Одну половину года писатель Захар Прилепин проводит в нижегородской глуши, в малонаселенной деревеньке без телевизора, Интернета и мобильной связи, в другие полгода выходит в свет — возвращается в свою городскую квартиру, ездит по России и другим странам, участвуя в книжных ярмарках и фестивалях, телепрограммах и т.д.
Одну половину года писатель Захар Прилепин проводит в нижегородской глуши, в малонаселенной деревеньке без телевизора, Интернета и мобильной связи, в другие полгода выходит в свет — возвращается в свою городскую квартиру, ездит по России и другим странам, участвуя в книжных ярмарках и фестивалях, телепрограммах и т.д.
Так, по крайней мере, рассказывают о нем в писательских кругах. И что правда, то правда: заполучить Прилепинакакому-нибудь городу, где читатели мечтают с ним встретиться, не так-то просто. График у него плотный. Донской публичной библиотеке это удалось только после трехлетних переговоров.
Его товарищ и коллега Дмитрий Быков сказал однажды, что прилепинская проза переполнена счастьем — радостным удивлением перед собственным существованием и великолепными возможностями, которое оно открывает.
Встреча с Прилепиным в ДГПБ оставила ощущение, что этим счастьем переполнен и он сам. А еще при взгляде на этого крепкого, энергичного человека, служившего в былые годы в ОМОНе, вспоминалась другая характеристика другого его коллеги — Михаила Веллера: «Он — мужик, а мужиков в литературе мало».
Писатель — это снова фигура
Вступительное слово Прилепин посвятил статусу писателя в современной России и сразу вспомнил Евгения Евтушенко. Не его крылатую фразу «Поэт в России больше, чем поэт», а его встречи с лидерами разных стран, когда знаменитого в Советском Союзе поэта принимали на государственном уровне и, по крайней мере, в нашей стране это воспринималось как должное.
— Статус писателя и поэта в СССР был поднят на недосягаемую высоту. Нигде прежде за всю историю человеческой цивилизации такого не было, и вряд ли это повторится, — сказал Прилепин как о чем-то само собой разумеющемся, но все же не без сожаления.
Оглянувшись на перестроечные и постперестроечные годы с их взлетами и падениями книжных тиражей, то тягой, то полным равнодушием к писательскому слову, Прилепин порадовал собравшихся выводом:
— В последние три-четыре года статус писателя в России вновь реанимируется. У нас вновь складывается уникальная ситуация: в нашей медиасфере степень упоминаний и цитирования, к примеру, Улицкой и Проханова на том же уровне, как на Западе у рок-звезд.
Был Захар Прилепин в Англии, поинтересовался, может ли их чрезвычайно популярный писатель собрать людей на какой-то митинг протеста? В ответ — удивление: зачем? Писатель работает над книгами, ничего иного от него и не ждут.
— А у нас в России, по крайней мере, в Москве, два-три писателя вполне могут организовать движухи разных толков. Что ж, у нас многое иначе. И рок-звезды не так влиятельны и даже известны, как там. И движухи организуют все кому не лень — и писатели, и актеры, телеведущие… Но то, что есть интерес не только к писательскому тексту, но и к личности писателя, его устному слову — этот факт налицо: ДГПБ даже организовала в фойе прямую трансляцию встречи с Прилепиным, чтобы писателя могли услышать те, кому не хватило места в зале.
Зачем книжки олигарху?
— Читать, экономить время на просмотре сериалов и никчемной переписке в Сети и тратить его на хорошую книгу! Самые важные люди — это те, которые помнят и понимают, что такое слово, — не уставал Прилепин проводить одну из главных своих идей. — Несмотря на такую грустную вещь, что 60 процентов россиян вообще ничего не читают, литература развивается, у нас сегодня есть очень хорошая проза и очень хорошая поэзия. Народ, конечно, тут же поинтересовался, кого бы гость порекомендовал особо — из тех, чьи имена не на слуху.
— Александра Терехова и его роман «Немцы». Пишет на таком русском языке, который, кажется, за пределами человеческих возможностей. В 90-е годы ряд писателей, не имевших возможности издаваться, ушел в другие сферы. Терехов работал в лужковских структурах, Юрий Козлов — в аппарате Совета Федерации. Настал час X, и они стали художественным языком рассказывать о том, что открылось им оттуда. Ни одно расследование в СМИ не способно дать картину такого морока салтыково-щедринского, какую увидели и показали они. Развивая тему важности чтения, Прилепин поделился с залом своим открытием:
— Я недавно пришел к выводу, что реальных и значительных успехов добиваются люди с зарядом гуманитарной культуры.
В доказательство этой мысли писатель привел пример бизнесменов из российского списка «Форбс», с которыми ему доводилось дружески общаться:
— Все они — очень читающие люди. Есть один не читающий олигарх Миша Прохоров, но у него — сестра читающая. «Человек гуманитарной культуры обыграет того, кто ею не обладает», — заключил Прилепин, открыв этой интересной мыслью простор для дискуссий, к примеру, о том, что есть гуманитарная культура в современном мире, и приносит ли она такие плоды сама по себе или только в сочетании со знанием основ других — негуманитарных — наук и при наличии в характере каких-то особых свойств, не всегда поощряемых общественной моралью. Но эта встреча таких дискуссий не предполагала.
