Ольга Ростропович: «После папы на его виолончелях еще никто не играл»

Ольга Ростропович: «После папы на его виолончелях еще никто не играл»
Внукам великого музыканта пока понятнее Стинг, чем классика

Ольга Ростропович только что вернулась из Вашингтона, где прошли дни памяти ее великого отца. А скоро состоится крупный фестиваль в честь Мстислава Ростроповича в его родном Баку. О том, как вспоминают легендарного музыканта в разных странах, Ольга Мстиславовна рассказала «Труду-7».

Ростроповичу посвящают и звездные фестивали, и скромные музыкальные посиделки в каком-нибудь провинциальном городке. Что из этого вас тронуло особенно?

Внукам великого музыканта пока понятнее Стинг, чем классика

Ольга Ростропович только что вернулась из Вашингтона, где прошли дни памяти ее великого отца. А скоро состоится крупный фестиваль в честь Мстислава Ростроповича в его родном Баку. О том, как вспоминают легендарного музыканта в разных странах, Ольга Мстиславовна рассказала «Труду-7».

Ростроповичу посвящают и звездные фестивали, и скромные музыкальные посиделки в каком-нибудь провинциальном городке. Что из этого вас тронуло особенно?

Ольга Ростропович: «После папы на его виолончелях еще никто не играл»

— Все трогает. И когда узнаю, что где-нибудь в маленьком городе местные музыканты помянули папу. И когда руководство Азербайджана предлагает устроить грандиозный музыкальный праздник, на который приедут Юрий Башмет, Максим Венгеров, оркестр имени Верди из Италии — это состоится уже через месяц.

— Кажется, именем вашего отца даже назван самолет.

— Да, большой и очень красивый. Модель, правда, не помню. Это благодаря Валерию Окулову, руководителю знаменитой авиакомпании «Аэрофлот». Он очень дружил с папой. Однажды они летели вместе, и самолет назывался именем какого-то великого человека. Папа со своим характерным юмором стал подначивать Валерия: мол, что же ты моим именем самолет не назовешь? Тот объяснил: «Понимаешь, мы называем только именами умерших…»

— В недавнем интервью «Труду-7» ваша мама Галина Вишневская призналась: ей до сих пор не верится, что Мстислава Леопольдовича больше нет, все кажется, что вот-вот он вернется с гастролей.

— У всех абсолютно такое же ощущение. Мы в семье до сих пор по отношению к нему избегаем некоторых фраз — например, говорим «он ушел», а не… Ну вы понимаете. Вот только виолончели его стоят дома. Все четыре. Раньше хотя бы одна из них путешествовала вместе с ним.

— На них кто-то играет?

— После него — нет. Да и играть в нашем доме на виолончели могу только я.

— А почему вы не играете?

— 15 лет назад твердо решила закончить исполнительскую и преподавательскую карьеру. Я вышла замуж, нужно было быть рядом с супругом, воспитывать детей. Папа осудил меня за это решение, у нас с ним произошла, наверное, самая серьезная размолвка за всю жизнь. Он не мог себе представить, как можно изменить виолончели. Слава богу, потом мы восстановили отношения.

— Кто сделал шаг к примирению?

— Я. Так меня наставил мой духовник. Он сказал, что я не успокоюсь внутренне, пока не прощу. Я возражала: а если отец не прав? Он настаивал: все равно надо простить.

— Папа был жестким воспитателем?

— Очень. Нам с сестрой часто не верят, когда мы так говорим: для большинства людей он — душа нараспашку. Но от дочерей требовал строжайшего соблюдения дисциплины. Например, когда нас сажали за общий стол со взрослыми (а к родителям часто приходили самые знаменитые люди), то нам категорически запрещалось самовольно подавать реплики.

— На вид гораздо более строгим воспитателем, чем ваш папа, казалась мама.

— Как раз с мамой всегда можно было найти общий язык. А если у нее на носу спектакль — вообще красота. За два дня до «Аиды» она прекращала разговаривать — берегла голос.

— Бытует масса легенд, будто ваш отец мог заявиться в дом с едва знакомым человеком, которого только что повстречал на улице.

