Я родину бы сюда перенесла, чтобы каждое утро открывать окно и видеть кусочек своего неба… («Окно в Россию»)

Я родину бы сюда перенесла, чтобы каждое утро открывать окно и видеть кусочек своего неба… (
Люба Балагова — поэт и писатель, переводчик и кинопродюсер, живущая в Великобритании, сегодняшняя героиня проекта «Окно в Россию», судя по всему, настолько активна и самостоятельна в своей жизни, что интервью начала не дождавшись вопроса интервьюера…

Profile: Люба Балагова, Кабардино-Балкария-Иордания-Испания-Великобританияв Англии с 2006 года

Люба Балагова — поэт и писатель, переводчик и кинопродюсер, живущая в Великобритании, сегодняшняя героиня проекта «Окно в Россию», судя по всему, настолько активна и самостоятельна в своей жизни, что интервью начала не дождавшись вопроса интервьюера…

Profile: Люба Балагова, Кабардино-Балкария-Иордания-Испания-Великобританияв Англии с 2006 года

Я родину бы сюда перенесла, чтобы каждое утро открывать окно и видеть кусочек своего неба… (

— …Так получилось, что совершенно случайно кто-то ко мне подошел и сказал: «Люба, мы узнали, что Вы русская, и хотим оповестить, что у нас на кладбище захоронены трое из царской семьи»… А представляете, я верю в судьбы, я верю в гены — материалистическое для меня не существует. Я верю в Бога и верю в души. И понимаю, что это произошло неслучайно — почему вдруг кто-то совершенно неизвестный подошел именно ко мне? Я обратилась в посольство, и мы уже ходили на кладбище. А сегодня мы встречаемся с консулом нашего графства, и все вместе идем на это кладбище. И все это настолько драматично — эти захоронения, почти разрушенные кресты из дуба… Это просто у меня в глазах стоит. Я очень по этому поводу разволновалась. Не знаю, к чему я это говорю, просто вот такие вещи происходят.

— Люба, скажите, Вы сейчас в своем монологе интонационно выделили слово «русская». А я вот так и не смогла разобраться — кто же Вы? Вы родились в Кабардино-Балкарии, Вас кто-то называет кабардинским поэтом, кто-то адыгейским, а кто-то и черкесским. А фамилия у Вас так просто русская. Объясните, пожалуйста.

— Недавно у меня здесь был поэтический вечер, и меня спрашивают: «Вы написали „кабардинский русский поэт“. Это как?». Кто-то из русских поэтов со мной спорил, говорил, что такого быть не может. Мне это было очень трудно объяснить. Несколько лет назад что-то подобное было, когда в Кабарде вышла моя книга в стихах «Царица» о жизни и судьбе черкесской княжны Марии Темрюковны, второй жены Ивана Грозного. Тогда тоже начались атаки, что авторы, которые пишут на такие темы, хотят добиться скорого успеха перед русскими. Вот такие нападки были на меня. Удивительно, но так получилось, что я и состою из русской и кабардинской кровей. И с этим ничего нельзя поделать, ничего нельзя изменить. Это история моего рода, моего появления на этот свет. Мой прадед — русский белый офицер, а моя прабабушка — черкешенка. То есть две воюющие стороны русско-кавказской войны соединились в моей крови. Причем — это была настоящая любовь! И это настолько для меня символично. А потом так случилось, что и меня Любовью назвали. И когда меня называют русской, я горжусь этим. А когда меня называют кабардинкой, я этим тоже горжусь. А когда происходят какие-то столкновения, какие-то экстремистские нападки это мне рвет душу. Даже если не говорить обо мне самой, которая слита, соединена из двух кровей, двух национальностей — я и русская, и кабардинка, — то сколько уже столетий существует союз России и Кабарды! Я пишу и на русском языке, и на кабардинском, пишу на английском языке. Но я прекрасно понимаю, что английский, английская культура — это чужое. Я нахожусь в другой стране, тогда как кабардинское и русское во мне неразъединимы. Разговаривала тут с мужем и рассказывала, как была на этом кладбище, и настолько меня тронуло увиденное, что у меня внутри все тряслось. И он говорит: это в тебе твоя русская кровь говорила…

— Я знаю, что первой страной, куда Вы уехали, была Иордания…

— Да. Я закончила в 91-м году Московский университет имени Ломоносова, факультет журналистики. И как раз в эти годы, когда работала над своей кандидатской диссертацией, познакомилась с одним человеком. Сначала познакомилась с его творчеством, а потом и лично с ним, и мы поняли, что созданы друг для друга. И я уехала с ним. Он стал моей судьбой — вот уже почти 20 лет.

— То есть он иорданец?

