Российские блогеры перешли от анализа результатов президентских выборов к философскому осмыслению своего протестного движения. Разобраться с общими принципами предлагает пользовательница ЖЖ efa2007:
Не любят наши люди некатегорический императив — чуть только почувствуют, что кто-то сверху начинает в своих целях использовать их искренние порывы — верить перестают. Такое впечатление, что после того, как 5 марта революции не произошло, все окончательно потеряли общую нить и цель.
Российские блогеры перешли от анализа результатов президентских выборов к философскому осмыслению своего протестного движения. Разобраться с общими принципами предлагает пользовательница ЖЖ efa2007:
Не любят наши люди некатегорический императив — чуть только почувствуют, что кто-то сверху начинает в своих целях использовать их искренние порывы — верить перестают. Такое впечатление, что после того, как 5 марта революции не произошло, все окончательно потеряли общую нить и цель.
Мы превратились в массовку для тех, кто хочет с трибуны поговорить перед многотысячной толпой. Я хожу на эти митинги проявить свою гражданскую позицию. Я очень была рада слышать и видеть новых людей на трибуне. Одно мне не понятно, по каким критериям и их отбирали. Видимо, по принципу личного знакомства.
Но если у кого-нибудь из читающих меня есть такие знакомства, то очень прошу — передайте им там наверх, на трибуны, что они ушли в какой-то свой мир личных знакомств и личного мнения. И я все больше начинаю сомневаться в категоричности их императива.
Петербургский философ Валерий Савчук обращает внимание на то, что протест ради протеста — скорее лозунг из области искусства, чем политики:
Вот ведь русская незадача: замечательная арт-группа «Война», покидая искусство, уходит в реальные партизанские акции, переворачивая и поджигая полицейские автомобили, и напротив, молодой политик Сергей Удальцов, становится настоящим русским художником-акционистом, использующим открытие художников начала ХХ века — художественная акция как политическое действие. В своих акциях он репрезентирует не прагамтическую, а посему чистую идею протеста (без насилия и разрушений), в образе типичного русского нигилиста. Его лозунг «За честные выборы» легко конвертируется в лозунги: «За чистоту Антарктиды», «За чистоту Мирового океана», «На Луну с чистой совестью». Кто против? Лично я за.
Свой короткий манифест о теоретических основаниях протеста пользователь langobard озаглавил «За преодоление антиисторического материализма!»:
Кажется, оппозиционный дискурс опять может вернуться к тому, что меня раздражало все 2000-е: ах, скорей бы упали цены на нефть и у нас появился бы шанс!
Как бы я ни иронизировал по поводу движухи последних трех месяцев, мне очень, ОЧЕНЬ нравилось, что люди, борющиеся с властью, перестали желать обнищания собственному народу и стали больше рассчитывать на гражданское сознание и активность. Будить свободосозидающую силу «постматериальных ценностей». Я недавно узнал от большого ученого, что это так надо было по-умному понимать и называть — «движение от уровня материального потребления к постматериальным ценностям!».
Если опять начнется камлание на нефтяных ценах, лично мне будет совсем скучно. А вот про силу постматериальных ценностей мне понравилось. Я — за развитие этого сюжета! Люблю духовность, мать ее…
***
«История — другая страна, там все делают иначе» — эту максиму английского романиста Лесли Поулза Хартли на днях оспорили в британской блогосфере. Актер и писатель Дэвид Митчелл аргументированно показал в блогах Guardian, что у нас нет и не может быть абсолютной уверенности в том, что у Тюдоров не было компакт-дисков, а Генрих VIII не записывал рок-альбомов. История может оказаться не только очень похожей на наши дни — ее можно очень эффективно использовать для обустройства современности. Митчелл доказывает это на примере новой школьной программы по истории, предложенной кембриджским ученым Дэвидом Абулафией. Она включает в себя 31 событие, о которых все школьники должны знать. Митчелл пишет:
Общество не может исправно функционировать, если у нас не будет общего запаса знаний, к которому можно отсылать в разговоре. Когда мы появляемся в незнакомой компании, мы полагаемся на телеперсонажей типа Спока, кота Бэгпусса или Гитлера: мы уверены, что другие поймут, о чем мы говорим. В последние 50 лет поставщиком общего знания было телевидение — оно заменило нам историю, культуру и мифологию. Но сейчас оно меняется быстрее, чем даже школьные программы, и уютная телеаудитория начинает рассыпаться. Шутки про Наполеона совершенно непонятны тем, кто изучал только историю столовых приборов или историю инвалидов в годы правления Плантагенетов — точно так же общий набор телевизионных знаний сокращается с появлением невероятного количества того, что можно посмотреть. В такой ситуации идея Абулафии — единственный шанс на успех. Если все выучат в школе одни и те же тридцать событий, это знание объединит всю страну. Причем не важно, какие именно даты и события будут выбраны: ученики ведь все равно не смогут оценить их важность или даже проверить истинность того, чему их учат. Остается только одна проблема: в этой общей истории не будет поколенческих разрывов. Школьная программа не сможет заменить поп-культуру, определяющую возрастную идентичность — если, конечно, специально не менять ее каждые 20 лет. То есть сейчас дети пусть учат по социальной истории Марш из Джарроу, а через 20 лет надо будет заменить его на движение суфражисток, сейчас преподавать объединение Италии, а через 20 лет — войну за австрийское наследство. Рекламисты будут в восторге: такая программа позволит им безошибочно ориентироваться на нужную возрастную группу. Корпорации будут не просто знать, что мы хотим — они будут знать, что мы знаем.
Возможен, впрочем, и обратный ход: посредством истории можно не только конструировать национальную идентичность, но и деконструировать ее. Блогеру сайта Telegraph Хэрри Маунту совершить эту процедуру помогли Стабиевы термы, недавно вновь открывшиеся для посетителей в Помпеях:
Нам нравится воображать себя изнеженной, предельно современной нацией, которая может позволить себе удовольствия, частые отпуска и лечения на лучших курортах. Но, как и во многом другом, римляне в этом нас опередили — они тратили тысячи сестерциев на горячие воздушные гипокаусты, на аподитерии (раздевалки в термах) и на префурнии — печи и котлы, в которых грелась вода.
Кроме того, римляне понимали, насколько эффективной может быть роскошь в деле соблазнения чужестранных подданных. В первом веке нашей эры Тацит писал по поводу завоевания Британии: «У них появилось желание одеться по-нашему, и многие облеклись в тогу. Так мало-помалу наши пороки соблазнили британцев, и они пристрастились к портикам, термам и изысканным пиршествам. И то, что было ступенью к дальнейшему порабощению, именовалось ими, неискушенными и простодушными, образованностью и просвещенностью».
Этот и другие материалы читайте на странице информационной программы «Время Свободы».
Источник: svobodanews.ru