Накануне приезда в Новосибирск в рамках празднования юбилея В. Высоцкого народная артистка РСФСР Лариса Лужина убедилась точно: песню «Она была в Париже» Владимир Семенович написал для нее. Сей факт общенародно подтвердила супруга артиста Марина Влади.
Накануне приезда в Новосибирск в рамках празднования юбилея В. Высоцкого народная артистка РСФСР Лариса Лужина убедилась точно: песню «Она была в Париже» Владимир Семенович написал для нее. Сей факт общенародно подтвердила супруга артиста Марина Влади.
Лариса Анатольевна могла бы остаться на празднование в Москве, однако выбрала Новосибирск. И дело не только в том, что именно с Сибири начинались ее творческие встречи со зрителями в 60-х годах, и не в том, что столица Сибири является условной родиной Высоцкого (здесь зародилась жизнь будущего поэта, барда и актера) — именно в Энске создалась особая атмосфера, напомнившая счастливое время съемок «Вертикали». В Новосибирск съехались барды со всей России, и даже легендарный аранжировщик Константин Казанский, записавший в Париже Высоцкому альбом с оркестровым сопровождением, почтил город своим визитом. Именно здесь состоялось вручение премии «Признание» лучшему барду России, чье имя наряду с именами почетных гостей, внесших вклад в увековечение памяти Высоцкого, было вписано в созданную Золотую книгу имен.
Лариса Анатольевна успела встретиться с журналистами, провести творческую встречу с высоцковедами и выступить на финальном гала-концерте. Конечно же, актриса поучаствовала в возложении цветов к памятнику артиста и в закладке камня под Театр-Музей Высоцкого.
Главный организатор Дней Высоцкого в Новосибирске, председатель Сибирского фонда по увековечению памяти В. Высоцкого Анатолий Олейников справедливо назвал Ларису Лужину одной из красивейших женщин планеты. Не будем упоминать возраст актрисы (кто следит за ее творчеством — знают это и так) — Лариса Анатольевна чудесно выглядит и дружелюбно держится с людьми. Вот и в Дни памяти Высоцкого она предпочла говорить не о себе, а только о Володе, как ласково называет актера и бывшего коллегу по сценической площадке гостья, конечно, не обходя вниманием те моменты жизни, когда ей довелось общаться с Владимиром Семеновичем. Говорить о Высоцком для Ларисы Лужиной каждый раз — как очищение.
О первом знакомстве
— Наши с Володей пути разошлись после 1968 года — когда он женился на Марине Влади, а я рассталась с мужем, оператором Лешей Чардыниным, который был его другом, — начала свой рассказ Лариса Анатольевна. — Тогда наше общение стало ограничиваться дежурным «Здравствуйте» в коридорах «Мосфильма».
Познакомились мы во ВГИКе в 1962 году. Причем знакомство вышло довольно смешным. Володя, как всегда, пришел к своим друзьям в общежитие — кажется, в тот день к Эдику Володарскому. Все были молодые и ужасно взрывные: и Володя, и Леша, и Эдик. И когда три таких взрывных человека встретились, то, естественно, дело дошло до драки. Мы стояли возле мужского туалета, были напуганы и ждали, боясь, что они поубивают друг друга. А они вышли, уже обнявшись. Так я первый раз увидела Владимира Высоцкого. Но сблизила нас картина «Вертикаль». Станислав Сергеевич Говорухин забросил нас в горы и сказал: «Вот, давайте — становитесь альпинистами: делайте все сами». И мы, действительно, были как одержимые (кстати, сценарий фильма поначалу так и назывался «Мы, одержимые!»).
