Сегодня и ежедневно. К годовщине смерти Галича

Сегодня и ежедневно. К годовщине смерти Галича
Тридцать пять лет назад умер Александр Галич — погиб от удара электрического тока в своей квартире в Париже, когда устанавливал музыкальную аппаратуру.
Мы до сих пор не знаем, что там произошло — несчастный случай или убийство. Я помню, как в 93 году в Мюнхене ныне покойный режиссер-документалист Василий Катанян рассказывал о Галиче (они дружили), цитировал песни и байки — и закончил неизбежным: «Что это было — кто ж знает…»
С этим «кто ж знает» приходится жить. И это довольно мучительно.

Тридцать пять лет назад умер Александр Галич — погиб от удара электрического тока в своей квартире в Париже, когда устанавливал музыкальную аппаратуру.
Мы до сих пор не знаем, что там произошло — несчастный случай или убийство. Я помню, как в 93 году в Мюнхене ныне покойный режиссер-документалист Василий Катанян рассказывал о Галиче (они дружили), цитировал песни и байки — и закончил неизбежным: «Что это было — кто ж знает…»
С этим «кто ж знает» приходится жить. И это довольно мучительно.

Сегодня и ежедневно. К годовщине смерти Галича

Галич эмигрировал в 74 году и с этого же времени работал на радио Свобода, вел радиодневник; он вспоминал истории создания своих песен, а потом пел их, рассказывал о гастролях и встречах, комментировал происходящее в Союзе.

Вот его знаменитая песня в довольно известной записи от 12 октября 1974 года.

И еще одна запись 23 ноября 1974 года

А вот запись более поздняя и менее известная: Галич рассказывает о своей поездке в Италию:

И еще одна, совсем незадолго до смерти: Галич читает советские газеты.

В 1993 году на разоблачительно-исповедальной конференции «КГБ: вчера, сегодня, завтра» бывший генерал КГБ Олег Калугин, многократно каявшийся и приоткрывавший завесы тайн Лубянки, говорил, что у КГБ было два основных врага: внутренний — Андрей Дмитриевич Сахаров и внешний — радиостанция Свобода. Нетрудно предположить, что Галич с его обаянием, харизмой и едкостью, Галич, регулярно выходящий в эфир и не сдерживающийся в оценках, был для КГБ врагом не меньшим.
И конечно, после смерти Галича при невыясненных обстоятельствах у родственников его, друзей и еще у очень многих людей были основания сомневаться, подозревать, не верить. Но это было именно ощущение — не доказательство.

Я слушаю запись программы Ивана Толстого «Мифы и репутации» от 16 декабря 2007 года, подготовленную к тридцатилетю со дня смерти Галича; там звучит реплика поэта и переводчика, друга Галича Василия Бетаки:
“Мы с Максимовым через пятнадцать минут (после смерти Галича — А. Н.) были там, там находилась пожарная команда, которая, кстати, напротив располагалась на его же улице, и врач-реаниматор, который показал нам, во-первых, черные полосы на ладонях, а во-вторых, плоскогубцы, которые валялись рядом с антенной. Все это было нетронуто до прихода следователя. То есть врач изложил нормальную штуку: Галич хотел включить купленную в этот день антенну, не дождался никого из нас, кто вообще хоть чуть-чуть понимает — он в технике ничего не понимал и руками не умел работать абсолютно, вусмерть… Дело в том, что вилка это антенны была более широкая, рассчитанная на другие отверстия, не на обычные. И такое гнездо в этой системе музыкальной — он ее за несколько дней до того купил — было одно, Галич его не заметил. Он видит, вилка не лезет в гнездо… Вот как объяснил врач: он взял плоскогубцы и эти самые шпеньки этой вилки стал сжимать и все-таки воткнул в какое-то гнездо, которое было под током. А потом взялся двумя руками за рога антенны двурогой, как это обычно делается, и стал ее поворачивать, регулировать и так далее. Вот вам и удар током, и полосы на руках…”

То есть друг и коллега Галича уверен в том, что 15 декабря 77 года произошел несчастный случай. Беру книгу Михаила Аронова «Александр Галич. Полная биография», вышедшую около года назад в издательстве НЛО — автор, исследовавший обстоятельства гибели Галича, приходит к совсем другим выводам. Звоню Аронову: на вопрос про отношения Галича с техникой, он отвечает впечатляющим количеством цитат:

— Я могу зачитать свидетельства, которые доказывают, что Галич в технике разбирался хорошо. Вот, скажем, Израиль Клейнер, сотрудник радиостанции Свобода, пишет в воспоминаниях: «Я обратил внимание на стоящий на столе разобранный телевизор. Это меня удивило, но потом коллеги из русской редакции „Свободы“ сказали мне, что у Галича странное хобби — он ремонтирует телевизоры для своих друзей и делает это вполне профессионально…» Филолог и переводчик Ефим Эткинд: «Я не могу поверить, чтобы Саша Галич, который так хорошо знал именно эту технику — проигрыватели, магнитофоны, — чтобы он вдруг воткнул антенну в сеть и схватился за нее руками…»
Петр Акарьин, который встречался с Галичем на венецианской бьеннале, вспоминает: “…он заговорил о радио, о том, что обожает всякую электронную технику, что это увлечение просто переходит в психоз, что нет большего удовольствия для него, чем возиться с магнитофоном, проигрывателем, приемником…”; Мария Розанова, жена Андрея Синявского: «Галич всю жизнь увлекался музыкой, радио, возился с радиоприемниками, транзисторами, проигрывателями…»; Павел Леонидов, троюродный дядя Владимира Высоцкого и знакомый Галича: «Галич обожал радиоаппаратуру и покупал самые разные заграничные модели лет двадцать-тридцать. Скорее тридцать. Он мог что угодно из радиодел собрать, разобрать, починить, поломать. Он почти профессионалом был со всеми этими радиоштуковинами…» Ну вот. Я думаю, что этого вполне достаточно, чтобы убедиться, что Галич вполне профессионально разбирался в радиотехнике.

Эти воспоминания впечатляют, но сами по себе доказательством не являются. Аронов продолжает:

— Есть важное свидетельство Андрея Дмитриевича Сахарова. 30 октября 76 года в интервью норвежскому корреспонденту он сказал, что в конце декабря 75 года мать Галича Фанни Борисовна получила по почте письмо с одной фразой: «Принято решение убить вашего сына Александра».
Дальше. 13 января 76 года газета «Правда» публикует первую разгромную статью, посвященную радиостанции Свобода — с упоминанием Галича. Статья называлась «Вопреки интересам разрядки: радиодиверсанты империализма». Эта статья положила начало газетной травле Галича, которая длилась около полутора лет и закончилась примерно в июне-июле 77 года. Дальше следует перерыв, в декабре 77 года Галич погибает в результате якобы несчастного случая. Я подробно это излагаю, потому что это методика, которая применялась КГБ постоянно. Не только в случае с Галичем.

В разговоре Аронов не может полностью воспроизвести главу из своей книги под названием «Что случилось 15 декабря 1977 года», а там он подробнейшим образом анализирует исторический контекст, разбирая великое множество диверсий КГБ по отношению к «неугодным». Убийства Константина Богатырева, Юрия Домбровского, Василия Шукшина, Зои Федоровой, Евгения Рухина, Виктора Попкова, отца Александра Меня, Брониса Лауринавичюса; покушения на Владимира Войновича, Андрея Сахарова, Александра Солженицына, Дмитрия Лихачева, Серену Витали, Жоржа Нива — ничтожная часть списка — известного и от этого не теряющего своей чудовищности. Характерный почерк прослеживается во всех подобных делах: записки с угрозами, газетная травля, приписывание своих деяний любым антисоветским организациям, среди прочих методов «нейтрализации»— убийство с помощью электрического тока.
Картина объемная и убедительнее некуда — но все равно: пока это не доказательство. Аронов рассказывает дальше:

