Некоторое время назад вышла книга известного фотографа Геннадия Авраменко «Уходили из дома». Как оказалось, живописал Авраменко отнюдь не истории из жизни звезд, это дневник юного хиппи по прозвищу Г. Ринго Зеленоградский в самом начале 90-ых отправившегося в поисках другой жизни, свободы и, конечно, самого себя. Книгу купили не только многочисленные друзья фотографа, ее приобрели Федор Бондарчук, Татьяна Михалкова, Дмитрий Харатьян. К удивлению издателей, первый тираж «Уходили из дома» был мгновенно раскуплен, после чего дневник дитя цветов был официально признан и представлен как путеводитель. О российских хиппи, путешествиях, звездах и свободе Геннадий Авраменко рассказал корреспонденту Вестей.Ru
Некоторое время назад вышла книга известного фотографа Геннадия Авраменко «Уходили из дома». Как оказалось, живописал Авраменко отнюдь не истории из жизни звезд, это дневник юного хиппи по прозвищу Г. Ринго Зеленоградский в самом начале 90-ых отправившегося в поисках другой жизни, свободы и, конечно, самого себя. Книгу купили не только многочисленные друзья фотографа, ее приобрели Федор Бондарчук, Татьяна Михалкова, Дмитрий Харатьян. К удивлению издателей, первый тираж «Уходили из дома» был мгновенно раскуплен, после чего дневник дитя цветов был официально признан и представлен как путеводитель. О российских хиппи, путешествиях, звездах и свободе Геннадий Авраменко рассказал корреспонденту Вестей.Ru
Некоторое время назад вышла книга известного фотографа Геннадия Авраменко «Уходили из дома». Как оказалось, живописал Авраменко отнюдь не истории из жизни звезд, это дневник юного хиппи по прозвищу Г. Ринго З
— Геннадий, ваша книга «Уходили из дома» вышла в одно время с фильмом Гарика Сукачева «Дом Солнца». Это совпадение или так было задумано?
— Сначала мы с Гариком действительно запланировали некую акцию. Но, потом, слегка протрезвев, я поостыл и подумал: неправильно это. Люди будут думать, что фильм сделан по книге. И Гарик поостыл. Все накрылось медным тазом, и, слава Богу. Я думал, что это будет глобальное кино, врубленное в двухтысячные, как были фильмы, увековечившие 90-ые. Или, знаете, был такой фильм, с которого, кстати, начинается «Дом солнца» — «Генералы песчаных карьеров». Он вышел в 1971 году, но и в конце 80-ых мы регулярно бегали его смотреть в кинотеатр «Художественный». И народ ждал от фильма Гарика того же: что его захочется пересматривать и пересматривать. Я, конечно, посмотрев «Дом Солнца», умилился, но вышел в полном недоумении. А те, кто помоложе будут думать, что так оно и было. Получилась плохая сказка, где главный герой — Юра Солнце — представлен воздушным одуванчиком, а не тем, кем он был на самом деле.
— Вы считаете, что этот фильм не нужен?
— Лучше знать такую правду, чем не знать ее вообще, веря, что все хиппи — это наркоманы и ублюдки.
— Вы были другими?
— Такими мы точно не были.
— Чем привлекательны хиппи?
— Хиппи — это полная свобода, и от предрассудков в том числе. Нет никаких ограничений, но есть несколько правил: ты должен любить, а не воевать, и ты должен подставить вторую щеку, но на следующий удар ответить обидчику. Когда мы были хиппи, никто не называл себя так, потому что хиппи считались «олдовые» (старики), такие как Юра Солнце. А если тебя вдруг спрашивали: «ты кто», надо было небрежно откинув хайр томно произнести «я — человек». Кстати, панки на этот вопрос делали козу и хрипели в ответ «панки хой!».
— Вы помните себя в той, другой, хипповской жизни?
— Внешне я был похож на Солнце, у него, правда, комплекция покрепче. Но в кино таких специально подбирают, да еще с ореолом загадочности. Вот я и был таким же здоровый, только без ореола. И девочек «цивильных» не соблазнял, не портил им жизнь.
— В фильме — и это понятно — многое зависит от замыслов и планов сценариста. А ваша книжка тоже придумана?
— Ничего не придумано. Некоторые моменты, где есть философствования и обобщения, я дописал, но их очень мало. Я не сторонник вкладываний в того человека моих современных взглядов. Все истории абсолютно реальны, чему доказательством служит тот факт, что ни одни из персонажей не позвонил мне и не сказал — что это ты там напридумывал.
— Кстати, вы с тех пор сильно изменились?
— Да все признаки буржуа налицо — загородный дом, машина, которую водит жена, квартира, ребенок, Paul Smith — любимый магазин и гламурные дамочки вокруг. Но за этим цинизмом прячется мечта найти возможность свалить попутешествовать. Но так, чтобы потом вернуться.
— Не отпускает?
— До сих пор. Больше всего тягощусь обязанностями. Тем, что не могу проснуться и, подумав: «что-то хочется в Крым» — взять чемодан и через 10 минут уже ехать куда-то. Сегодня столько возможностей, география поездок бесконечна! А тогда заграницу выехать было нельзя — паспортов не было.
— Так может, это свойства характера — неуемность и тяга к перемене мест, а не хипповство?
— Может быть. Но тянет-то к чему-то настоящему. Не к стерильным кафе со стерильным чудовищным пивом, а к грузинским ресторанам с настоящей едой.
