«A capella по-русски» — так называется книга, которая недавно вышла из-под пера нашей сегодняшней героини проекта «Окно в Россию». Именно так я бы назвала ее жизнь в Германии. Иногда, когда берешь интервью, поражаешься, что приходится пережить нашим героям и на родине, и на чужбине, как из ничего они превращаются в достойных людей, сколько сил и воли надо иметь, чтобы через все это пройти. Такова и Раиса Шиллимат… Знакомьтесь!
«A capella по-русски» — так называется книга, которая недавно вышла из-под пера нашей сегодняшней героини проекта «Окно в Россию». Именно так я бы назвала ее жизнь в Германии. Иногда, когда берешь интервью, поражаешься, что приходится пережить нашим героям и на родине, и на чужбине, как из ничего они превращаются в достойных людей, сколько сил и воли надо иметь, чтобы через все это пройти. Такова и Раиса Шиллимат… Знакомьтесь!
Profile: Раиса Шиллимат, пишет, переводит, на досуге не упускает случая щёлкнуть затвором фотоаппарата, в Германии с 1995 года.
— Раиса, прежде всего, расскажите, откуда Вы родом, как проходила Ваша жизнь до отъезда в Германию?
— По моему произношению сразу слышно, что я южанка. Родилась на Кубани, в историческом месте. По преданию, во время своего крымского похода фельдмаршал Суворов подавал именно там в третий раз знак к выступлению таким оригинальным способом, как имитация крика петуха. Раньше оно красиво называлось хутором Третья Речка Кочеты, а потом, в шестидесятые годы, кому-то захотелось переименовать село в Суворовское. Но жить там мне не пришлось, во младенчестве меня привезли в чудесное место — Туапсинский район, и моё детство и ранняя юность прошли в горах исторической Шапсугии — это моя малая Родина, поэтому считаю себя не по крови, но горянкой. Ну, а потом жила в Адыгее — в Майкопе.
Какой был багаж? Мне было без малого сорок шесть лет, в кармане два диплома — Сыктывкарского училища искусств и Майкопского пединститута. Трудовую книжку, видимо, как документ особо секретный, вывезти с собой запретили, а в ней был зафиксирован двадцатилетний трудовой стаж.
Меня некому было содержать, поэтому работать начала в шестнадцать, одновременно училась в школе рабочей молодёжи. Какое было неимоверно трудное, но золотое время — юность! После школы мои мечты стать физиком не осуществились: меня резко качнуло в сторону музыки и русской филологии. Потом было замужество, рождение двух дочерей.
Кем работала? — проще будет назвать, кем не работала. Зарплаты мужа не хватало, поэтому и разборчивой быть не приходилось: при каком предприятии был детский сад, туда и шла. Чтобы хоть как-то остаться на плаву, уехали на север, в Коми АССР, в Вуктыл, и достаточно долго там жили в молодёжном городе газовиков. Но с работой сложно было и там. Когда дети подросли, а зависимости от мест в детском саду не стало, появилась возможность работать по специальности. Работала в школе, в домах пионеров и домах культуры, но с началом кошмара 90-х всякая нормальная работа за компанию с нормальной жизнью, полетели в тартарары.
— Что стало причиной Вашего отъезда в Германию? Легко ли далось Вам это решение?
— Такие решения легко не даются. Тому предшествовали драматические события личного масштаба, которые наложились на коллизии, происходившие в государстве. К тому времени наша семья вернулась на юг, в Майкоп, и здесь наш с мужем двадцатилетний брак благополучно распался. Работы не было совсем, хоть наизнанку вывернись, люди вдруг стали «предприимчивыми» до безжалостности и бессовестности, на улицах постреливали, в воздухе висела агрессия. Женщинам даже днём через городской парк было небезопасно ходить, а мы жили как раз недалеко от парка. Коллективизм, взаимопомощь, доброта — всё, чем жил и был силён народ до этого времени, словно ушло куда-то в подполье.