— Он родился в Иордании, но тоже кабардинец. Он эмигрант уже в седьмом поколении, и в 13 лет уехал в США. Там получил образование и остался жить. От Иордании у него осталось только его раннее детство. Но поскольку он был единственным сыном своих родителей, то когда мама постарела, нужно было туда возвращаться. И как раз эти годы совпали с тем периодом, когда мы стали вместе. И, конечно, я из Москвы уехала с ним в Иорданию. Там прошли семь лет моей жизни, то есть тот период, пока жила мама… А когда мамы не стало, то уже ничего ни его, ни меня там не удерживало. Но это был для меня колоссальный опыт.

— В чем он заключался?

— Там я написала книгу «Молюсь я» на адыгском языке. Я вдруг поняла, что не хочу никому делать больно, никого оскорблять, и надо мое отношение к вере как-то деликатно суметь выразить. Вы, наверное, знаете, что кабардинцы в большинстве своем мусульмане, а эмигранты — это все в основном мусульмане, все. И хотя в Кабарде есть какое-то количество христиан, за границей все они становятся мусульманами — это условие их эмиграции. И те, кто не были мусульманами, принимают веру. И я вдруг в Иордании увидела, что из этой веры создают и делают. Это звучало каждый день на арабском языке, особенно по пятницам, — эти митинги, призыв к тому, что нужно разрушать все, что не относится к твоей религии, какие-то экстремистские возгласы… На всю страну из этих мечетей доносился их громкий звук — во дворе сидишь и слышишь все это. И внутри меня что-то произошло, я вдруг поняла, что я — кабардинка, да, но я не часть этого. Во мне слиты и мусульманская, и христианская крови. Я не крещеная, но хожу в церковь, — не в душе хожу, а физически хожу и молюсь, потому что в душе у меня соединены две эти веры. Алим Кешоков — один из выдающихся кабардинских поэтов, народный поэт Кабардино-Балкарии, говорил: «Мы — православные мусульмане». Он так шутил. Но в этой шутке для меня, во всяком случае, есть какая-то истина. В моей семье есть и мусульмане, и христиане. В этом сложность. Я не могу вот так открыто сказать: я — мусульманка или я — христианка.

— Я прочитала Ваше стихотворение, которое называется «Я — мусульманка».

— Да. Это я идентифицировалась полностью со своим отцом, у которого все мусульмане по отцовской линии. Когда произошли события в Беслане, моя мусульманская часть заговорила внутри меня. И для меня эта вера — это любовь, для меня это уважение, для меня это сочувствие, сострадание, но никак не убивание, никак не терроризм, никак не то, с чем ислам сегодня ассоциируется в мире.

— Люба, давайте поговорим о Вашей английской жизни, какова она? Когда Вы приехали туда, почему?

— Цифра семь для меня очень символическая цифра. И этот год — седьмой год моего пребывания в этой стране. Наш переезд был связан с моим старшим сыном, который проявил талант в музыке, в игре на скрипке. Он начинал заниматься в Иордании, потом я его привезла на консультации в Москву к своим друзьям-музыкантам, которые работают в Московской консерватории. Мне сказали, что у него, скорее всего талант, абсолютный слух. А он хоть и был еще маленьким, но совершенно не мыслил себя вне игры на скрипке — у него была настоящая страсть. И здесь не та ситуация, когда безумная мама пытается из своего ребенка что-то созидать. Это было совершенно наоборот — мальчишка, который не расставался со своей скрипкой, доводил меня до такого состояния души, когда я должна была что-то делать. Мне мои друзья посоветовали поехать в Европу к лучшим русским педагогам. И мы в Англию поехали не за английскими педагогами. Мы поехали за лучшими русскими педагогами. И сейчас он занимается у Наташи Боярской, и мы, соответственно, живем здесь. А сын уже удачно сдал экзамен в Royal College of Music, и с сентября будет там учиться.

— А как Вы рядом с сыном чувствуете себя в Лондоне?

— Для меня, слава Богу, не существует каких-то физических границ. Если я вдруг затоскую по родине, то на второй день уже сижу в самолете и лечу в Москву. Мы, к счастью, живем в другое время, нежели Марина Цветаева — возможности другие. Поэтому я ощущаю себя счастливой. Я смогла дать своему сыну то, что он хотел получить. У меня, кстати, двое сыновей. Второй мальчик тоже занимается и учится здесь. Поэтому моя материнская часть выполнила и выполняет благополучно свое предназначение. А что касается меня, я совершенно безумна. Если я увидела во сне ту улицу Москвы, по которой ходила в студенческие годы, или свой дом, то на второй день я уже вылетаю в Москву. Или в Нальчик. Меня здесь ничто не может удержать. Так что я на ветру, и совершенно никакими проблемами здесь не озадачена. А вот что касается, Иорданиии, то это был для меня серьезный душевный опыт. Иордания, по-видимому, мне нужна была в жизни. Если бы я не жила там семь лет, я многого в этой жизни не поняла бы, поверьте мне. Это меня преобразило. Это меня изменило. Я поняла, кто я. Англия бы меня так не поменяла. Иордания настолько помогла мне погрузиться в себя и понять в чем проблема, что происходит… Я чувствовала себя, с одной стороны частью всего этого, но с другой стороны — я была там чужая… Так что это был для меня колоссальный душевный опыт.