— После смерти Галича советская пресса долго молчала — ждали, какая будет реакция у мировой общественности. А поскольку мировая общественность, конечно, обвинила в этой смерти КГБ, то в Кремле решили принять меры. И в апреле 78 года в газете «Неделя» — это приложение к «Известиям» — появилась разгромная статья «Это случилось на Свободе». Ее авторы — некие С. Григорьев и Ф. Шубин, которых я идентифицировал как сотрудников КГБ Леонида Колосова и Вадима Кассиса, поскольку эта статья через год вошла в одну из книг Колосова «Голоса с чужого берега» и в книге получила название «Странная смерть барда». Это был старт — после этой статьи появился шквал других публикаций, в которых Галича поносили и приписывали его смерть ЦРУ. И вот кроме Галича я хотел бы упомянуть еще один случай — Андрея Амальрика, советского диссидента. В 75 году он эмигрировал во Францию, а 12 ноября 80 года погиб якобы в результате автомобильной аварии. Он ехал из Франции в Мадрид, на узком шоссе его машина столкнулась с грузовиком. Борт этого грузовика был обшит железными полосками, одна из них пробила окно машины, в которой ехал Амальрик, и вонзилась ему в сонную артерию. Он погиб на месте. Через два месяца в московской газете New Times, которая издавалась для иностранцев, появилась статья That car crash. Ее авторы — никому не известные Л. Азов и В. Барсов, в которых безошибочно угадываются те же Колосов и Кассис.
— Вы это определяете как — по стилистике? — спрашиваю я.
— Да, стилистика совпадает буквально, речевые обороты один к одному. Несложный филологический анализ. В этой статье они приписывают гибель Амальрика западным спецслужбам. Они выдумывают, что однажды Амальрик негативно высказался о председателе исполнительного бюро НТС Евгении Романове, и тот обещал отомстить. И дальше они подводят читателя к той мысли, что Романов убил Амальрика. Те же люди, та же методика. И здесь я хочу процитировать еще одну важную фразу, ее приводит в одной из своих статей политолог Дмитрий Шушарин — во время перестройки он беседовал с неким чиновником, который удивлялся фразе своего коллеги, более крупного чина из Пятого управления КГБ: «Нейтрализация Галича и Амальрика — наше большое достижение». Нейтрализация на языке КГБ — это убийство. А литератор Василий Пригодич вспоминал о своем разговоре с одним полковником КГБ — разговор состоялся примерно через неделю после гибели Галича. И этот полковник сказал ему, что это было убийство. Что в отсутствие Галича чекисты проникли в его квартиру, перебросили напряжение на гнездо антенны, и Галич был убит.

Слово «нейтрализация» в таком исполнении действительно не может трактоваться двояко. Но с другой стороны, анонимные источники, свидетельства из третьих рук — все то же тяжелое ощущение: ну да, все ясно, но можно ли что-то утверждать? В нашем разговоре Аронов дает эти примеры, а в книге его их гораздо больше; среди многого прочего, он приводит историю, рассказанную дочерью Галича, Аленой Архангельской: в 2008 году к ней пришел какой-то опустивший тип, из бывших сотрудников КГБ, и поведал, что в 70-х в ЦК были две группировки — одна ратовала за нейтрализацию Галича, другая выступала за его возвращение в Союз. Вероятно, пишет Аронов, решение об убийстве было принято в 75 году (записка матери Галича с угрозой пришла в конце 75-го), но для подстраховки был запущен и второй вариант — с возвращением поэта на родину. Особая красота ситуации в том, что в Париж в «творческую командировку» (то есть, с заданием уговорить Галича вернуться) поехал вышеупомянутый Леонид Колосов. Он подоспел ровно к гибели Галича (опоздал на три дня), поговорил с его вдовой Ангелиной Николаевной и объяснялся ей в любви к песням ее мужа.
Все складывается. Совпадения не оставляют сомнений. Гэбэшники работают стилистически узнаваемо. Но общее мучительное ощущение «ну все ясно же!» требует какого-то железного документального подтверждения, а его нет. Аронов пишет, что для того, чтобы прояснить детали, нужно идти в архив ФСБ и французской полиции.

— Я в архив ФСБ решил не обращаться. Я был уверен, что они никогда не выдадут дело диссидента, ими же убитого. Представьте себе ситуацию: немецкий следователь приходит в архив продолжающего свою деятельность гестапо и говорит: где у вас тут материалы по газовым печам? Что касается архива французской полиции — дело Галича засекречено на пятьдесят лет, до 2027 года.

Мы прощаемся с Ароновым, я вешаю трубку и вспоминаю свой почти уже двадцатилетней давности разговор с Катаняном и грустный рефрен «кто ж знает…» Я могу сколько угодно досадовать на историка, решившего ограничиться только открытыми источниками, и в то же время понимаю его как никто: прошлое наткнется на настоящее. Мы застряли на какой-то странной точке — и чем глубже погружение в историю вопроса, тем сложнее смириться с тем, что мы вроде бы очень немало уже изучили, но по-прежнему ничего не знаем. Мне нужно знать, как погиб Галич, не потому что я что-то новое пойму про комитет госбезопасности. Мое мнение о нем вряд ли изменится — вне зависимости от того, имеет он отношение к этой смерти или нет. Мне нужно знать, как умер Галич, потому что невозможность это установить — плохой симптом моего времени, а вернее — его диагноз-приговор.

Это последняя песня Галича: он записал ее за четыре часа до смерти, в студии радио Свобода. Петь не хотел — был не в голосе, но решил попробовать, наиграть. Анатолий Шагинян потихоньку нажал на кнопку записи. Так сохранилась эта песня.

Здесь — запись программы Ивана Толстого «Мифы и репутации» памяти Галича — вышедшая в день тридцатилетия со дня смерти поэта.

Источник: svoboda.org

Добавить комментарий