В предисловии «От автора» Евгений Ю. Додолев утверждает: «На самом деле я не могу называться „автором“. Даже „как бы автором“ не могу. У этой книги по сути несколько соавторов. И самый козырной из них — Эдуард Вениаминович Савенко. Именно он отвечал на журналистские вопросы и, кроме того, без Лимонова-писателя не было бы литераторов Наталии Георгиевны Медведевой и Ярослава Юрьевича Могутина, настоящих соавторов данного произведения».
В предисловии «От автора» Евгений Ю. Додолев утверждает: «На самом деле я не могу называться „автором“. Даже „как бы автором“ не могу. У этой книги по сути несколько соавторов. И самый козырной из них — Эдуард Вениаминович Савенко. Именно он отвечал на журналистские вопросы и, кроме того, без Лимонова-писателя не было бы литераторов Наталии Георгиевны Медведевой и Ярослава Юрьевича Могутина, настоящих соавторов данного произведения».
Сам герой новинки без ложной скромности декларирует: «Первый ряд европейских писателей ничтожно немногочислен. Старики доживают (ну, там, Умберто Эко какой-нибудь), а нового поколения не получилось. Мой старый постулат: западная демократия с ее политкорректностью, с ее множеством табу не может генерировать гения. Заметьте, как травоядно измельчали лауреаты Нобелевской премии».
Однако, нет пророка в своем Отечестве: на родине писателя не вспоминают с ожидаемым размахом. Возможно, дело в том, что Э. Л. как бы завис между двух стульев. Писатель или политик? Его очевидный писательский дар вряд ли интригует последователей-нацболов, а ценители таланта, как правило, аполитичны или не разделяют воззрений Эдуарда Вениаминовича.
Сам писатель заявил в беседе с итальянскими журналистами: «Молодежь меня обожает, пытается подражать мне. Но те, кто прожил столько же, сколько и я, и плохо использовал предоставленное им время, зеленеют от зависти».
В книге, кстати, приводится пассаж Лимонова про Нобелевскую: «мне не дадут, я другого типа писатель, писатель антиистэблишмента. Я отношу себя к взрывателям общественных устоев, а у них обычно трагические судьбы. Вот Бродский — да, это другое дело, он академичен, всегда высказывается за существующий порядок. Даже тот его ленинградский бунт как таковым бунтом не был».
Про другую премию Э. Л. рассуждает в интервью, которое, по словам Додолева, писатель записал… сам с собой: «Букер» — унизительная колониальная премия, присуждаемая, кажется, каким-то английским гастрономом в поощрение русским туземцам: как бушменам или готтентотам или, кто там отсталый, безлитературный народ: папуасам? Так что я её бы и не взял, не смог бы, пришлось бы отказаться».
В наше время люди безоговорочно верят бренду. Если партия называется национал-большевистской, значит она красно-коричневая, как и ее неизменный лидер. Это заблуждение. Каждый внимательный читатель Лимонова легко убедится, что с национализмом у него нет ничего общего. Прежде всего Лимонов отрицает нацию и национальное государство. Для него это архаичные, давно отжившие формы объединения. А национализм без нации — как ислам без Аллаха. Пассионарий Лимонов
В книге, которая по мнению рецензентов, просто «настоящий подарок для ценителей богемы и медиабезумия ранних девяностых» — масса текстов Лимонова, которые хранились в бумажных архивах Додолева и не были представлены в интернете, то есть фактически были неведомы поколениям сетевой эпохи. То есть на самом деле вещь действительно в значительной мере состоит из лимоновских произведений и разговоров. Как заметили в журнале «Однако», «Эдуард Лимонов, сам того не зная, написал книгу о себе». Так и не так. Паззл из мемуарных зарисовок и раритетных «лимонок» экстравагантного писателя, которые он писал в начале 90-х для додолевского «Нового Взгляда», выстроен не просто так, нет, сложен он виртуозно и тенденциозно. Это превентивно отметил и сам объект повествования, который накануне выхода «Лимонианы» предположил, что книга не будет объективной. Впрочем, Лимонов не согласен и с тем, как трактует его и Александр Чанцев, выпустивший «Бунт красоты. Эстетика Юкио Мисимы и Эдуарда Лимонова».
