Эдуарду Лимонову — 70 лет. Лимонова уже поздравили его соратники и идейные противники. Некоторые сотрудники редакции PublicPost тоже решили по-своему поздравить писателя: мы вспомнили, как читали его книги, ходили на «Стратегию-31», знакомились с ним, разочаровывались и не переставали спорить о нем.
Даниил Коломийчук
Эдуарду Лимонову — 70 лет. Лимонова уже поздравили его соратники и идейные противники. Некоторые сотрудники редакции PublicPost тоже решили по-своему поздравить писателя: мы вспомнили, как читали его книги, ходили на «Стратегию-31», знакомились с ним, разочаровывались и не переставали спорить о нем.
Даниил Коломийчук
У писателя Николая Островского был специальный трафарет для письма, он вкладывал в него чистый лист бумаги и в прорезях писал «Так закалялась сталь». Трафарет позволял строке не сбиваться и не съезжать вниз, контролировал руку. У писателя Лимонова такого трафарета нет, но на неразлинованном листе он пишет так, как если бы тот был расчерчен — твердо, размеренно, ни разу не закашивая строки. Помню это хорошо, потому что лично набрал много лимоновских текстов — он присылал их в редакцию написанными от руки, а не в виде файлов. В конце страницы обстоятельно помечал: «Э. Лимонов. Страница 1 из 4». Глядя на ровные, с энергичным нажимом буквы, как-то легко понималось, насколько сильно у пишущего развита воля.
Вот эта парадоксальность, в общем-то и удивляет: классическая писательская усидчивость и мятежная натура панка. Первая книга Лимонова, поразившая меня в самое сердце и, отчасти, сформировавшая меня как личность, это конечно «Дневник неудачника» — вдохновенный поэтический текст, полный настоящего отчаяния. И читать ее, как мне кажется, лучше в моменты, когда сам находишься на грани. Человек, пылающий на таком высоком градусе, обычно долго не живет — выгорает. Но Лимонов жив, вот, ему уже 70.
Об этом я тоже вспоминаю, когда не могу на что-нибудь решиться. Лимонов в свои 70 не боится выходить на площадь, хотя в эти годы, как мне кажется, многие поступки человека определяет уже не разум, а тело — которое, по идее, должно бояться, что его помнут, уронят, зажмут в давке. Всем бы так в его годы.
Аня Айвазян
Я никогда не любила Лимонова, мало что о нем знала и мало что хотела знать. И пришел Лимонов со своей историей, неграми, американскими бизнесменами и грязным сексом в мою жизнь неожиданно, в Париже. Где-то в декабре 2011 г. книжные Парижа наводнила книга Эмануэля Каррера «Лимонов». Говорили, что ему не хватило совсем чуть-чуть, чтобы получить главную французскую премию «Гонкур», зато Каррер отхватил-таки «Рэнодо» (французская литературная премия — прим.ред.). Надо признаться, что до «Лимонова» Каррера мало кто знал. Вот его мама правда известный персонаж во Франции — она важный специалист по истории России, приезжала даже в гости к Путину и, кажется, уехала от него в абсолютном восторге.
О Каррере после говорили все и везде. В моей группе в Сорбонне друзья-французы начали читать книгу и каждый день атаковали меня вопросами, правда ли то, правда ли се. Мне было нечего ответить. Я купила книгу — заплатила целых 20 евро — думала, ну вот, и я жертва французской русомании. 500-страничного «Лимонова» я прочитала чуть ли не за сутки. Лимонов, полученный через Каррера, стал для меня абсолютно трансконтинентальным — вот Лимонов прислуживает американскому миллиардеру и, кажется, мочится ему в чай (и я не представляю себе того боевого вождя Лимонова, который кому-то прислуживает, и тем более писает в чай).
Помнится, что меня по-настоящему поразило, так это Лимонов — кумир французских бобо (буржуазной богемы). Лимонов, со своим корявым акцентом, хулиганским босоногим прошлым, советской непосредственностью вдруг становится героем парижских интеллектуалов. Правда, после югославских подвигов французы от него быстро отвернулись. Но оказалось, что любовь французских интелло можно так же легко вернуть, как и потерять. Я тоже поддалась лимономании. С удовольствием, взахлеб всем рассказывала, как в России любят и ненавидят Лимонова, про Триумфалку, про его женщин, как будто у нас ничего кроме Лимонова и нет. Потом я вернулась в Москву и стала говорить о нем с разными людьми. Мой восторг разделяли единицы. Казалось, что для них Лимонов — это бутафорская «Стратегия-31», молодые девочки, которые вечно вьются вокруг него, слабые попытки старика перекричать тогда еще бодрый протест Болотной. Я совсем смешалась и перестала говорить о Лимонове вообще, чтобы не казаться залетной иностранкой, подбитой парижской литературной модой.