Состояние полной беззащитности усугубило случившееся несчастье. Моя семнадцатилетняя дочь попала в больницу с приступом аппендицита. Что здесь особенного? Операция прошла нормально, но когда я пришла в день выписки забирать её домой, нашла дочку в полуживом состоянии. Едва открыв глаза, она прошептала: «Мама, у меня страшно болит голова». Оказалось, что лежит она так с вечера, шевельнуться не может, ни один врач её не смотрел. Я начала бить во все колокола, но ответ был у всех один: «Мамаша, не устраивайте истерик, ничего не знаем. К операции претензии есть? Нет? До свиданья! Не наша больная. Мы отвечаем за аппендицит, остальное нас не интересует, забирайте домой». На вопрос, как можно нетранспортабельного человека, почти ребёнка, выкидывать из больницы, мне твердили одно и то же: берите такси и увозите, а уж потом вызывайте скорую помощь. Казалось, я схожу с ума. Помчалась к главврачу. Что я ему кричала, не помню, в конце концов, кинулась на него с кулаками. Наконец-то внял, лично приказал обследовать девочку. Пришли специалисты из соседнего же корпуса, обследовали, взяли пункцию (кстати, неудачно, последствия чувствуются до сих пор): кровоизлияние в мозг. Тут же перевезли к себе, в неврологию. Потом был месяц в больнице, я не выходила из палаты — это отдельный сценарий для фильма ужасов. Дорогущие лекарства нужно было доставать за сумасшедшие деньги, которых неоткуда было взять. Разве это не толчок к принятию решения?..
— После всего, что Вам пришлось пережить, интересны Ваши впечатления о Германии, Ваше самочувствие в новой стране, в новых условиях?
— Впечатлений было море — хороших и не очень, неизвестно, каких больше. Единственно, чего не было — розовых очков. Когда приезжаешь в чужую страну, видишь только то, что лежит на поверхности, или то, что хочешь видеть. Германия не просто красивая, она ухоженная, спокойная и уютная. Поэтому по приезде у многих создаётся впечатление, что это страна молочных рек и кисельных берегов, а это не так. Здесь всё довольно жёстко регламентировано. Только по прошествии времени, когда перестаёшь ощущать себя гостем, иногда сталкиваешься с такими вещами, о которых даже подозревать не мог. Очень важный фактор здесь — тесное общение с местным (не очень открытым) населением. Если его нет, то можешь топтать эти улицы десятки лет, осведомлённее не станешь, будешь всего лишь сторонним наблюдателем. Меня всегда умиляют наши наезжающие — командировочные и прочие, особенно колоритны залётные профессора, которые прочитают пару лекций в Германии — и уже эксперты по всем вопросам, касающихся этой страны.
Первое, что удивило здесь по приезде — доброжелательные, улыбающиеся люди, здороваются друг с другом даже в лифте, с продавцом в магазине, с водителем в автобусе. А я с грустью вспоминала детские анекдоты про деревенщину Дуньку, которая ехала на телеге по городу и со всеми здоровалась. Значит, когда-то это было принято и у нас? Второе, чего я не поняла — то ли я уехала с Кавказа, куда в то время хлынули турецкие адыги, или я туда приехала?
Третье, что меня поразило — полные магазины самых разных продуктов, а продавца не видно, когда у нас в то время за каждым совершенно голым прилавком неизвестно зачем сфинксом стояла продавщица.
— Для того, чтобы как-то освоиться в новой стране необходимо знать язык. Как у Вас было с немецким?
— Немецкий язык — вот это настоящий шок! В школе я его учила, но от тех (и так невеликих) знаний остались рожки да ножки. Если простейшие написанные предложения я могла прочесть и понять, то на слух не воспринимала язык вообще. Никак. Дело осложнялось еще и тем, что артикуляционный аппарат в этом возрасте уже далёк от пластичности, связки не хотели воспроизводить даже нечто похожее на немецкие звуки, а мой сильный русский акцент у некоторых особо чувствительных граждан вызывал нескрываемую негативную реакцию. Пришлось садиться за учебники. Надо было всё начинать сначала. Я живу в немецком Кузбассе — Рурской области, где несколько городов слились в один мегаполис. Первые годы, можно сказать, жила на вокзале — ездила на поездах в три соседних города на курсы немецкого.
