Запад как образец

Запад как образец
Мне стали слишком малы Твои тертые джинсы Нас так долго учили Любить твои запретные плоды

«Наутилус Помпилиус»

Песня «Наутилуса» называется «Прощальное письмо», но более известна по первым словам припева «Гуд бай Америка». Огромные московские демонстрации начала 1990 года за отмену 6-й статьи советской Конституции (о «руководящей и направляющей роли» компартии) были бы невозможны без людей, слушавших «битлов» и восхищавшихся абстрактной живописью.

Мне стали слишком малы Твои тертые джинсы Нас так долго учили Любить твои запретные плоды

«Наутилус Помпилиус»

Песня «Наутилуса» называется «Прощальное письмо», но более известна по первым словам припева «Гуд бай Америка». Огромные московские демонстрации начала 1990 года за отмену 6-й статьи советской Конституции (о «руководящей и направляющей роли» компартии) были бы невозможны без людей, слушавших «битлов» и восхищавшихся абстрактной живописью.

Запад как образец

Значительная часть советских людей брежневского периода были «двойниками». Снаружи — лояльность официальной идеологии, аккуратное посещение профсоюзных (а то и партийных — если был партбилет в кармане) собраний, регулярная сдача денег в Фонд мира. Впрочем, слишком демонстративная «идейность» тоже общественно не одобрялась — за ней нередко скрывался обыкновенный карьеризм. А внутри был сложный и плюралистичный мир, в котором у разных людей важнейшее место занимали либо религия, либо йога, либо джаз, либо рок. И многое другое, чего власть контролировать не могла.

Немалую роль в этом внутреннем мире играл Запад, информация о котором просачивалась, несмотря на массу ограничений. Советские люди узнавали о жизни за границей не только из «голосов», которые нередко активно глушились. Немало информации можно было почерпнуть из еженедельной телепрограммы «Международная панорама» и ежедневной «Сегодня в мире», в которых выступали такие мэтры политической журналистики как Бовин и Цветов. Безусловно, в их сюжетах была немалая идеологическая составляющая, но граждане СССР имели большой опыт ее «отсеивания». Международные разделы советских газет пользовались большей популярностью, чем официальные «передовицы».

В кинотеатрах выстраивались очереди в кассы на западные фильмы. Их закупали немного — и требовалось обоснование, чтобы получить разрешение на покупку от идеологических инстанций. Таковым нередко были «прогрессивность» режиссера или социальные мотивы разоблачения капиталистических язв. Но обычно это была пустая формальность для цензуры — а миллионы советских людей получали возможность краем глаза посмотреть на другую жизнь, которую они иначе не могли увидеть. И даже если затем в газетах появлялись статьи, объясняющие, что большая и прилично обставленная квартира рабочего или ученого, показанная в фильме — это пропагандистские выдумки — то этим публикациям обычно не слишком доверяли.

Западная музыка все более выигрывала конкуренцию в борьбе за симпатии молодежи из интеллигентных семей с официальной советской эстрадой (к которой, разумеется, не относились популярнейшие Высоцкий и Окуджава). В школах говорили о достоинствах картин передвижников, но дети советского среднего класса все больше интересовались Пикассо (тем более, что он придумал голубя мира и, следовательно, был разрешен) и запретным Дали.

Разумеется, был и материальный аспект — посредством тех счастливцев, которые смогли попасть на Запад, в СССР появлялась современная западная бытовая техника и модная одежда. Советские люди, выезжая за границу, экономили на всем (даже еду брали с собой), лишь бы сохранить драгоценную валюту для покупки дубленки или магнитофона.

В такую потребительскую гонку была, разумеется, вовлечена и элита, далекая от раннебольшевистского аскетизма. Вспомним рязановский фильм «Гараж», когда жена рядового сотрудника института обвиняет заместителя директора не только в незаслуженной поездке на Запад (научный доклад написал ее муж), но и в привозе оттуда магнитофона. Если учесть, что официальная идеология осуждала потребительство как «мещанство», недостойное советского человека, то подобные истории дискредитировали власть больше, чем обвинения о нарушениях прав человека, исходившие от западных «голосов».

Советским властям не удалось создать конкурентоспособной альтернативы Западу. В материальном плане — потому что огромные средства направлялись на гонку вооружений, которую в конце концов экономика СССР не выдержала. В плане идейном — не в последнюю очередь из-за косности отвечавших за идеологическую работу деятелей, которые поощряли привычную стилистику их молодости, не понимая, что новым поколениям нужны свежие ритмы. Что же до их подчиненных, то многим из них было свойственно то же двоемыслие, что и другим представителям среднего класса. Некоторые из них научились успешно преодолевать цензурные ограничения, продвигая в СССР западное искусство.

Таким образом, советский образ жизни перестал восприниматься как ценность и норма. Напротив, чем дальше, тем больше он выглядел в глазах среднего класса аномалией. Размывание внутренней лояльности режиму наиболее активных и ресурсных общественных слоев способствовало его эрозии, а затем и краху — и вместе с ним рухнул СССР, у которого в конце 1991 года не нашлось защитников. Безусловно, у распада Союза было много причин, но восприятие Запада как образца значительной частью общества сыграло в нем немалую роль.

Советское «западничество» было во многом наивным, лишенным непосредственного опыта, который бы скорректировал многие оценки. Уже в годы перестройки многие мечтали о заимствованном с абстрактного Запада социальном строе, в котором бы объединились американский рынок, шведский социализм и японские темпы роста.

Жизнь жестоко посмеялась над многими идеалистами — в результате советский средний класс распался, и бывшие профессора в короткое время стали бедняками. В то же время те «западники», которые показали себя жесткими прагматиками, нередко делали успешную карьеру: одни из них стали «олигархами», другие — видными политиками, третьи — «звездами» культуры. «Шоковая» социальная дифференциация способствовала тому, что советское «западничество» закончилось как общественный феномен. Одни его адепты разочаровались в своих взглядах, другие, напротив, укрепились в сознании своей правоты. Но это была уже другая жизнь.

Источник: rus.ruvr.ru

Добавить комментарий