Шведский Дед Мороз: Я скучаю по Сибири («Окно в Россию»)

Шведский Дед Мороз: Я скучаю по Сибири (
Самый известный в Швеции Дед Мороз и оперный певец, сварщик катеров и уличный балаганщик, человек, судьбу которого вершили любовь и случайные встречи, — таков сегодняшний герой проекта«Окно в Россию» — Николай Гилёв из Швеции.

Profile: Николай Гилёв, в Швеции с 1991 года

Самый известный в Швеции Дед Мороз и оперный певец, сварщик катеров и уличный балаганщик, человек, судьбу которого вершили любовь и случайные встречи, — таков сегодняшний герой проекта«Окно в Россию» — Николай Гилёв из Швеции.

Profile: Николай Гилёв, в Швеции с 1991 года

Шведский Дед Мороз: Я скучаю по Сибири (

— Николай, Вы сыграли множество ролей и на сцене, и, возможно, в жизни. Но одна из них, на мой взгляд, уникальна — это роль Деда Мороза. Говорят, что все русскоязычные дети и взрослые Швеции, знают Николая Гилева как главного Деда Мороза страны. Так как Вы стали Дедом Морозом?

— Всё началось с моих внуков Женьки и Артура. Мне очень хотелось сохранить традиции нашего советского детства и поздравить внуков так, как когда-то поздравляли меня. Вначале я импровизировал, а потом уже писал целые сценарии. Я надевал тулуп и приходил к внукам с подарками, и они меня первые три года не узнавали, но однажды меня выдали ботинки: Артур узнал их, и моя тайна была раскрыта.

Постепенно это вошло в привычку, в ежегодный обычай. Без Николая Гилева Новый год, не Новый год. Праздник перешел в Русское общество, в залы по 300 человек. Сценарий, режиссура, организация репетиций и подбор артистов, — всё ложилось на мои плечи. Но я всегда любил это, поскольку обожаю быть в гуще событий. И, наверное, таким образом, частично реализовывал свои режиссёрские амбиции… Вокруг меня всё должно вертеться, ведь я — стрелец.

Репетировали поздно вечером у меня в оперном театре, когда коллеги расходились и можно было занять репетиционный зал. Помню забавный случай. Театр — это большая фабрика — лабиринты, переходы. Чтоб не заблудиться, все обычно ходили за мной гуськом как за Сусаниным, но одна девушка захотела свернуть в туалет, увидев знакомый символ на двери, и отстала. На выходе мы сдали пропуска и уже вышли на улицу, как вдруг раздался звонок мобильника (хвала технике). Звонила отставшая девушка и умоляла найти её и вывести. Я задал ей несколько вопросов, чтобы сориентироваться в каком месте она находится, и пошёл за ней. Не буду описывать, какая радость была у неё на лице, когда она меня увидела. Вот так мы готовились к Новому году.

— А Снегурочка-то у Вас есть?

— Ну, Снегурочек тут у нас большой выбор, это точно! Жена меня все время подкалывает. Знаете, я очень счастливый человек, чувствую свою востребованность и стараюсь максимально качественно отработать свою роль Деда Мороза на каждом новогоднем празднике. А главное, отношусь к детям, как к взрослым, не заискиваю, веду разговор на равных и это им нравится. Наверное, за это они меня любят и эта любовь взаимна.

— Ваше детство и юность прошли в Латвии. Живет ли в Вас до сих пор какое-то яркое, может быть самое первое детское воспоминание?

— Конечно, если связать эти впечатления с моей нынешней работой, то было одно яркое детское воспоминание. Лето, пионерский лагерь, мне лет десять-двенадцать. Я прогуливался и вдруг слышу — аккордеон играет: та-та-та… Тогда это была очень популярная песня — «Ты никогда не бывал в нашем городе светлом», о Москве. Я тогда все песни знал наизусть. Почему? Всегда слушал радио, когда старшая сестра заставляла меня убирать квартиру. Она строгая была: или квартиру подметаешь, или фантики твои сжигаю. Ну, я и подметал, слушал радио и пел все подряд. И тогда, в лагере, услышав знакомую мелодию, подпел аккордеонисту. Он поманил меня пальчиком и спросил, не хочу ли я спеть на концерте на большой эстраде. Я, конечно, согласился и с тех пор начал петь. А потом меня пригласили в Дом пионеров, в кружок вокальной студии, и я пел там лет до 17-ти.

— И, тем не менее, Вы получили профессию сварщика в профтехучилище, работали на заводе, подлодки и катера сваривали. А уже потом, спустя много лет, вдруг полностью переменили свою жизнь и решили серьезно заняться вокалом.

— Это потому, что всегда любил петь, но это было в удовольствие. Мне предлагали учиться в консерватории, подготовить к поступлению, когда мне было 19 лет. Но я влюбился, уехал на Север заработать денег на свадьбу.