И Высоцкий не был исключением. Нам ведь по сценарию не требовалось особенного восхождения (Володя играл радиста, я — врача), тем не менее мы поднимались. Я — ради интереса, а Володе нужно было все знать до мельчайших подробностей, до мельчайших деталей узнать, как нужно держать ледоруб, как зарубаться — чтобы потом это сделать своим, чтобы потом, слушая его песню, альпинисты поверили, что это ИХ собственная песня. А я даже дублировала Риту Кошелеву в горах — в сцене, где меня не было видно (снимали с самолета). Меня часто спрашивают, каким Высоцкий был в жизни. Он не был рубаха-парень — держал с людьми некоторую дистанцию, но от него исходила невероятная доброта, которая притягивала. И когда он брал в руки гитару — то, как говорится, все девушки были его (а он был очень влюбчивым!). Он цеплял за душу, за сердце своими песнями, потому что все это было на голом нерве. Мне запомнился спектакль «Пугачев», где он играл Хлопушу — как он кидался на цепи с воплем: «Я хочу видеть этого человека!», и у него лопалась кожа и текла кровь.
Володя умел дружить. И дружба была для него понятием круглосуточным: он серьезно обижался, когда на просьбу приехать кто-то просил его подождать. Володя часто бывал у меня дома с друзьями: Севой Абдуловым, Давидом Карапетяном, Славой Егоровым (был такой кинооператор на студии Горького), Васей Ливановым, с тем же Володарским.
У нас не было магнитофона, и, к сожалению, мы ничего не могли записать. А когда Володя начинал петь, весь дом дрожал, потому что Высоцкий никогда вполголоса ничего не исполнял — это всегда шло на «разрыв аорты».
Помню, я даже пострадала из-за одной его песни. Было лето, балкон открыт, Высоцкий пел «Спасите наши души» — и все гремело. Две соседки написали донос, и надо мной устроили товарищеский суд. Они ведь не знали, кто такой Высоцкий: хрипит, мол, какой-то с утра до вечера. Но когда Высоцкий уже «прописался» в каждой квартире, в каждом сердце, в каждой душе человеческой, они же меня еще и спрашивали, могу ли я дать им записи Владимира Семеновича.
О правде и лжи
— Становится ужасно обидно, когда пытаются все перевернуть, называя Высоцкого то алкоголиком, то наркоманом, — продолжает Лариса Лужина. — Он БОЛЕН был! И нужно было сострадать вместе с ним. Вокруг Володи и при жизни было достаточно «доброжелателей», которые подтрунивали: «Давай, Володя, выпей, иначе ты мне не друг». Люди сами толкали его на этот путь, а ему было нельзя: его потом две недели приходилось выхаживать.
Вот даже одна девочка после просмотра картины «Высоцкий. Спасибо, что живой» сказала мне: «Вот все говорят: Высоцкий-Высоцкий. А что в нем хорошего? Он пил, курил, принимал наркотики, у него были женщины…» Обидно, что молодежь, не знающая его творчество, сделала такой вывод после просмотра фильма.
Я не знаю, как относиться к картине Никиты. Но могу сказать, что я плакала. Но не оттого, что мне очень понравился фильм: меня очень затронули некоторые стороны судьбы Володи, которые я не знала.
Когда я смотрела, мне было больно. Очень хорошо отношусь к Безрукову: Сережа — молодец. Чувствуется большая работа: он точно изучил Володины движения — как тот держит сигарету, как берет гитару, как сидит, — а нужен талант, чтобы все это уловить, ухватить и перенести на экран. Но я не могла видеть лицо «Высоцкого», я отворачивалась: для меня это была маска, и становилось страшно.
И мне показалось (по крайней мере, из этой картины), что в конце жизни его все использовали: и друзья, и зрители, и даже публика. Вот говорят, Высоцкий был не выездной. Да нас никого тогда не выпускали! По-моему, кроме Венгрии, Театр на Таганке никуда и не выезжал. Бывать же за границей Высоцкий начал, лишь став мужем Марины Влади. Она была актрисой мирового уровня, к тому же — коммунисткой, и противоречить ей не могло даже правительство.
Другое дело, что Высоцкий был запрещен — ему не разрешали выступать на сцене. Даже для приглашения его на роль в кино требовалось согласие «сверху». И на очень многие хорошие роли Высоцкий так и не был утвержден.
