Москва, год 2003-й.
Мы с первой женой снимали комнату на Дубнинской, недалеко от Лианозово. Я работал в рекламном агентстве «NAME» менеджером регионального департамента радио, она работала бухгалтером в фирме по продаже красной икры. Соседнюю комнату нашей «двушки» снимали продавщица помидоров из Украины Люда и ее гражданский муж Владимир — специалист по отделке квартир.
Москва, год 2003-й.
Мы с первой женой снимали комнату на Дубнинской, недалеко от Лианозово. Я работал в рекламном агентстве «NAME» менеджером регионального департамента радио, она работала бухгалтером в фирме по продаже красной икры. Соседнюю комнату нашей «двушки» снимали продавщица помидоров из Украины Люда и ее гражданский муж Владимир — специалист по отделке квартир.
С Владимиром у нас сразу установились дружеские отношения. Он оценил мои записи, которые я безуспешно пытался пристроить в одну из продюсерских фирм Москвы, слушал он меня и «живьем», под гитару, в кухне.
Как-то воскресным утром отправились мы с Владимиром играть в бильярд.
Он сам начал разговор.
— Слушай, — говорит, — ты ведь работаешь со всеми радиостанциями страны. Неужели не можешь договориться, чтобы тебя поставили в эфир хотя бы где-то?
— Нет, Володь. Это бесполезно. Песни запускают в эфир только из Москвы. В городах лишь филиалы. Они ничего не решают. А местные радиостанции использовать толку мало, — отвечаю я, знакомя далекого от радио человека с реалиями.
Владимир задумался. Затерялась в вечности напряженная минута. Он сказал:
— Хорошо. Постараюсь тебе помочь. Сейчас я отделываю квартиру у Айзеншписа. Знаешь такого? Юрий Шмильевич, продюсер.
Как мне было не знать Айзеншписа! Знал, конечно. И ответил сквозь спертое от новой надежды дыхание:
— Конечно, знаю, ты чего…
— В общем, я сейчас дам тебе номер его мобильного. Но с одним условием: ты не скажешь, где его взял, хорошо?
— Хорошо. Да он и не спросит…
— Спросит, не спросит — гадать не будем. Но если спросит — меня не выдавай. Шмилич может быть недоволен, а у меня целая бригада на него завязана. И это… поосторожнее с ним. Мы как-то утром пришли с бригадой к нему, а там этот, как его, Билан в халатике ходит, кофе готовит…
— Володя, обещаю тебя не подвести! Халатиков носить не стану! — пошутил я, еле справляясь с внутренней дрожью.
Я записал телефон именитого продюсера в свой огромный, словно рация, Benefon.
Звонить я долго не решался. Страх неудачи — извечная проблема любого, кто создает избыточный потенциал важности там, где на самом деле надо работать одной левой ногой.
«Этот человек лично знал Цоя! И ты, вша, собираешься ему звонить?» — скакали в голове насмешливые мысли.
В выходные мы с семьей и друзьями отправились в Химки на шашлыки. После двух стопок я осмелел. И твердо решил звонить Айзеншпису.
Отойдя поглубже в лес, я нашел заветную фамилию, и нажал дрожащим пальцем кнопку. Длинные гудки. Я все еще не верил в происходящее, воспринимал все это как шутку, сон.
И вдруг слышу невозмутимое:
— Ало, да?..
Горло пересыхает, я трезвею, тут же снова пьянею, лучи солнца ударяют через глаза по внутренней стороне черепа.
— Юрий Шмильевич… здравствуйте… Я это… Можно вам записи показать?.. Или спеть живьем… Я….
Айзеншпис откашливается, перебивает:
— Скажите, а какого вы роста? Я сейчас как раз ищу парня в группу.
— Сто семьдесят три сантиметра, Юрий Шмильевич! — по-солдатски отвечаю я. И тут же чуть не падаю в обморок. Вот что меня, идиота, заставило назвать неверный рост?! Каких сто семьдесят три, если сто семьдесят восемь?! Вот оно — предательское волнение, лебезящий тремор, потенциал важности, отсутствие веры в намерение.
— Маловат, маловат… — отвечает продюсер спокойно, как будто ничего не произошло и сейчас не решается чья-то судьба…
Пытаясь все исправить, я ору в трубку:
— Простите, нет! С-т-о с-е-м-ь-д-е-с-я-т в-о-с-е-м-ь!
Но в трубке уже ничего. И никого. В трубке — шипение пустоты. И решенная судьба.
Источник: svpressa.ru