, кстати, кое-что удавалось. (О том, что это действительно так, свидетельствует помещённая здесь в качестве приложения статья самого Дурова «Дрессировка животных»).
Что же получается? Зверь, «предел и двойник человека» (как выразился Леонид Геллер), оказывается прихотливо-извилистой, изменчивой границей, отделяющей, и не слишком надёжно, «человеческое» от «нечеловеческого». Эта граница ещё и проницаема — в обе стороны. И более того: сам же человек, в разные эпохи — по-разному, её и проводит.
Может быть, если мы научимся, с одной стороны, максимально точно проводить эту границу, с другой — как всякую границу — внимательно и всерьёз её охранять, — не тогда ли у нас появится шанс действительно уйти из зоопарка?
Источник: svobodanews.ru