— Вот как любовь может повлиять на судьбу…

— Да, немножко сбила она меня с толку. Любовь все-таки имеет над нами власть. В 19 лет, не думают о будущем, о Ля Скала. В то время я просто думал, что пою, как все. А вот если бы мне сказали: Николай, ты особенный, у тебя дар! А так держали за местного Робертино Лоретти, но не направляли.

— И все-таки, спустя годы, Вы начали серьезно заниматься вокалом сначала в Литве, потом в Латвии. Вы продолжали петь, но уже профессионально. Расскажите, как Вы в первый раз заключили контракт с оперным театром в Ростоке?

— Исключительно благодаря хаосу, который начался во время перестройки. Иначе вряд ли бы я туда попал, поскольку контракт заключил сам, а разрешение надо было бы получать, наверное, в Министерстве культуры. На тот момент я учился в консерватории Латвии, был менеджером и певчим Митрополичьего Православного хора, возил его на гастроли в Польшу. И поэтому у меня уже был опыт заграничных поездок. И тут в Ригу приехал хор из Ростока. Мы сделали совместный концерт, где я познакомился с группой теноров, и один из них отвечал в хоре за кадры. И он поинтересовался, что я делаю после окончания консерватории. Я тогда еще ничего не знал, но он пригласил приехать к ним и прослушаться. А как приехать? Ведь надо было иметь деньги. И тут вдруг нас послали собирать фундук в Сочи. Я был бригадиром этого отряда от консерватории. И мы не только хорошо заработали, но и получили премию — поездку в Польшу и Германию. И так все совпало, что я стал руководителем этой группы. Я прослушался в оперном театре Ростока, а дома меня уже ждал контракт. Это был 1987-й год. А с 90-го я стал солистом Ростокской оперы.

— Как неожиданно в Вашу жизнь вмешиваются события! А если бы не фундук?.. Таким образом, Вы сначала попали в Росток, а потом заключили контракт с оперным театром в Мальмё в Швеции.

— После возвращения из Ростока я полгода прожил в Риге, работал телохранителем, возил автобусы в Германию. Случайно встретил своего однокашника из консерватории, который работал в Мальмё и сообщил, что там освободилось место в театре. Я послал документы, и меня вызвали. После театра был ресторан «Царь». Я стал там солистом небольшой группы — пианист, скрипач и я, живая музыка… Но потом контракт в «Царе» истек. Я остался не у дел, а хотелось поработать и дальше. А тут и паспорт советский закончился. И власть советская закончилась в Латвии. Меня не пустили в страну, к семье, и я застрял в Швеции на три года.

— А почему Вас не пустили?

— В Латвии появился закон, согласно которому, родившихся после второй мировой войны причисляли к оккупантам. Твои дети становились уже гражданами. Вот моя дочь гражданка, а я — оккупант. Когда я написал в Ригу и попросил оформить мне новый паспорт, мне написали из посольства: Вы гражданин Советского Союза. Все права Советского Союза взяла на себя Россия. Обращайтесь туда. Таким образом, я получил паспорт для лиц без гражданства в Швеции.

— Устраивали ли Вы в те годы уличные балаганчики с русскими песнями, где это было и как на это зрелище реагируют в разных странах?

— Да, я выступал на улицах и площадях Швеции, Германии, Дании, Норвегии. Но не только, чтобы заработать какие-то деньги. Хотелось еще, и познакомиться благодаря этому с какими-то интересными людьми. Вдруг меня кто-то заметит? И я оказался прав.

— И каков был Ваш уличный репертуар?

— Я исполнял все, что помнил и знал: от блатных песен и своих собственных до классических романсов и русских народных, то есть все, что мне в голову взбредет, то и пел. Главное — слезу выдавить у прохожих, чтобы человек уже метров за сто слышал голос и открывал кошелек.

— Николай, Вы жили в Латвии и учились там на латышском, в Литве — на литовском. Потом Германия, Швеция. Абсолютно разные и очень сложные языки в этих странах, как Вы с этим справлялись?

— Я как певец, больше на слух учил тексты и языки. В общении мне легче выучить язык, чем сидеть над книгами.

— А как сложилась Ваша карьера оперного певца за границей? Это были только кратковременные контракты? Вот сейчас Вы, например, работает или нет?

— У меня уже 17 лет постоянный контракт с Гетеборгской оперой, правда, как хориста. Конечно, я мечтал быть солистом. Но в связи с тем, что контракт солиста временный — на год, на два и потом надо искать новый, иметь хорошего менеджера, то я решил петь в хоре, потому что это дает право на постоянный контракт с правом проживания семьи. И в 96-ом я получил такой контракт и перевез из Латвии своих родных.

