«Думаю, отчасти именно поэтому мой дед умер таким молодым, — говорит Гэбриел Прокофьев, внук композитора. — Он обнаружил, что больше не окружен благоговением, и это его надломило».
Будучи сам композитором, Прокофьев-младший понимает, каково приходится художнику, когда он видит, что его творчество очерняется и подвергается цензуре деспотическим политическим режимом, как это произошло с его дедом в сталинской России.
«Думаю, отчасти именно поэтому мой дед умер таким молодым, — говорит Гэбриел Прокофьев, внук композитора. — Он обнаружил, что больше не окружен благоговением, и это его надломило».
Будучи сам композитором, Прокофьев-младший понимает, каково приходится художнику, когда он видит, что его творчество очерняется и подвергается цензуре деспотическим политическим режимом, как это произошло с его дедом в сталинской России.
Главный вопрос — почему Сергей Прокофьев вообще стал жить в России. В 1918 году, в возрасте 27 лет, когда в его послужном списке уже было несколько важных произведений, он эмигрировал на Запад. Сердцем он, возможно, оставался в родной России, но сумел сделать успешную карьеру — сначала в США, затем в Европе — и в середине 1930-х жил с семьей в Париже. Этот город стал узлом для культурной элиты, эмигрировавшей из России — начиная с Дягилева и Стравинского — и людей, отправлявшихся в противоположном направлении, было совсем мало.
Почему Прокофьев решил вернуться? Окончательно он осел в Москве со своей женой Линой Льюберой и двумя сыновьями, Святославом и Олегом, в 1936 году, когда политическая ситуация в России уже была мрачной. Репрессии и голод уносили жизни миллионов русских, а многие художники были вынуждены следовать канонам сталинского «соцреализма». Как Прокофьев мог не понимать, что путь, которым он идет, приведет к бедствиям и самым настоящим страданиям для одного из членов его семьи?
В январе, в течение двух с половиной недель, Лондонский филармонический оркестр будет изучать эту тему в рамках фестиваля, посвященного музыке Прокофьева. На фестивале, названном «Прокофьев: народный артист?» будет разносторонне представлено его творчество, но особое внимание уделяется ключевому периоду 1930-1940-х годов, когда музыка композитора, как и его жизнь, достигла важнейшего перекрестка.
Главный дирижер оркестра Владимир Юровский объясняет, почему ему хотелось устроить прокофьевский фестиваль именно сейчас. «В нашей культуре есть определенные фигуры, к которым мы периодически возвращаемся, — говорит он. — Пытаясь понять их, мы понимаем себя самих. Прокофьев — знаковая фигура ХХ века, фигура, полная противоречий, двусмысленностей, как и сам век».
Подзаголовок фестиваля — «Народный артист?» (обратите внимание на вопросительный знак) — отражает главную тему споров, а именно радикальную смену направления в жизни и музыке Прокофьева в середине 1930-х годов. Как многие еврейские композиторы, вынужденные в тот же период покинуть нацистскую Германию, он оказался эмигрантом, а его музыка — так же, как и их — фиксировала различные точки его маршрута: от enfant terrible в петербургские студенческие годы до блистательной фантазии в США а затем — к «новой простоте» тридцатых. Именно последний этап больше всего занимает историков.
Саймон Моррисон (Simon Morrison) из Принстонского университета, написавший эссе для программки фестиваля, объясняет, как менялась музыка. «Прокофьев не желал писать банальные мюзиклы в бродвейском духе, но не нравился ему и стиль некоторых бывших соотечественников, эмигрировавших в Европу. У него был врожденный дар мелодиста и он хотел, чтобы это вышло на первый план. То, что Прокофьев назвал этот стиль „новой простотой“ не означает, что он хотел, чтобы его музыка была поверхностной».
Однако ключевой вопрос состоит в том, добровольно ли Прокофьев пошел в этом направлении или на него оказывалось давление. Для композитора, собиравшегося вернуться в сталинскую Россию, выбор популярного мелодического стиля с соцреалистической окраской мог стать выбором между жизнью и смертью. «Был ли он искренним, — задается вопросом Юровский, — или же просто пытался скрыть правду? Действительно ли у него было двойственное отношение к собственному искусству? У меня ответов нет. Но, думаю, важно, что, живя в Советском Союзе, он говорил, что всегда старался быть „народным артистом“. Однако публичное осуждение Прокофьева привело к прямо противоположному результату: на него наклеили ярлык врага народа».
Дела пошли плохо всего через пару лет после его возвращения в Россию. Как только именитый композитор-эмигрант оказался в пределах досягаемости, советские власти перестали окружать его прежней заботой. Возможно, Прокофьев считал, что станет крупнейшей звездой в маленькой галактике не уехавших из России композиторов, но вскоре узнал, что это не так. Ему было противно смотреть на то, как его музыку — в частности, оперы «Семен Котко» и «Война и мир» — перекраивают в соответствии с политическими запросами и был вынужден признать, что успехом, как правило, пользуются произведения, написанные по согласованию с властями. По словам Моррисона, это была «ужасная история, один из самых вопиющих примеров цензуры в музыкальном искусстве».
После того, как в 1939 году Сталин заключил пакт с нацистской Германией, Прокофьеву было запрещено покидать Советский Союз. Для Лины, испанки по происхождению, жизнь приняла катастрофический оборот. «Переезд в Россию открыл трещины в отношениях моих деда и бабки, и они разошлись, — говорит Гэбриел Прокофьев. Потом бабушку отправили в лагерь в Сибири, где она отсидела восемь лет». Она умерла в 1989 года, проведя последние годы жизни в Лондоне, и Гэбриел хорошо ее знал. «Она была очень сильной женщиной», — отмечает он.
Однако, несмотря на все политические перипетии, Прокофьев продолжал творить. Именно в этот период были написаны многие его великие произведения — кантата «Александр Невский», симфония №5, балет «Золушка», а также раритеты, о которых напомнит фестиваль: музыка к спектаклю «Египетские ночи» с текстами Шоу, Шекспира и Пушкина, редко исполняемая Симфоническая песня, в которой композитор начал исследовать свою «новую простоту». Кроме того, состоится мировая премьера оратории «Иван Грозный» в редакции ученика композитора Левона Атовмьяна, которая обещает стать чудесным открытием, а также, под руководством Гэбриела Прокофьева, будет проведен клубный вечер классической музыки с показом раннего балета «Трапеция».
Юровский надеется, что фестиваль не только сподвигнет аудиторию на изучение музыки одного из величайших композиторов ХХ века, но и заставит ее сделать еще один шаг и задуматься о взаимоотношениях искусства и политики. Прокофьев будет говорить посредством не только своей музыки, но и дневников, которым посвящен целый день программы.
Размышляя об истории семьи, Гэбриел Прокофьев по-своему раскрывает тему «Прокофьев — народный артист?»
«Лично я, — говорит он, — вообще бы не стал ставить вопросительный знак. Некоторые композиторы бывают интровертами, зацикленными на себе, но мой дед таким не был. Он любил свою аудиторию, любил восторг, который вызывала его музыка, и то, как она могла объединять людей. Именно в этот период он обрел свой истинный голос, а инстинкт, позволявший ему писать мелодичную и восхитительную музыку, достиг своего расцвета — так что я могу сказать, что в этом отношении его первые годы в России были золотым временем».
Источник: rus.ruvr.ru