— И когда вы последний раз путешествовали автостопом?
— Я проехал бесплатно 100 метров в районе дачи: случайно пропустил свою остановку, поймал машину. Оказалось, что дороги — 100 метров, и человек не взял с меня денег. А если серьезно, это было в 95 году в Крыму.
— Крым так и остался точкой, куда обязательно надо?
— Это хипповская «метка». И если сейчас мне представится возможность куда-то поехать, первым делом я отправлюсь в Крым, на Мангуп. Сяду и буду слушать, внимать.
— Вашу книгу выбрали путеводителем…
— Это очень странная история. Но отчасти это и есть путеводитель по Крыму, Белоруссии, Украине. В принципе, пройденный мной маршрут легко проложить на карте и проехать по нему — можно увидеть немало интересного. Кстати, прочитав про Мангуп, люди сразу туда едут — настолько интересно он описан.
— А вы знаете, что вышло второе издание вашей книги?
— Говорят. Мне позвонили и сказали, что надо договор переподписать. Но я не интересуюсь тиражами, продажами — я писал эту книгу не для того, чтобы деньги зарабатотать.
— Будем честными, литературных достоинств у книги немного. При этом «Уходили из дома» прочли Бондарчук, Харатьян, и Татьяна Михалкова. Они даже купили ее сами — не просили подарить. Что же в ней так привлекает?
— Честностью, я думаю. Потому я и оставил тот дневниковый язык, иначе сразу будет видно — современный «я» туда влез и что-то вставил. Там даже мата нет — я в те годы не ругался матом. И это привлекает. Следующая книжка, которую, видимо, назовут «Дневник фотографа», будет написана совсем другим языком. А Бондарчуку и Михалковой она нравится, потому что для них это совсем другая планета. Прочел ли Никита Сергеевич, не знаю, мне неудобно спросить.
— Курсивом по книге проходят встречи с рок-звездами.
— И тоже ни слова придуманного, но действительно курсивом. С группой «Аквариум» и с Борисом Гребенщиковым мы встречались — была такая фантастическая история. А через два года приключений стало больше. Например, я чуть не погубил группу «Коррозия металла», вызвавшись проводить ребят на Мангуп в обход постов: тогда Севастополь считался закрытым городом, и войти в него можно было только по пропускам. Один бы я прошел, соврав, что потерял пропуск, а группу товарищей с хайрами и бородами никто не пропустил бы. Так что я повел их по горам ночью и увел так далеко, что сам испугался.
— У вас недавно родилась дочь. Пройдет совсем немного времени, она вырастет и лет в 14-15 скажет: «Папа, я поехала». Или, вообще ничего не скажет, закинет котомку за плечо и уйдет. Что делать станете?
— Я папаша подготовленный. Она не будет знать, что в котомку вшит передатчик, подключенный к моему мобильному. В темные очки будут встроены видеокамеры, человек на джипе станет ее периодически подвозить, изображая глубокое изумление: «Как мы с вами снова встретились?». А если серьезно, мешать нельзя: когда человек чувствует сопротивление, его всегда хочется преодолевать. Пока, думаю, пускай живет как живется. Буду воспитывать ее человеком, но я не удивлюсь, если она захочет свободы и отправится путешествовать.
— Замечу, что у девочки есть еще и мама. Что она скажет?
— Да, могут быть проблемы. Алена несколько раз принималась читать книжку, потом откладывала, шла к холодильнику и из него доносилось: «Поешь чего-нибудь».
— Проняло?
— Так ведь тогда жрать было нечего. Голод был в стране тотальный. Даже в благополучной Москве еды не было. И это было не так давно, меньше 20 лет назад. Гигантские очереди выстраивались за развесной морской капустой, маргарином. Иногда давали мойву или овсянку. Захочешь — будешь есть в любой комбинации. Помню, мы ходили в магазин за маргарином, да сейчас 90% молодежи не поймут этой фразы. Потом появился бутербродный шоколадный маргарин, который намазывали на хлеб и ели.
Мне иногда упрекают, что вся книга о еде. Да потому что жрать хотелось! Я иногда шел по лесу и мечтал наесться ягодами и орехами впрок: а они проскакивали за 5 минут. А в Крыму была крупа саго, похожая на белый дробленый переваренный рис. Если поставить здесь мешочек, вы решите, что это замазка для ванной или клей для обоев. Но что это можно есть, даже сварив, представить себе невозможно. Зато она стоила дешево и — главное — была. В Украине еще хорошо — там хлеб всегда был (в Москве и его продавали с перебоями). И вот берешь саго, хлеб, банку жира — и ешь.
— Что-то после того периода жизни есть не можете?
— Только персики не люблю и вообще фрукты. А тушенку — могу. К сахару еще прохладно отношусь.
— И ложками, как в книге, больше не станете поглощать?
— Это сейчас смешно, а тогда — появлялся сахар, и люди съедали его ложками. Мы сидели кружком и ели, пока он не кончался. А потом пили чай без сахара.
— У вас есть личное отношение к книге?
— Это дань памяти тем, с кем я жил. Люди появятся в Яндексе, значит они — были. Наверное, она как ребеночек маленький. Я больше не хочу ничего столь же глобального делать. Я доволен, что написал, потому что осталась веха, зарубка. Прочитав, ее не выбросят, а поставят на полку. Надеюсь.
Источник: vesti.ru