— И опять в Вашу судьбу вмешалась любовь! Ведь это ради семьи Вы поступились своей карьерой?

— Да, вы правы.

— Я еще не представила Вас как вице-президента Русско-шведского общества культуры в Гетеборге. Вы организатор концертных программ, посвященных великим русским композиторам, писателям, поэтам, Клуба любителей оперы. Скажите, насколько нашим соотечественникам интересны мероприятия, которые Вы проводите, есть ли у них тяга к русской культуре, русской песне?

— Очень разношерстная публика, тяжело с ними работать, поскольку уровень культуры у всех очень разный. Тяжело собрать их на концерт, особенно если он платный. Но особенно люди тянутся к знакомым с детства старинным романсам, где можно погрустить, вспомнить молодость. Ведь ностальгия — это наши воспоминания о молодости, по тем временам, когда мы были юными, когда все в нашей жизни было хорошо. И когда слушаешь, например, романсы Есенина, то вспоминаешь все это, сопереживаешь. Многие просят меня спеть, слушают, потом благодарят.

— Николай, Вы не жалеете, что у вас так сложилась жизнь?

— Нет, не жалею. Я сегодня очень счастлив и доволен жизнью. Единственное, у меня есть обида на моих родителей, моих вокальных руководителей, которые не направили меня вовремя по правильному пути, ведь у меня и талант был и данные. Если бы я начал в 19, может быть, я и спел когда-нибудь в Ля Скала. Но я начал в 30, о чем совершенно не жалею. Это была ломка. Я должен был для себя решить: или я продолжаю работать на заводе, или я иду учиться. И я пошел, стакан водки хряпнул, меня коллеги с завода повели. Конечно, всех там напугал, но меня пригласили придти трезвым через неделю. Я пришел…

— …и стали солистом-тенором. Скажите, часто Вы скучаете по родным местам?

— Я скучаю по Сибири. По бабушке. Папа каждое лето возил меня в Сибирь. Вот там я чувствовал себя настоящим русским. Я мог все, что хочу высказать по-русски. Потому что там не нужен был латышский язык, там не надо было притворяться. Я живу сейчас в Швеции, и в Латвии жил. Что там я был эмигрант, что здесь. Здесь просто шведы относятся ко мне совсем по-другому. Не так, как латыши там. Я не мог петь солистом в их опере. Я не мог там мелькать в газетах. У меня русская фамилия. А здесь я мелькаю, я пою. Здесь считают, что лучше меня никто не споет русскую оперу. Нет, я доволен, счастлив. Я осуществил все свои мечты как певец-профессионал.

— Чему научила Вас жизнь в новой стране?

— Первое — уважать и соблюдать законы страны, где ты живёшь. Тут всё «общежитие» устроено так мудро, что не соблюдать законы становится не выгодно тебе. Я научился спрашивать, не стыдясь этого. Например, в ресторане могу спросить для чего тот или иной прибор и как им пользоваться, потому что я уверен, мне охотно объяснят и не засмеют. На работе я стал соблюдать технику безопасности, отучился брать вещи без спроса. Найденные на улице кошельки и мобильные телефоны стал возвращать в полицию. В Союзе я привык до всего доходить сам, проявляя смекалку и не спрашивая советов. Здесь я научился (на горьком опыте) сначала читать инструкцию по применению. А какие тут профсоюзы… Они действительно союзы, и без их участия ни один хозяин предприятия не сможет уволить работника по своей прихоти. Поэтому я сразу вступил в гильдию работников сцены. Я, иммигрант, сижу сейчас в отборочной комиссии от профсоюза на прослушивании и решаю, кого стоит брать в хор, а кому надо подучиться. А ещё недавно сам стоял перед комиссией. Вот чему меня научила жизнь за границей.

В рамках проекта «Окно в Россию» на сайте «Голоса России» публикуются интервью и истории из жизни за пределами Родины бывших и нынешних граждан СССР и РФ, а также иностранцев, проживавших в России и изучающих русский язык.

Уехавшие за рубеж россияне часто подробно описывают свои будни в блогах и на страничках соцсетей. Здесь можно узнать то, что не прочтешь ни в каких официальных СМИ, ведь то, что очевидно, что называется, «из окна», с места событий, редко совпадает с картинкой, представленной в «больших» масс-медиа.

«Голос России» решил узнать у своих многочисленных «френдов» в соцсетях, живущих в самых разных уголках мира, об отношении к русскоязычной диаспоре, феномене русских за границей, о «русской ностальгии», и о многом-многом другом.

Если вам тоже есть чем поделиться с нами, рассказать, каково это — быть «нашим человеком» за рубежом, пишите нам по адресу home@ruvr.ru или на наш аккаунт в Facebook.

Беседовала Надежда Ширинская

Источник: rus.ruvr.ru

Добавить комментарий