— Сколько угодно. Шесть лет назад мы приехали в Петербург, чтобы вместе встретить Новый год. Папа для торжественного случая нарядился в парадную форму почетного академика Франции — было у него такое звание. И вдруг вспомнил, что надо купить шампанское. Тут же, в чем был, вышел в магазин. Представляете себе зрелище?.. Человек, который стоял перед ним в очереди, не удержался и спросил: «Простите, ведь вы Ростропович?» Папа подтвердил. Тот продолжил: «Видите ли, я таксист. Четыре года назад в первомайский праздник я ехал по городу и вдруг увидел Галину Вишневскую, которая стояла с поднятой рукой. Я остановился, подвез ее. Но когда рассказал об этом дома, жена подняла крик: “Ты с получки напился и несешь чушь, всем известно, что они живут во Франции”. Понимаете, если я ей теперь расскажу, что видел в очереди за вином Ростроповича, да еще одетого в старинную мантию, она меня выгонит из дома. Поэтому прошу вас: поедемте со мной!» И папа согласился. Та женщина, открыв дверь, чуть в обморок не упала. Они посидели, а потом папа привез этого таксиста к нам. Ночевать, правда, его не оставили. Это уже было выше маминых сил. В доме и без того постоянно кто-то гостил.

— Вы сказали, у вас бывали самые знаменитые люди.

— Солженицын у нас какое-то время просто жил. В углу дачного участка стоял столик, он там работал. По вечерам приходил к нам пить чай. Часто родителей навещал Шостакович. Наши дачи были рядом, и обычно мы вместе встречали Новый год. Начинали у нас, продолжали у Шостаковича, а на десерт шли к академику Доллежалю. Запомнилось, что Шостакович удивительно быстро говорил. И еще была у него особенность: за столом почему-то не выносил разговоров о еде. Вообще не любил долго рассиживаться: «Поели-попили — пора по домам!» Он считал, что беседовать можно и во время прогулки. Для нас эта его фраза стала поговоркой. Когда пора завершать застолье, кто-нибудь обязательно говорит: «Поели-попили — пора по домам!»

— В отличие от Шостаковича ваш папа был гурманом?

— Да, ему нравилась китайская, японская еда, но можно было привести его в восторг и обыкновенными русскими голубцами. Водка с селедочкой также шли очень хорошо, особенно на даче с рабочими, иногда прямо с утра. Каждый из них тут же становился папиным другом и братом. Он их угощал — думал, они будут лучше и быстрее работать. В результате вышло наоборот: им не хотелось нас покидать, и дом строился 12 лет. Зато когда нас изгнали из Советского Союза, один из этих рабочих, каменщик Василий Адамыч, который клал нам камин, все 16 лет нашего отсутствия раз в неделю по выходным наведывался в этот дом (там жила папина сестра), смотрел, что нуждается в починке, и поправлял. Никто его об этом не просил — сам делал. Папа был восхищен вот этой простой русской земной преданностью. И это в то время, когда многие, казалось бы, куда более близкие родителям люди от нас отвернулись.

— Все мы стоим на плечах своих родителей. Может быть, вы в чем-то мудрее, сильнее их?

— Ни в чем. Мудрее и сильнее их быть невозможно. Я даже не говорю об уровне их таланта — но взять хотя бы эту папину способность чувствовать себя своим в любой среде — от работяг до монархов. А его потрясающая техническая интуиция!.. Он любую вещь мог починить — от приемника до автомобиля. Не потому что специально изучал, а просто мыслил логически: вот здесь извилина — значит, она должна совпасть с этой загогулиной. Иногда просил меня выполнить какую-то простую работу, например, починить лампу, и поражался, даже сердился, если я оказывалась не в состоянии: «Да чего же тут непонятного? Вот это — сюда, а то — туда». Ну а если говорить о маме, то меня не может не восхищать ее невероятная красота. Ее чувство справедливости. Она очень добрый человек, при этом отношение к миру у нее черно-белое. Если она вас полюбит, то многое вам простит. Хотя скажет о ваших недостатках сразу же. А уж если не полюбит, тем более все сразу станет ясно. Она не умеет кривить душой.

— Вы в прошлом году не пробовали отговорить маму продавать семейную художественную коллекцию?

— Так даже вопрос не стоял. Решение о продаже принималось еще при папе, ими обоими совместно, и мы его поддержали. А лучшего места для этого собрания, чем Константиновский дворец, не придумать. Мы с мамой ездили туда на открытие экспозиции. По-моему, все вышло очень красиво и достойно.

— У вашей семьи благодаря известности папы и мамы добрые отношения с несколькими монаршими домами.

— Да, нас приглашали князь Монако Ренье III и принцесса Грейс Келли еще в 74-м году, потом Грейс приезжала к нам в Париж, делилась со мной некоторыми своими проблемами. Не все могу вам рассказать, но она, голливудская звезда 50-х, говорила о том, насколько нелегок был выбор, который ей пришлось сделать из-за любви к князю и детям, полностью отказавшись от любимой профессии. Она была творческим человеком и очень жалела о прерванной актерской карьере.

