Главный интерес представляет первая часть сборника, в которой собраны стихотворения Богушевской середины 80-х — начала 90-х годов, практически неизвестные публике. Ирина еще в начале выступления отметила, что существуют стихи-стихи и стихи-песни, которые рождаются вместе с музыкой и неразрывно связаны с ней. Однако в книге такого разделения не проводилось — и лирика, и песни расположены в сборнике в хронологическом порядке.
Главный интерес представляет первая часть сборника, в которой собраны стихотворения Богушевской середины 80-х — начала 90-х годов, практически неизвестные публике. Ирина еще в начале выступления отметила, что существуют стихи-стихи и стихи-песни, которые рождаются вместе с музыкой и неразрывно связаны с ней. Однако в книге такого разделения не проводилось — и лирика, и песни расположены в сборнике в хронологическом порядке.
Учитывая упомянутую специфику, концерт больше походил на камерный творческий вечер, нежели на эстрадное выступление, да и задумывался таким. Ирина начала с песен, которые ранее никогда не записывались и лишь изредка звучали со сцены, например «Песенка Золушки», «Ласковый князь», «Пироги» или «Бери мой голос как флейту», который артистка назвала негласным гимном Студенческого театра МГУ, где выступала в конце 80-х.
Но самой интересной частью действа было именно чтение Богушевской своих стихов, в которых она открыла себя как тонкого и глубокого поэта, несколько иного, чем тот, что предстает в песенной лирике. Например, искреннее филологическое восхищение вызвало «Детство рассвета», где ощущалось творческое влияние одновременно Мандельштама, Тарковского, Заболоцкого:
Детство рассвета, ранимая рань,
Свежести и тишины заповедник!
Твой муэдзин, соловей привередник,
Свой серебристый читает Коран.
Самозабвенная трель муэдзина
Где-то в низинных кустах бузины
Вылетела и, витая, пронзила
Блеском туман, кисею тишины.
А на примере баллады «Новый год под „Щелкунчик“ певица показала, как один и тот же текст может быть и полноценным стихотворением, и просто песней, часть прочитав, а часть спев — причем получилось действительно органично. При этом чтения было чуть ли не больше, чем пения, но слушатели, заполнившие почти весь Зал им. Чайковского, встречали стихи Ирины с не меньшим интересом, чем эксклюзивные, ранее почти не звучавшие песни.
Ближе к концу первого отделения Богушевская напомнила о страшной автокатастрофе, в результате которой у нее долгое время была парализована рука и она могла остаться навсегда инвалидом. Потрясение и боль повлияли на слог и содержание стихов, в них стало больше «прозы» и влияния Бродского:
Те же и Богушевич в Склифе.
Жаль, кроме «Геркулеса» и «Пифа»,
Тут ничто не рифмуется. Разве «олифа»…
Но олифой не пахнет в палатах Склифа.
К этому же периоду относятся зарисовки «Будда учит нас» и «Будда учит нас, Ваня-2», где Богушевская в намеренно шутливой форме размышляла о смысле (или бессмысленности человеческих страданий):
Будда учит нас, Ваня,
А жизнь ничему не учит.
Калечит, а после лечит,
То страстью, то страхом мучит.
То миг подарит прекрасный,
То болью наотмашь хряснет.
Смысл ее действий при этом
Мне совершенно неясен.
Презентация книги, таким образом, удалась на славу — публика в холле концертного зала раскупала сборник на ура. Единственным минусом, пожалуй, можно назвать то, что действу не хватало динамики и света — зал на протяжении концерта был погружен в полутьму, а заводных номеров, особенно в первом отделении, почти не было. Но на то это и творческий вечер, который не обязательно должен быть шоу. И, разумеется, Богушевской, артисту редкой по нашим временам харизмы и выдумки, следует отдать должное — каждый раз делать свой концерт эксклюзивным, ни на что не похожим событием — это следствие и огромного дара, и огромного трудолюбия и любви к слушателю.
Источник: rus.ruvr.ru