Когда Говорухину позволили-таки снимать Владимира Семеновича в «Вертикали», то добавили: только чтоб никаких песен! Но без песен Высоцкого «Вертикаль» забыли бы уже через неделю! И «Вертикаль» — первая картина, где песни стали героями фильма, где именно песни, а не актеры, на первом месте. И если обычно песня, музыка является иллюстрацией к действу, к работе, к игре актеров, к сценарию, к режиссерской работе, то здесь наоборот — мы стали иллюстрацией к песням Владимира Семеновича.
Жалко, что песня «Скалолазка» не вошла в картину. Она уже была там, но худсовет вынес решение: у вас одни песни — давайте что-то убирать, иначе картину мы не выпустим. Я сразу вспоминаю Гайдая, который нашел очень интересный способ пробивать свои картины: в одной из комедий в финале был атомный взрыв. И когда члены комиссии, просмотрев всю картину, вдруг увидели это, то были ошеломлены: безобразие — комедия и вдруг атомный взрыв! Вырезайте срочно! И он вырезал, а все остальное осталось: про другое забыли. Так и Слава Говорухин — «Скалолазку» вырезал, зато основные песни — самые главные — остались в фильме.
Я никогда не видела, как именно Володя писал песни, да он никому и не показывал. Параллельно с «Вертикалью» он снимался еще в одной картине, плюс играл спектакль на Таганке. Поэтому он улетал-прилетал: улетит, а прилетит уже с новой песней.
И однажды Говорухин над ним пошутил. Прилетел Володя в очередной раз, а Говорухин подходит и говорит: «Володя, ты не мог бы написать одну песню — ну… как бы тебе подсказать… Ну что-нибудь о дружбе, о том, какие альпинисты дружные ребята, готовые друг за друга отдать жизнь, поделиться последним куском хлеба. Ну напиши что-нибудь вроде: „Если друг оказался вдруг, ну не враг, а просто так…“ У Володи аж глаза на лоб полезли: откуда, мол, ты это знаешь? „Да мне ребята-альпинисты пропели: у них эта песня есть, я и запомнил“, — отвечает Говорухин. У Высоцкого настроение так сразу и упало: он ведь думал, что он написал эту песню. „Да ладно, не переживай, — опомнился Слава. — Я зашел к тебе в номер, у тебя там лежала эта песня, и я решил тебя разыграть“.
И мы, действительно, не видели, как он писал, но сам Володя говорил, что писал ночами.
— Ну и, наконец, о песне «Она была в Париже». Меня просто замучили вопросами: было ли у нас что-то с Володей, был ли роман, были ли влюблены. Да не было у нас ничего с Володей! Жалко, что не было — но не было! — призналась Лариса Лужина. — Да, он ухаживал за мной. Ну представьте: ночь, горы, где слышен камнепад, шум каких-то лавин, шумит ветер — а мы в палатках на большущей высоте! Нет ни радио, ни телевизора, ни телефонов, и, естественно, все рассказывают какие-то истории.
Володя был очень хорошим рассказчиком, а я — единственной актрисой, которая на тот момент уже побывала за «железным занавесом». Я даже показала ему фотографию, где французский актер (правда, не Марсель Марсо, как в песне, а Бернар Блие) мне что-то шепчет на ухо.
Володю все, видимо, впечатлило, вдохновило, и он написал песню. А может, он обиделся, что я на него не обратила внимания как на мужчину — откуда и родилась строчка «Куда мне до нее: она была в Париже!» Во всяком случае я эту песню поначалу не восприняла –— мне даже стало обидно (молодая была, глупая). Это сейчас она мне кажется хорошей, и я благодарна Володе за то, что этой песней он продлил мою творческую жизнь и молодость!
Один из последних вопросов, заданных актрисе на творческой встрече — согласилась бы она сниматься в продолжении «Вертикали»:
— Я сейчас по лестнице-то не могла взобраться (смеется). Да и кому сниматься-то? Кроме нас с Ритой никого не осталось. К тому же я в принципе против ремейков: не люблю возвращения. И на экране это смотреть просто невозможно, как бы актеры ни выглядели и ни играли. Нет, я бы не пошла — я бы внуков отправила.
Источник: rus.ruvr.ru