К пятидесяти годам дочери подарили мне внука и внучку, а я себе к юбилею подарила ещё один студенческий билет — Рурского университета. Два моих местных зятя решили, что тёща совсем головой повредилась, а уж когда я через четыре семестра набралась наглости и решила попытать счастья устроиться на педагогическую работу, то вообще начали буйно веселиться. Они утверждали, что работу в таком возрасте получить не реально. «Кто ищет, тот всегда найдёт», — был мой ответ. Подготовила пакет документов, и пошла к заведующей отделом немецкого как иностранного в школу, где сама училась. Она сказала, что свободных вакансий нет, но документы назад не вернула. А через два дня раздался телефонный звонок, и меня пригласили на разговор. В начале учебного года я вошла в свой класс, но уже… в качестве преподавателя.
— Интересно поговорить о Вашей жизни в Германии — быт, работа, семья… Помогало ли Вам что-то из прошлого опыта, что пришлось осваивать заново?
— Как обустраивалась долго рассказывать. Если использовать присказку, то вот эту: «как ни болела, а умерла хорошо». Ем, пью, пишу, живу. В квартире исправно работает отопление, кот без зазрения совести орёт и требует мяса, вокруг индустриальный пейзаж, свет и вода без перебоев, тоска смертная, автобусы ходят регулярно, ну и так далее.
Внуку в феврале исполнилось тринадцать, внучке будет в июне четырнадцать. Ростом оба выше бабушки. Одна дочь работает в бюро, другая художник-график, иллюстрировала две моих книги.
Я и в Германии поначалу была готова идти работать куда угодно, но, как человека с двумя дипломами, на неквалифицированную работу меня не брали. Никуда. Я очень огорчалась, и только много позже поняла, что не было бы счастья, да несчастье помогло. Германия не Америка, здесь существует негласное правило: взялся за работу не по рангу — никогда не получишь места, соответствующего твоему образованию. Большим подспорьем в изучении немецкого, а потом и других языков, было моё хорошее филологическое образование. Да и в университете тоже, так как я снова оказалась на филфаке (только другого профиля), многие лекции по основам языкознания и ещё некоторые, были теми же самыми, которые я уже однажды слушала в России, поэтому у меня оставалось больше времени на другие предметы.
Преподавателем на интеграционных курсах я работала восемь лет, большую часть с женскими группами. В моём классе сидели люди со всех уголков Земли, и мне нравилось, что к концу семестра я видела плоды своего труда. В каждой новой группе я честно представлялась, что, как и все сидящие в классе, иностранка, и что не надо бояться делать ошибки, нужно просто говорить, говорить, говорить. Не боги горшки обжигают — каждый из присутствующих может выучить язык так же, как это сделала я. И люди мне верили. После нашего всеобщего среднего образования я поражалась: сколько, оказывается, людей в мире ходили в школу всего два-три года, в это основном женщины Востока. Иногда на курс приходили совсем неграмотные. Надо отметить поразительную способность таких людей учиться по слуху! Очень важно было подавать материал просто и доступно, и я радовалась за каждого, кто шёл вперёд, начинал лучше говорить и понимать, что говорят ему, а значит, увереннее чувствовать себя в этой стране, ведь язык — это ключ, позволяющий открыть запертую дверь.
— Раиса, пройдя такую школу в Германии, к чему Вы пришли сейчас? Чем занимаетесь?
— Моя жизнь складывалась так, что никакое писательство мне и в голову не приходило — не до того было. В восьмидесятых годах написала пару заметок в газету «Сияние Севера» о работе нашего Дома пионеров и о детском хоре, которым я тогда руководила — заведующая велела. И вот уже здесь, в Германии, однажды наступил момент, когда я за перо, всё-таки, взялась. Смешно, но началось всё с немецкого языка. Ещё когда посещала курсы (но уже высшую ступень), нам задали написать несколько предложений с использованием сослагательного наклонения. Учительница увидела, что я написала, очень удивилась и сказала, что это стихи. Я тоже удивилась, но особого значения её словам не придала, потому что не считала это упражнение стихами. Если исходить из канонов классического русского стихосложения, большинство современных немецких стихов это всего лишь ритмизованная проза. От её слов я тогда отмахнулась, но где-то в подкорке это у меня, видно, засело, и через какое-то время меня начали посещать бредовые мысли. В раннем детстве я твёрдо определила, что не поэт, поэтому взялась сначала за рецензии и переводы, ну а потом пошло-поехало.