Правда, вот видела его недавно на Стратегии. Там он был сплошь седая голова, которую прикрывают несколько охранников, а потом заталкивают в автозак омоновцы. Какие там 70, Лимонов — это вечная молодость.
Закир Магомедов
С Лимоновым (вернее, с его творчеством) я столкнулся в 2006 году, когда нам, студентам 2 курса отделения журналистики Дагестанского госуниверситета, дали список книг по современной русской литературе. «Это я, Эдичка» Лимонова и «Москва-Петушки» Ерофеева, как сказал строгий препод, обязательны к прочтению.
Сокурсник Мага, который был шибко умным и разбирался в политической системе, сразу заявил, что читать националиста Лимонова не будет. «Дело ваше, но от этого будет зависеть оценка», — был краток преподаватель.
Вообще, Мага сделал рекламу Лимонову, т.к. полкурса все же бросилось читать, что же там такого написал «этот нацик». Почти все из них потом на паре заявляли, что мало того, что нас заставили читать националиста, так он еще и гомосексуалист.
Вслед за Лимоновым, полкурса отказалось читать и Ерофеева (мол, там алкоголизм пропагандируется). На экзамене, правда, многие из тех, кто ругал обоих писателей, получили хорошие оценки.
Алиса Иваницкая
Первое впечатление о Лимонове было неприятным. Осень 2010 года. Придуманная им «Стратегия-31» трещит по швам от того, что власти согласовали акцию, ограничив численность восемью сотнями участников (тогда был пик и приходило несколько тысяч). Людмила Алексеева и Лев Пономарев согласились, а Лимонов — нет. Он требовал митинга — без ограничения численности участников и с минимальным количеством полиции. В итоге — часть правозащитников пошла на согласованное мероприятие, Лимонов с соратниками умудрился провести на этой же Триумфальной площади несогласованное. ОМОН задерживал предельно жестко. Лимонова самого тащили по асфальту. Со стороны казалось совершенно глупым быть настолько бескомпромиссным. Со стороны казалось все это политически выгодным — самый радикальный радикал — Лимонов, как будто протест и есть сама цель, и ради этого можно пожертвовать безопасностью сторонников. Ведь если власть станет выполнять ст. 31 Конституции, то зачем и кому нужен был бы Лимонов? Поэтому нужно обострять…Я спросила его об этом на пресс-конференции. Ответа не помню. Помню лишь его выражение лица — оскорбленное — и интонацию, выдававшую уязвленное самолюбие — его в конце концов тогда явно не поняли.
Другой Лимонов — Лимонов-писатель заставил меня реветь навзрыд, видеть красоту там, где ее раньше не было, не сдаваться и не закрываться, идиотически верить в победу любви над безлюбым (его словечко) миром. «Это я, Эдичка!» в общем-то облегчил муки расставания с близким человеком. Читала и думала, что уже если такое можно пережить, что было у Лимонова, то мое горюшко вообще на пол-ложечки. А самая дорогая сцена этой книги — это Эдичка, играющий с маленькой девочкой, пытающийся ее рассмешить: «Дай-то Бог тебе счастья, зверек, — думал я, — только если счастья, то на всю жизнь, и не дай Бог познать счастья, а потом всю остальную жизнь жить в несчастье. Самые страшные муки». Я, как познавшая счастье, его долго ненавидела за эту фразу. За нее же и люблю.
Алексей Сочнев
В зал Центрального дома литераторов проходили тихо, свободных мест не было, на сцене восседал Владимир Жириновский, Александр Проханов, Алексей Митрофанов, Владимир Линдерман, Анатолий Тишин и другие. Виновника торжества не было. Он сидел в тюрьме. Это был первый день рождения в моей жизни, который я с товарищами встречал без виновника торжества. Хотя это не совсем правда. Между добрых и трогательных речей соратников, друзей, политиков был показан документальный фильм журналиста Александра Орлова «Снег» — фильм-интервью с Лимоновым, которое он дал в тюрьме города Саратов. С экрана с нами говорил Лимонов, которому в тот день стукнуло 60 лет. Вместо привычной куртки и костюма его украшала телогрейка. Бросились в глаза непривычно длинные его седые волосы, обычно он всегда коротко стрижен.