— Люба, Вас представляют как поэта, писателя, переводчика, документалиста, кинопродюсера. У Вас такой богатый творческий потенциал! А я прекрасно помню, что когда училась в школе, нам всегда говорили, что те наши великие композиторы, поэты, музыканты, которые уезжали и жили в эмиграции, не могли существовать без родины, переставали писать, сочинять… Ваш взгляд на эту проблему? И скажите, как на Вас, как на творческого человека, действует то, что Вы сейчас живете вне родины?

— Вот спасибо за вопрос. Я всегда думала, что в жизни могла бы делать совершенно другие вещи — просто быть переводчиком, заниматься кино. Но куда бы судьба меня не кидала, в какую бы страну — вы упустили, что между Иорданией и Англией я жила еще в Испании, у нас там домик небольшой есть на берегу Средиземного моря — я никогда не переставала писать на кабардинском языке.

— Именно на кабардинском?

— Да, на кабардинском языке. И это для меня, наверное, то самое проявление моего очень сильного адыгского начала. И то, что я, никогда не переставая писала стихи, это не только тоска по родине, хотя она, конечно, проявляется… Я всегда думала, что если я — кабардинский поэт и если я в какой-то мере (не хочу звучать высокомерно) голос своего народа, то я должна это делать. Ведь мой народ раскидан по всему миру, адыги живут в 45-ти странах мира, и это — история моего народа. Начиная с 11-го века это постоянная эмиграция, войны, и последняя в 19-м веке война, когда в судьбе моего народа произошел перелом хода истории. Поэтому мне Господь дал возможность проживания среди адыгов. Я очень много путешествовала, была и в Турции, и в Сирии, и в Израиле, в Европе, и через меня прошли судьбы многих моих соотечественников — адыгов, которые родились за границей, которые вроде ничего адыгского из себя не представляют. Меня очень ранит, кстати говоря, когда они не совсем понимают, кто они, делают какие-то совершенно неправильные, на мой взгляд, вещи вместо того, чтобы, действительно, осознать себя адыгом — это куда более благородно и несет в себе куда больше смысла, чем какие-то вещи, которые иногда ранят. Но есть такая часть адыгов, которые создали великолепную литературу, музыку, и вот это духовное содержимое адыгского народа воплотилось даже за границей, в диаспоре. Это мощная духовная культура, и если Господь захотел, чтобы я именно здесь находилась, видела, жила, и мой дух, моя душа обретала вот этот опыт, то так, наверное, и должно быть — родившись там, проживать жизнь здесь, очень плотно общаясь с диаспорой и воплощать две стороны моего народа. Точно так же, как я воплощаю и русский дух, и адыгский дух. Во мне постоянное соединение двух сторон. И в этом я. И для меня это естественно. Конечно, я хотела бы утром проснуться, побежать и увидеть свою маму. Понимаете? Бывают такие моменты. Но есть какие-то вещи, которые неосуществимы в моей жизни на данном этапе. Я родину бы сюда перенесла, чтобы каждое утро открывать окно и видеть кусочек своего неба. Но есть какие-то смыслы во всем этом. Я пытаюсь относиться к своей жизни, к своей судьбе философски. И самое главное, самое большое счастье, по-видимому, в том, что я не перестаю писать. Я пишу…

В рамках проекта «Окно в Россию» на сайте «Голоса России» публикуются интервью и истории из жизни за пределами Родины бывших и нынешних граждан СССР и РФ, а также иностранцев, проживавших в России и изучающих русский язык.

Уехавшие за рубеж россияне часто подробно описывают свои будни в блогах и на страничках соцсетей. Здесь можно узнать то, что не прочтешь ни в каких официальных СМИ, ведь то, что очевидно, что называется, «из окна», с места событий, редко совпадает с картинкой, представленной в «больших» масс-медиа.

«Голос России» решил узнать у своих многочисленных «френдов» в соцсетях, живущих в самых разных уголках мира, об отношении к русскоязычной диаспоре, феномене русских за границей, о «русской ностальгии», и о многом-многом другом.

Если вам тоже есть чем поделиться с нами, рассказать, каково это — быть «нашим человеком» за рубежом, пишите нам по адресу home@ruvr.ru или на наш аккаунт в Facebook.

Беседовала Надежда Ширинская

Источник: rus.ruvr.ru

Добавить комментарий