Моя последняя книга «A capella по-русски», которая вышла в начале этого года, имеет такое название не случайно — под ним я подразумевала хор голосов современных писателей неделимого языкового и ментального пространства русской литературы. Если первая глава это эссе, посвящённые писателям и литературным персонажам, то вторая — интервью с писателями, живущими в Германии и России, третья — критические статьи на книги, вышедшие в последние годы в Германии, Франции, России. Книга не развлекательная, и не для самого широкого круга читателей.
— Как литературный критик — что Вы можете сказать о современной эмигрантской литературе?
— Сразу оговорюсь — я критик по обстоятельствам. Объясняю: в основном, писатели-эмигранты, даже если им удаётся где-то издаться, российскими критиками, как правило, игнорируются (я не беру во внимание несколько раскрученных «гигантов»). Поэтому и приходится таким литературным грешникам, как я, заниматься не своим делом — писать рецензии.
Что можно сказать о современной эмигрантской литературе? Обо всей говорить не берусь. Я не литературный обозреватель и не отслеживаю литературный процесс в глобальном масштабе. Просто не в курсе, что происходит не только в Парагвае или Америке, но даже в странах Европейского Союза. Скажу только немного о стране, в которой живу. На мой взгляд, болезнь развивается нормально, не хуже и не лучше, чем в метрополии: пишут много, пишут всякое, на любой вкус и для любого уровня.
В Германии две большие этнические диаспоры — еврейская и российских немцев. Ясное дело, каждый разрабатывает свою жилу, пишет, в основном, о своих обидах, бедах и чаяниях. Остальные же, не прикипевшие к национальным темам по каким бы то ни было причинам, пишут, кто во что горазд. Тут вам и стихи, и политические памфлеты, и эротические фантазии, и сказки для детей и взрослых. Издаются журналы, альманахи, выпускаются сборники и авторские книги, проводятся литературные конкурсы и фестивали. Создано несколько писательских союзов, работают литературные объединения и кафе, где собирается пишущая братия — иногда с удовольствием послушать друг друга, иногда с наслаждением измордовать. Так что, всё как у людей! И амбиции так же зашкаливают за все красные чёрточки, а уж какие страсти кипят! Читать только нас некому, а так «всё хорошо, прекрасная маркиза»…
— Человек, переезжая жить в другую страну, неизбежно многое теряет. Но, без сомнения, эта жизнь дает ему и что-то свое, новое… Какие у Вас, Раиса, потери и приобретения?
— Сложный вопрос. Моя молодость осталась там — в России, это самая большая, но неизбежная потеря. Вместе с ней там остались и задушевные разговоры на кухне с дорогими друзьями, праздники с пением русских песен на голоса. Там остались могилы родителей.
Здесь, конечно же, не хватает былого общения, ведь недаром же говорят, старый друг лучше новых двух. В эмиграции очень сложно завязать дружбу даже среди бывших соотечественников, по самой банальной причине — ограниченности выбора. Но, возможно, сказываются издержки возраста: чем старше, тем избирательней становишься.
О приобретённом… Семь лет позднего студенчества — разве это не приобретение? Дышать атмосферой, заряженной молодым задором, общаться с молодёжью разных стран и континентов, не чувствовать возраста! Совсем даже не плохое приобретение — это сокурсники по университету, с которыми иногда перезваниваюсь, к сожалению, живём далеко друг от друга.
Как следствие приобретённого опыта в новом окружении, появилась уверенность в себе (лучше поздно, чем никогда), ну и возможность заниматься тем, что интересно, а на данный момент мне интересно писать. С выходом «A capellы» ставлю точку на своей критической «карьере». Займусь прозой. Несколько текстов, пару лет назад начатых, лежат в долгом ящике и ждут своего часа. Наверное, самое время их оттуда вынуть.
Надеюсь, в следующем месяце выйдет книга художественной прозы «Этюды a la prima». Замыкает сборник рассказов повесть о России и Германии девяностых, этюд с натуры. Кому интересно подробнее познакомиться с впечатлениями от Германии, полученными советской женщиной, могут заглянуть в книгу сами. Это не документальные и не автобиографические истории, все герои вымышленные, хотя, конечно, какие-то биографические моменты нашли своё отражение, я ведь не фантастику писала.
— А Вам знакомо чувство ностальгии? Если да, то как Вы с ним справляетесь? Часто ли бываете на родине, хотя в Вашем случае, наверное, лучше сказать «на родинах»?