Анализируя книгу, критики писали, что, мол, «дотюремный» Лимонов «во многом отличается от нынешнего патриарха литературы и политики, и не только возрастом». Не соглашусь: главный вывод, который делаешь, прочитав «Неистового» — за 20 лет как писатель он совсем не эволюционировал.
Очевидно и то, что раньше Э. Л. был более «провокативен». Вот такой его пассаж, например: «Мой антисемитизм — лимитированный… Да, я русский националист, но сионист 1948 года, какой-нибудь соратник Бен-Гуриона или Моше Даяна поймет меня и не осудит. Как Палестина, как Стена Плача в Иерусалиме — сионисту, дорог мне в Севастополе Малахов курган, и я не успокоюсь, пока он не будет территорией России. У каждого свои святыни, но тот, кто не уважает чужие, не уважает свои. Для Гайдара Россия была лабораторным вольером, а русские подопытными животными, на которых он испытывал свои теории. Без всякой жалости. Буйный представитель той же нации Жириновский собирается, играя на русской ущемленной гордости, сделать из русских нацию поставщика пушечного мяса для осуществления своих геополитических горячечных видений. Эй, господа перекупщики, мы обойдемся без вас, нам не нужны посредники. В ваших жилах течет слишком горячечная, ближневосточная кровь уроженцев песков и пустынь. И она не утихомирилась, увы, несмотря на несколько поколений ваших предков, проживших в нашем холодном климате. Не нужно, а, лезть не в свои дела!».
Там же могутинские рассуждения на щекотливую тематику: «Лимонов неоднократно подчеркивал, что никогда не был антисемитом. Впрочем, нет — был: когда ухаживал за Леночкой Щаповой, виновницей написания и героиней „Эдички“, бывшей замужем за евреем. Антисемитизм был исчерпан, как только Леночка ушла к Эдичке. Достаточно ознакомиться с содержанием лимоновских книг, чтобы понять: его любовь к евреям никогда не знала границ. Вернее, к еврейкам. Тут — целая галерея портретов эдичкиных возлюбленных, начиная с пышнотелой Анны Моисеевны Рубинштейн, бурный и продолжительный роман с которой подвиг его к написанию „Молодого негодяя“, и заканчивая безымянными подругами, которым он спел настоящий гимн в „Дневнике неудачника“: „Ох, еврейские девочки, еврейские девочки… Сколько ни изводили еврейских девочек Освенцимами и прочими сильнодействующими средствами, а они все бегут по улицам городов мирового значения, все глядят на вас влажно из-под руки в автобусе, все дают вам — славянские и других народов юноши — свое тело“… Лимонов сам, видно, тоже смирился, понял, что насильно мил не будешь, поэтому и констатирует спокойно, без нервов, без комплексов: „Шел мимо я — красная сволочь — кудрявый, длинноволосый, с темной кожей и черными мыслями. Э. Лимонов — человек из России. И что удивительно — талантливый нееврей“. Талантливый нееврей! Каково?!».
В книге явно проговаривается, что альянс Жириновского и Лимонова (который входил в теневой кабинет ЛДПР) замешано на гомосексуальной тематике. И выясняется, что после вынужденной эмиграции Славы Могутина писатель жил в квартире журналиста, куда приходили с обысками оперативники. Додолев пишет: «Эти двое были близки как родичи. Однако позднее, как признался мне сам Могутин, общение свелось лишь к парикмахерским экзерсисам: помимо прочих знаменитостей & знакомых Слава обрабатывал ножницами и голову Лимонова».
Еще один вывод: знакомство с высказываниями начала 90-х позволяет сделать вывод, Лимонов всегда был мизантропом. Емкие, эпатажные характеристики оппонентов не могут не восхищать при этом.
В новинке много забытых ныне имен. И это интригует. Где сейчас Александр Баркашов? Его тезка Руцкой? Виктор Анпилов? Когда то были ньюсмейкерами.
Особое место в книге отведено протекции, которую, по воспоминаниям автора, оказывал загадочному Лимонову не менее загадочный мистификатор Юлиан Семенов: Евгений Юрьевич упрекает писателя-репатрианта за «неблагодарность», обращая внимание, что в своей «Книге мертвых» Эдуард Вениаминович рисует портрет Юлиана Семеновича в стилистике, где «небрежность граничит с пренебрежением».