Этот фильм затмил всё в этот вечер. И стихи Лимонова в исполнении Владимира Епифанцева, и слова Жириновского, который назвал его современным Лениным, и даже неожиданный подарок Лимонову от Бориса Березовского, который презентовал Александр Андреевич Проханов — бутылку 60-ти летнего арманьяка 1943 года. Люди смотрели на яростные глаза Лимонова, улыбались и аплодировали его фразам. Не каждый политик, попав в заключение, сможет дать такое интервью. Когда фильм закончился, были долгие овации, многие аплодировали стоя. Это был лучший день рождения в моей жизни. В следующий раз я встретился с Эдуардом Лимоновым на Павелецком вокзале, когда он вернулся из тюрьмы города Энгельса в Москву. А сейчас, он еще в тюрьме и мы идем с товарищами мимо сталинской высотки на Красной Пресне в сторону Дома Советов, а в голове играет, словно наждак по коже, песня «Аукцыона» из фильма «Снег» и звучат слова Лимонова: «Люди моего поколения практически все вялые и ничего не создали, были не смелы в своих творениях, они неудачники. Поэтому их критика мне совершенно безразлична. За мной идут люди нового поколения, это самое важное».
Мила Дубровина
Брошенные жены, вездесущие нацболы, одержимые поклонницы, вечное противостояние с космонавтами на Триумфальной, роговые очки, субтильность, седая бородка — ни с чем таким Лимонов у меня не ассоциируется. Урок физики в 9 классе — вот что я вспоминаю каждый раз, когда слышу это слово Limonov — слово-заклинание, слово-бренд.
Мне 14, и я, что называется, трудный подросток. Вдобавок гуманитарий: игнорирую правила приличий, родителей и точные науки. Читаю круглыми сутками, пишу по 7 сочинений в неделю и ни о чем не могу думать, кроме литературы. «Это ужасная книга, отвратительная. Дочитал до негра — дальше не смог!» — искреннее советское возмущение отца сделало свое дело. Я взяла «Эдичку», сообразив, что дома читать это опасно.
Под черно-белой бумажной обложкой он, голый, ел на горячем балконе кислые советские щи, метался по малогабаритной американской дыре, проклинал любимую, уничтожал ее, топтал и увековечивал. Хотел признания, денег и любви — именно этого больше всего хочешь в 14. И я так же металась по страницам — вместе с ним — на каждом уроке, не могла выдохнуть, остановиться. До знаменитой сцены с негром дошла на уроке физики.
Удивительно не то, что тогда она меня растрогала — показалась нежной, пронзительной, тонкой, самой искренней из всех любовных сцен, что я успела прочитать к тому времени. Удивительно, что она кажется мне такой и теперь.
«Если вы (наш физик был интеллигентом) будете читать такие книги, вы заболеете», — он уже рядом с последней партой, под которой у меня на коленках книжка. Я не успеваю ее спрятать, достаю гордо, кладу на парту и демонстративно переворачиваю страницу.
А по физике в аттестат мне все-таки нарисовали четверку.
Ксения Бабич
Какие могут быть впечатления от Эдуарда Лимонова? Человека, который, не желал быть просто крупным русским писателем и поэтом и поэтому стал — русским политиком. Обычно, я его встречала только 31 числа у памятника Маяковского на Триумфальной, в окружении полиции. И было весьма необычно его видеть в неожиданной обстановке: читающем свои стихотворения в белом шатре на гламурном книжном фестивале. До последнего момента, ни организаторы, ни посетители, не были уверены, что он согласится на такой нетипичный для него шаг. Но пришлось поверить.
Лимонов появился вовремя, и как обычно с охраной: «Если бы не эти охранники, то вы бы приходили уже ко мне на могилу читать стихи». Впрочем Лимонов, кажется ко всему относится с иронией. Он читал свои стихи почти час, те которые ему показались подходящими: о любви, родине, подвалах и Пушкине.
У меня есть даже видео, хотя оказалось, что снимать это все было «не рекомендовано». Но все же.
Конечно, не было впечатления, что это были однозначно очень хорошие стихи, но после осталось впечатление, что это были стихи искреннего и неоднозначного человека. И всё.
Источник: publicpost.ru