Если книга в папиной руке
Как приохотить к чтению? Когда, с чего начать?
— С пеленок! — убежден Прилепин. Гордится, что первыми словами, которые произнес его старший сын, были «папа», «мама» и «читай».
— У меня дома — красивые книги в красивых шкафах. Перед сном я читаю два-три классических стихотворения, и мне очень хорошо спится. Утром просыпаюсь и минут десять созерцаю эти книги в шкафах, любуюсь их корешками. Как человек, не склонный к демократии, я волевым решением и своим детям поставил такие шкафы. Дети, за исключением дочки, которой еще только год, читают очень много.
Важно, чтобы детей знакомили с книгами их родители. Чтобы первые детские впечатления от книг переплетались потом в памяти с воспоминаниями о тепле отцовской руки, которая держала ребенка, прикосновении к его щетине или гладкой материнской щеке, об их голосах. Тогда все это объединится в одно глубокое и сильное чувство и станет восприниматься ребенком как чудо. Это — один из залогов того, что в дальнейшем дети будут читать.
— Какие книги вы предпочитаете: электронные или бумажные?
— Бумажные. Не разделяю мнения тех, кто пророчит им скорую гибель.
— Почему вы не переедете в Москву или Питер? Разве это для писателя не лучше?
— Человеку, который пишет книги, не нужна такая нагрузка на психику и, в первую очередь, на печень, ведь я понимаю, что имеются в виду бесконечные тусовки, застольные знакомства с нужными людьми.
Поверьте: это только кажется, что для того, чтобы тебя печатали, надо знать с кем дружить, попасть в некий круг, не вылезать из телевизора и т. д. Это важно в шоу-бизнесе. А в нашем деле в конечном итоге победить может только текст.
Я знаю людей с миллионами, которые издавали книгу и вкладывали безумные деньги в ее раскрутку, завешивали баннерами с ее названием всю Москву. Ну первую книгу, да, возможно, раскупали. А следующей уже никакая раскрутка не помогала.
— Вы значительную часть жизни проводите в деревне, почти в лесу. Но у вас ведь четверо детей, как ощущают себя там они?
— Там хорошо и мне, и моей жене-горожанке, и нашим детям. Я к своим 37 годам усомнился в некоторых постулатах о сроках и условиях социализации детей, необходимости активного общения с широким кругом сверстников.
Я вспомнил собственное детство — самое главное и нужное, то, что сформировало меня как личность, дало общение с моими дедушкой и бабушкой, родителями, двоюродными братьями и сестрами.
Социализация ребенка все равно произойдет, он ее не минует, но не стоит переоценивать ее значение в ранние детские годы. Ну какая, скажите, социализация была в детстве у Льва Толстого, Михаила Лермонтова или Николая Гумилева? Довольно ограниченный круг общения. Но из них получились (не говоря уже об их вкладе в литературу) блестящие офицеры с замечательными мужскими качествами характера.
Я прихожу в школу, а учительница мне говорит: «Ваш сын — единственный в классе не ругается матом». Остальные ругаются, ведут пустые разговоры по мобильнику. Такая вот сегодня социализация.
— Кстати, сын — чемпион города по вольной борьбе. Так что если что-то не получится у него с социализацией, он решит вопрос как-то по-своему, — пошутил писатель.
— Вам не кажется, что нашим детям не хватает мужского воспитания?
— Верно, не хватает. Но правда и то, что мы мало о них знаем. До недавнего времени я пребывал в заблуждении, что молодые люди повально заражены идеей своего превосходства, что ощущают себя венцом творения, не осознающим своего долга перед народом и страной.
Мы часто ведь слышим от молодых, подростков:
— Не надо париться!
— Я никому ничего не должен!
Если примерить это к героям русской классической литературы, кто мог бы так говорить, — разве что Смердяков. Так на то он и Смердяков…
Я брюзжал по поводу такого мировоззрения молодых, а недавно мне предложили вести ток-шоу. Я стал, готовя программу, общаться с подростками, и ошалел: 90 процентов из тех, с кем довелось поговорить, оказались социально мотивированными, настроенными патриотично. Они гордятся Россией и нашей историей.
А потом записали и показали на экране интервью их родителей. Какая разница! Почти все родители считали бы счастьем, если бы их дети уехали за границу.
Жизнь просторна для умного
— А вы бы хотели жить в другой стране?
— Никогда не возникало такого желания. Уже после пяти-семи дней пребывания за рубежом устаю от той жизни и начинаю тосковать по нашей. Мне нравится наш народ, наша земля, которую тысячи лет возделывали и берегли наши предки, и которая досталась нам от них как подарок, их мудрость о том, что где родился, там и пригодился.
— Как вам в таком молодом возрасте удалось добиться таких успехов?
— Мне — 37 лет, нормальный возраст, вполне зрелый. Мы живем в такое время, когда нам отовсюду предлагается огромное количество информации, которая никоим образом не определяет смысл нашего бытия. А мы боимся ее пропустить, потребляем в колоссальных количествах… Зачем? Жизнь человеческая просторна, огромна, богата возможностями, если не тратить ее на что ни попадя.
Источник: rus.ruvr.ru