— Княжеские дети общались с вами наравне?

— Абсолютно. И Альберт, и его сестры. Помню, Стефани увлекалась гимнастикой, и ее мама построила для нее специальную комнату с кучей спортивных снарядов. Мы как-то вместе катались на водных лыжах. Кэролайн вызывала наше восхищение тем, что свободно говорила на пяти языках. Папа нас с сестрой Леной стыдил: вот с кого надо брать пример! Мы обижались и отвечали: если бы мы росли в таких условиях, как Кэролайн…

— Не так давно в Москву приезжала королева Испании София.

— Да, она захотела побыть с нами на первом дне рождения папы, который прошел без него. Попросила сводить ее на Новодевичье. Туда отправились всей семьей, пошла и королева София со своей сестрой Иреной. Долго стояли у папиной могилы. Потом прогулялись. Она все просила перевести ей надписи: кто здесь похоронен, а кто там. Славка, мой 12-летний сын, ее развеселил: «Скажите, пожалуйста, для вас не был утомительным такой долгий полет?» Она ответила, что нет. Он тогда заметил: «Ах да, я забыл, что вы не летаете регулярными рейсами». Королева возразила, что прилетела самым обычным рейсом из Мадрида, это ведь был неофициальный визит. И вот это качество как раз очень сближало моих родителей с королевской семьей — их необычайная простота в отношениях.

— Вашим сыновьям передались музыкальные таланты ваших родителей?

— Боюсь, что нет. Старший, Олег, любит делать эти ужасные вещи… Рап, я правильно говорю?

— У нас говорят — рэп. И почему же ужасные? Есть рэп коммерческий, а есть настоящая рэп-поэзия.

— Возможно. Он это здорово умеет. Только дай какую-нибудь фразу — подхватит, нач-нет импровизировать, и уже не остановишь.

— На каком языке?

— На английском. Но пластинки у него есть на разных языках — из России в том числе. Русский рэп он хорошо знает. А Славка любит ему ритм подстукивать.

— Однако ваша мама в интервью «Труду-7» жаловалась, что внуки по-русски практически не говорят.

— Так оно и есть. Понимают почти все, а вот говорить им трудно — все-таки они выросли в Америке.

— Но рассказывают, будто недавно ваш старший повздорил с одноклассником и обругал его вполне по-русски.

— Да, он ему сказал: «Ты коммунист!» Тот понял и очень обиделся.

— Внуки Ростроповича отдают себе отчет в том, кем был их дедушка?

— Как кем? Дедушкой, который любил их. И они его любили. Но то, что он был великим человеком, по-моему, до последнего времени не вполне понимали. Для них Стинг и Элтон Джон — пока более музыкально значимые личности.

— А у Лены кто подрастает?

— У нее четверо замечательных детей. Старший, Иван, обучается медицине. Сергей собирается поступать в Нью-Йоркский университет, чтобы стать кинорежиссером. Настасья замечательно рисует и хочет учиться в Париже. Сандро еще школьник, сам научился играть на рояле и вполне прилично исполняет сонаты Моцарта. Но они в душе скорее французы, чем русские.

— Где вы теперь проводите больше времени — в России или Америке?

— До недавних лет жила в основном в Нью-Йорке. Но после того как мама осталась без папы, а я возглавила Фонд Ростроповича, конечно, большую часть времени провожу в Москве. К тому же у моего супруга здесь вся жизнь, работа. Хочется побольше быть с близкими.

— Какой папин завет вам вспоминается чаще всего?

— Он давал столько мудрых советов в самых разных ситуациях: ехать или нет на гастроли, как составить ту или иную программу… И всегда оказывался прав. Но одна его фраза постоянно звучит у меня в голове. Ему самому, тогда совсем молодому, это сказал великий композитор Прокофьев: жить надо так, будто идешь по тоннелю с фонариком в вытянутой руке — стремишься к свету, но никогда его не достигнешь.

НАШЕ ДОСЬЕ

Ольга Ростропович. Виолончелистка, президент Международного благотворительного фонда Ростроповича.

Родилась в Москве в семье виолончелиста Мстислава Ростроповича и певицы Галины Вишневской. Вместе с родителями, высланными из СССР в 1974 году за диссидентскую деятельность, покинула страну. Окончила Джульярдскую высшую музыкальную школу в Нью-Йорке, в которой затем преподавала. От второго брака с Алафом Геран-Гермесом (совладельцем корпорации «Гермес») имеет двоих сыновей — Олега (род.в 1992-м) и Мстислава (род. в 1995-м). Живет в Нью-Йорке и Москве.

Источник: trud.ru

Добавить комментарий