Гимны свободы («Süddeutsche Zeitung», Германия)

Гимны свободы (
Душевный настрой периода распада СССР: 20 лет назад Михаил Горбачев смог отразить путч аппаратчиков, и это нашло свое отражение в советской рок-музыке. Хотя на международной арене она стояла в тени группы Scorpions и их воспевающего свободу хита «The Wind of Change», тем не менее, внутри страны российские музыканты задали мягкий примирительный тон, который противостоял приказу на марш, исходившему от путчистов.

Душевный настрой периода распада СССР: 20 лет назад Михаил Горбачев смог отразить путч аппаратчиков, и это нашло свое отражение в советской рок-музыке. Хотя на международной арене она стояла в тени группы Scorpions и их воспевающего свободу хита «The Wind of Change», тем не менее, внутри страны российские музыканты задали мягкий примирительный тон, который противостоял приказу на марш, исходившему от путчистов.

Гимны свободы (

Смена эпох провоцирует скатывание в китч. Немецкой группе Scorpions с их «The Wind of Change» удалось создать хит, ставший международным гимном времен перестройки. Группа уловила настроение, о котором вспоминают с охотой, но далеко не факт, что оно имело место в действительности. Так сложилось, что песня весьма точно попала на так называемый «нерв времени», как ярко раскрашенная снаружи, но полая внутри деревянная матрешка отражает действительность русской деревни.

«The future\’s in the air, I can feel it everywhere» пели Scorpions, опьяненные теплом августовской московской ночи, лицами проходивших мимо солдат, ощущением того, что все мы можем стать друг другу по-братски близки. В декабре 1991 года в последние дни своего пребывания в должности стареющий Михаил Горбачев пригласил рокеров в Кремль и тем самым официально признал роль музыки в распаде Советского Союза.

Конечно, были и другие авторы и исполнители песен, воспевшие происходившие в России перемены. В середине 80-х годов в Ленинграде, сегодняшнем Санкт-Петербурге, появилась легендарная рок-сцена, наложившая отпечаток на настроение умов в период распада СССР.

Когда 20 лет назад, 19 августа, Горбачев отбивался от путча номенклатуры, поднятый против его реформ, он мог опереться на мягкую примирительную атмосферу, созданную рок-музыкой. Солдаты, отказавшиеся выполнить приказ путчистов и лазавшие по ночам через стены казармы, чтобы продать перископы от заржавевших танков, слушали не Scorpions, а «Алису», «Кино» или ДДТ. Эти группы воспели целое поколение, разрывавшееся между мятежом и сомнениями в себе. Из этой смеси возникла поэтика времени, типичная для поэзии времен диктатуры.

ДДТ пела о сыновьях, которым «хочется громко и долго кричать, когда вся огромная родня их умоляет молчать». Потом эти сыновья пропивают «награды своих примерных отцов, потому что уже не верят в одряхлевших богов». У «Кино», писавшей самую печальную музыку, молодежь ждала «лета, но пришла зима. Мы заходили в дома, но в домах шел снег. Мы ждали завтрашний день, каждый день ждали завтрашний день. Мы прячем глаза за шторами век».

В 1987 в России вышел фильм с простым названием «Рок». В фильме лидер группы «Аквариум» Борис Гребенщиков, бывший на тот момент уже матерым рокером Советского Союза, рассказывает о своих стычках с государственной властью. К нему относились как к врагу народа, говорит Гребенщиков. И продолжает: для режима существуют внешние враги — такие как США, и враги внутренние — авторы и исполнители песен, подрывающие основы строя, которых в критический момент можно объявить всех гомиками и извращенцами, выставляющих свои чувства на сцене.

Следующая сцена фильма — отрывок из записи концерта, на котором Гребенщиков поет балладу о любви и вере «Серебро Господа моего», что является еще и отсылкой к Фрэнсису Скотту Фицджеральду. «Я ранен светлой стрелой, меня не излечат. Я ранен в сердце, чего мне желать еще. Как будто бы ночь нежна, как будто бы есть еще путь, старый прямой путь нашей любви».

Выжидательная романтика русского рока

Эта песня вобрала в себя застенчивую выжидательную романтику, с которой лучшие русские рок-группы, как бы сильно они ни отличались друг от друга, вышли тогда на сцену. «А мы все молчим, а мы все считаем и ждем. А мы все поем о себе, о чем же нам петь еще. Как будто бы что-то не так, как будто бы блекнут цвета, как будто бы нам опять не хватает Тебя». Под словом «Тебя» подразумевается Бог.