— Ну да, есть такая трудноизлечимая болезнь. Сколько раз, особенно в первые годы жизни здесь, хотелось послать всё к чертям и рвануть домой. Но есть одно чрезвычайно действенное средство против ностальгии, в аптеке не продаётся. Называется российское консульство. Достаточно посетить это замечательное учреждение, и ностальгию снимает как рукой. Не навсегда, правда. Но, чтобы не погрешить против истины, оговорюсь: последние года два-три там начали наводить порядок.
В моей квартире долгое время не было российского телевидения. Не потому, что не могла себе позволить, просто решила, что если я не хочу навсегда остаться языковым инвалидом, то немецкое телевидение нужно использовать как составную часть процесса усвоения немецкого. Нужно было избежать искушения нажать заветную кнопку, чтобы, не напрягаясь, смотреть всё на родном языке. Возмущали дурацкие немецкие программы, где родственники и друзья обливают друг друга грязью (кстати, очень расширяют кругозор в сфере жаргонной и обсценной лексики). Злилась и всегда говорила, что у нас такого не может быть.
И вот настал «исторический» момент: я поставила тарелку. Эффект превзошёл все ожидания: я не узнала Россию. То, что было на экране, было чем угодно, но не страной, которую я покинула лет, этак, шесть назад. Сериалы без ума и фантазии, умопомрачительное шоу, фривольности на грани фола, некоторые программы выглядели просто пародиями на американские передачи. Но самое убойное — те же шоу, на которых без стеснения трясут грязное бельё. Кроме того, за это время появилось много молодых актёров, певцов, просто публичных людей, которых я не знала. Смотрела я на весь этот «расцвет цивилизации» и ничего не понимала.
Тогда я села и задумалась. Россия стала другая, но, видимо, не только Россия. Скорее всего, изменилось и моё восприятие многих вещей, то есть, изменилась и я. Вот так и пришлось заново знакомиться. Но уже привыкла, тем более что давно есть интернет с социальными сетями.
Конечно, я скучаю, моё сердце разделено на три части, одна часть осталась в горах Северного Кавказа, другая в тайге Коми, а третья в тундре полуострова Таймыр. В тех местах, где довелось когда-то жить.
Чего греха таить, хотелось бы проскользнуть между гор на электричке от Майкопа на Туапсе, через Хадыженск. Сойти на полустанке Шубинка, пройтись по улицам, где прошло детство, полазить по горам… Дальше сесть в поезд «Адлер-Воркута», неспешно пересечь в общем вагоне всю страну с юга на север, побеседовать с попутчиками, обязательно купить у бабушек на станциях парящей картошечки и хрустящих огурчиков, осатанительно пахнущих укропом и чесноком. Переместиться совсем в другой, северный, мир, половить хариуса на Печоре. Или слетать на Таймыр, в Усть-Порт, ещё раз увидеть северное сияние и полакомиться енисейской строганиной. Хотя бы однажды. И ещё очень хочу показать всю эту красоту внукам.
В последние годы, к огромной моей радости, несколько раз удалось побывать в России, в таких значимых и замечательных местах как Санкт-Петербург, Москва, Переделкино, даже Большое Болдино. Только до малой Родины всё никак не доеду…
Беседовала Надежда Ширинская
В рамках проекта «Окно в Россию» на сайте «Голоса России» публикуются интервью и истории из жизни за пределами Родины бывших и нынешних граждан СССР и РФ, а также иностранцев, проживавших в России и изучающих русский язык.
Уехавшие за рубеж россияне часто подробно описывают свои будни в блогах и на страничках соцсетей. Здесь можно узнать то, что не прочтешь ни в каких официальных СМИ, ведь то, что очевидно, что называется, «из окна», с места событий, редко совпадает с картинкой, представленной в «больших» масс-медиа.
«Голос России» решил узнать у своих многочисленных «френдов» в соцсетях, живущих в самых разных уголках мира, об отношении к русскоязычной диаспоре, феномене русских за границей, о «русской ностальгии», и о многом-многом другом.
Если вам тоже есть чем поделиться с нами, рассказать, каково это — быть «нашим человеком» за рубежом, пишите нам по адресу home@ruvr.ru или на наш аккаунт в Facebook.
Источник: rus.ruvr.ru