Точно заметил один из коллег автора: «рассказ о Юлиане Семенове, вернувшем Лимонова на родину из парижской ссылки, на счет раз превращается в рассказ о Юлиане Семенове — первом частном отечественном медиамагнате, в остросюжетной манере не успевшем заключить судьбоносный контракт с империей Руперта Мердока. И не то чтобы второй рассказ был менее интересен, чем первый, — вовсе нет! Просто в книге про Лимонова он выглядит искусственно и немного не к месту».
Герой текстов Лимонова — всегда он сам. А он сам — герой своих текстов. При этом тексты Лимонова без сомнений хороши, а Лимонов — большой писатель. И делает его таковым не только и не столько писательский дар, сколько именно тот факт, что он свои произведения не просто пишет, но предварительно проигрывает их в жизни. Вся эта его политика, романы с глянцем и транснациональной гомосексуальной богемой, все его позы, жесты и порой нелепости — не более (и не менее) как повод. Возможность и средство отпустить своего героя, предоставить ему поле деятельности — среду, пространство, воздух. И лишь потом начинается рутина: мастерство, буквы, переплёт. Таков его творческий метод. Анатомия героя
Это вообще характерно для журналиста-новатора. В книге о легендарном телеведущем «Влад Листьев. Пристрастный реквием» (2012) занимательная глава, описывающая Бориса Березовского как лузера №1 и хрестоматийного носителя русскоязычного менталитета — сама по себе является заявкой на отдельное произведение, саркастичное и самобытное, но не укладывается в канон биографического повествования. Равно как и глава о том же самом Листьеве, тогда еще живом и здравствующем, в исследовании «Вещий генерал» (1993), посвященном Олегу Калугину смотрелась более чем неожиданно. Сам Додолев называет такие отступления-контрапункты «ложноножками» и уверяет, что они формируют контекст.
В рецензии отмечалось: «Книжку невозможно однозначно определить ни как апологию Лимонова, ни как направленную против него. С одной стороны, здесь есть ряд выпадов и целых текстов, написанных „против“ „Эдички“. С другой — хватает и хвалебных статей, в первую очередь авторства „духовного сына“ Лимонова, в прошлом скандального журналиста в России первой половины 1990-х, а ныне звезды современного искусства и фотографии, гражданина США Ярослава Могутина».
Вторит этому тезису и другой рецензент: «Интереснее всего, что из книги достаточно сложно выкристаллизовать отношение автора к ее герою. Оно в высшей степени амбивалентно: в некоторых комментах считывается если не симпатия, то, по крайней мере, предшествующее ей понимание; в иных, особенно тех, где рассказывается о неблагодарности Лимонова по отношению к Семенову, закономерная неприязнь».
Это вообще додолевская фишка. В «Однако» приговорили: «амбивалентность и желание автора остаться „над схваткой“ характерны для книг Додолева, рожденного под знаком Близнецов». Неуловимая манера характерна и для ТВ-ипостаси этого журналиста, которого многие считают маргинальным. Его авторская программа «Правда-24» — самый заметный проект новостного канала «Москва-24» не только из-за формата, но и потому что каждый выпуск непредсказуем. Ведущий может быть ласковым, как в беседе с Ириной Хакамадой, признающейся, что она себя чувствует «как в шоколаде», а может и предельно (если не сказать запредельно) жестким, как в допросе Ренаты Литвиновой, вызвавшем возмущенные пересуды в блогах. Но сам ведущий остается как бы ускользающим: вычислить его истинное настроение к собеседнику не представляется возможным. Откровенная неполиткорректность компенсируется обаянием. Грубая лесть — очевидной ироничностью. Однако всегда интересно.
Игорь Воеводин описал манеру Додолева как истинный поэт: «Сквозь буковки я различаю, как стремящийся казаться снисходительным и нагловатым золотой мальчик робко улыбается и протягивает руку — тебе, тебе, студный и рыхлый любитель замочных скважин! Он как будто говорит: скажи, но ведь этого не было? Правда ведь, не было? Нет?! И так хочется, чтобы пес, не боявшийся ничего, кроме грозы, вырвался вперед по лунной дороге, а Пилат послал подальше гигиену и хоть раз не вымыл рук! Но что есть истина? И кому нужна чистота? Вы хочете песен? Прочтите эту книгу и подпевайте, как в караоке».
Источник: chaskor.ru