В русском музыке тех лет меньше политики и больше религии, чем это можно было бы ожидать от перестроечной эйфории. Речь идет не о нанесении последнего удара больной системе, а об осознании своего места в эпоху неизбежных перемен. «В наших глазах звездная ночь, в наших глазах потерянный рай», — пел основатель группы «Кино» Виктор Цой. «Что тебе нужно? Выбирай!»

От этого выбора зависело, как будет выглядеть будущее свободной России. Молодые рок-музыканты оставили своих фанатов наедине с этим выбором (в 1990 году Цой погиб в автокатастрофе в возрасте 28 лет). В хите «Мое поколение», который миллионы русских слушают с зажженными свечами и зажигалками в вытянутых руках, солист группы «Алиса» Константин Кинчев признает ограниченность творчества: «Я слаб, как был слаб очевидец событий на Лысой горе. Я могу предвидеть, но не могу предсказать».

Вопрос после свободы

Александра Башлачева, как раз того музыканта, который предсказал многое из случившегося в России со времен Горбачева, в частности, ненаступившее братское будущее, которое, как верили Scorpions, ощущалось повсюду, в фильме «Рок» нет. Башлачев, поэт века, не основавший собственной группы, сначала согласился на участие в фильме, потом отказался. А в феврале 1988 года выбросился с восьмого этажа из окна своей ленинградской квартиры дома № 23 на Кутузовском проспекте. Режиссер «Рока» выпустил потом новую версию фильма, куда вошли тихие кадры с похорон Башлачева.

Вот его беременная жена держит его гитару. Она стоит у могилы и смотрит в яму. Человек в шапке-ушанке суетится, берет у вдовы гитару и не знает, как положить ее на гроб. Просто бросить ее он не может и почтительно спускается в могилу. Слышен надтреснутый голос Башлачева, спрашивающий: «Нельзя ли сделать свет в зале немного поярче?» Последний концерт, Башлачеву 27 лет, он поет о «времени на другой параллели», которое «сквозняками рвется сквозь щели».

Сын инженера-гидравлика и учительницы химии из провинции, он сделал больше всех, чтобы в русской культуре существовало нечто, что зовется преемственностью. Его песни перекинули мост к смене систем, высвободив и заряд эйфории, и изрядную порцию цинизма. Его тексты тяжело переводить, при первом прочтении они мрачны, почти зловещи. Их тема — церковные колокола, лишившиеся позолоты, украденные седла, несмазанные колеса. Но в них четко прослеживается то, где берет свое начало культура: что будет после свободы. «Долго шли — зноем и морозами. Все снесли — и остались вольными».

У Башлачева это не вопрос гуманистической веры в то, что большинство людей, вне зависимости от того при какой политической системе они живут, остаются свободными и уникальными. Для него важен факт: «Все ходили грязные, оттого сделались похожие. А под дождём-то оказались разные. Большинство-то честные, хорошие».

Этот факт — не повод для торжества, это повод задуматься. У Башлачева речь идет не о свободе как таковой, а об распоряжении ею. Свобода — это ответственность, поиск своего предназначения. «Ведь совсем неважно, от чего помрешь, ведь куда важнее, для чего родился». Он смотрит в прошлое России и предвидит, что, столкнувшись со свободой, люди в новой России потерпят крах, подобно тому, как свобода сломила философствующего убийцу Раскольникова.

Бешенная езда с колокольчиками

Башлачев предсказывает России бешенную езду на санях с колокольчиками вместо колоколов, языческие пляски в заснеженной пустоте. Это отсыл к Николаю Гоголю, которого и сегодня в России ценят за безжалостные в своей правоте выводы.

Закономерно и то, что Башлачев выдержал только 27 лет своей свободы. «Ведь подать рукою, и погладишь в небе свою заново рожденную звезду», — пел он. «Выше окон, выше крыши. Ну, чего ты ждешь? Иди смелей, бери еще, еще. Что, высоко? Ближе, ближе. Ну вот уже тепло. Ты чувствуешь, как горячо?»

Подняться над временем, заглянуть в бездну. В эту бездну на несколько мгновений пришлось спуститься человеку в меховой шапке-ушанке, чтобы положить гитару на гроб поэта.

Источник: rus.ruvr.ru

Добавить комментарий