Ирландцы снимают свое кино не про террористов, а все больше про родную деревню.
При словах «кинематограф Ирландии» в голову первым делом лезут радикально-католический беспредел и боевики ИРА. На эти тяжеловесные темы снято большинство ирландских фильмов, обласканных на международном уровне, — оскароносный «Во имя отца» Джима Шеридана, «Кровавое воскресенье» Пола Гринграсса, «Сестры Магдалены», за которых Питер Муллан получил приз в Венеции.
Ирландцы снимают свое кино не про террористов, а все больше про родную деревню.
При словах «кинематограф Ирландии» в голову первым делом лезут радикально-католический беспредел и боевики ИРА. На эти тяжеловесные темы снято большинство ирландских фильмов, обласканных на международном уровне, — оскароносный «Во имя отца» Джима Шеридана, «Кровавое воскресенье» Пола Гринграсса, «Сестры Магдалены», за которых Питер Муллан получил приз в Венеции.
Между тем на локальном уровне ирландское кино представляет собой то, чем всегда мечтало стать русское, — камерный продукт, одновременно душевный и грубоватый, не закрывающий глаза на проблемы родной глухомани, но превращающий их в достоинства, почти туристический манок, трогательную щербинку между зубами, мистическую примету бескрайних зеленых пустошей. Каждый второй режиссер здесь Балабанов, впавший в лирический настрой, но не дошедший в нем до уровня Данелии: молча, со стиснутыми зубами любующийся суровыми красотами родины.
В каждом из фильмов, отобранных в программу Фестиваля ирландского кино, родная земля персонифицирована в спорном человеческом образе. В «Пирсе» простодушного самоучки Джерарда Херли, явно ориентирующегося на американское инди, это родина-отец — смертельно больной старик, который выписывает из Нью-Йорка сына-плотника, чтоб тот перед папиной смертью помог ему собрать с односельчан долги. Перед самым приездом папа решительно душит кошку соседки — за то, что «бесполезное животное». Таким же видится ему и сын-американец, и заехавшая с того же континента в гости к дедушке великовозрастная медсестра. Херли берет одну из любимых тем новой российской волны — противостояние дикой, но ветхой провинции и крепкой, но инфантильной метрополии. Но вместо того чтобы скатиться в беспросветный экзистенциальный хоррор, в народе называемый чернухой, делает неглупое и одновременно доступное кино — возможно, потому, что избегает метафизических обобщений и размашистого духоискательского пафоса, к которым среднестатистический российский режиссер склонен, даже если снимает о паре бездомных на фоне забора.
Несколько резче упомянутая антитеза «город — деревня» вычерчена в черной трагикомедии «Сто пробуждений»: здесь это прямой путь к апокалипсису. Приехавших в живительную глушь четырех ухоженных горожан — два мальчика, две девочки, всем слегка за тридцать — родина тут же окружает со всех сторон, все плотнее сжимая кольцо. Это и местные старики с двустволками, мечтающие отобрать у приезжих дефицитные продукты. И пара полицейских, вручающих чужакам узорчатые фольклорные дудки, чтоб, если что, подавали сигнал о нападении. И одинокий полевой баран, которого неумелые городские пытаются изловить себе на ужин.
На вопрос: «Как вы там?» — один из героев «Ста пробуждений» отвечает: «Нормально. Обживаемся, выживаем, поджидаем светлого завтра». В принципе, в ирландской глубинке занимаются примерно тем же, чем и в русской, — и занимаются обладатели таинственной гэльской души, будто сошедшие с волн «Радио Шансон»: суровые и плаксивые, лихие и шальные, склонные к немедленной кручине после короткого, но яркого буйства.
До 25 марта
Источник: vedomosti.ru