Швейцарские часовщики как опора русских анархистов
140 лет тому назад городки часовщиков Сент-Имье, Сонвийье и Ле Локль в Юре стали колыбелью швейцарского анархизма, у истоков которого стояла мощная фигура Михаила Бакунина, сообщает швейцарская «Наша газета.ch».
Швейцарские часовщики как опора русских анархистов
140 лет тому назад городки часовщиков Сент-Имье, Сонвийье и Ле Локль в Юре стали колыбелью швейцарского анархизма, у истоков которого стояла мощная фигура Михаила Бакунина, сообщает швейцарская «Наша газета.ch».
Русский мыслитель, революционер и анархист Михаил Александрович Бакунин родился 30 апреля 1814 года в Тверской губернии, а скончался 1 июля 1876 года в Берне, в больнице для рабочих, информирует издание и предлагает «прокрутить ленту жизни Бакунина в ускоренном темпе» — учебу в юнкерском училище, выход в отставку уже в 21 год, его мечты изучать немецкую философию в Европе — и остановиться на его первом приезде в Швейцарию.
Впервые на швейцарскую землю Бакунин прибыл в начале 1843 года, сопровождая закадычного друга и товарища по съемной квартире в Дрездене, популярного «левого» немецкого поэта Гервега. Когда Гервега выслали из Пруссии за революционные стихи, Бакунина тоже взяла под наблюдение прусская полиция, и на пару креативщики рванули в Цюрих. Там Бакунин познакомился с прогрессивной семьей профессора медицины Филиппа Фогта, с одним из четырех сыновей которого, Адольфом, он был особенно близок — к Фогтам он вернулся в последние дни жизни, рассказывает газета.
Следующие два десятка бурных лет Бакунин провел в Европе, участвовал в восстаниях, дважды был приговорен к смертной казни, 7 лет провел в заключении в Шлиссельбургской и Петропавловской крепостях, а затем был сослан на вечное поселение в Сибирь. Там он женился на очаровательной 18-летней Антонине Квятковской, сбежал, чтобы через Японию и Америку вернуться в Европу и обосноваться, наконец, в Швейцарии.
Никакого секрета в последующей, вполне анархической бакунинской семейной и революционной жизни в Лугано, нет, а вот то, что воспоминания о нем до сих пор бережно хранят в городках Сент-Имье и Сонвийье в кантоне Юра, может стать открытием, пишет газета.
Бакунин, напоминает «Наша газета», был членом созданного Карлом Марксом в Лондоне в 1864 году Международного товарищества рабочих — Первого Интернационала. В 1867 в Лозанне собрался II конгресс Интернационала, а в 1868 в Брюсселе — III конгресс, где участники в горячих спорах и дискуссиях постановили, что нужно отменить частную собственность на рудники, шахты, леса, фабрики и землю.
В сентябре 1869 года в Базеле проходит IV конгресс Интернационала, подтвердивший брюссельские решения насчет передачи земли народу. Бакунин присутствует на нем от имени социалистических рабочих Лиона (в Лионе он пытался организовать рабочую коммуну) и механиков Неаполя, но идейные разногласия его с организаторами дают себя знать. Еще перед началом конгресса Вильгельм Либкнехт распространяет старые слухи: Бакунин — русский шпион…
Впоследствии, перед судом чести, он признается, что «действовал с преступным легкомыслием», что не помешает несколько месяцев спустя другому марксисту, Морицу Хессу, написать, что Бакунин был в Базеле как агент панславистов. Это новое обвинение переймет и разовьет Маркс, рассказывает издание.
Разругавшись с марксистами, Бакунин в городках вокруг Ля Шо-де-Фон создал свою собственную версию Интернационала — Юрскую федерацию. Поддержали его швейцарские рабочие. Интересно, что русских за границей гигант анархии не жаловал — возмущался, что те «слишком любят своего царя». А вот итальянцы, немцы, швейцарцы, поляки и другие европейцы считали его своим, так что большую часть жизни Бакунина звали «Мишель».
«Я не гожусь теперешней России, я испорчен для нее, а здесь я чувствую, что я хочу еще жить, я могу здесь действовать, во мне еще много юности и энергии для Европы», — писал он еще в юности брату Николаю, объясняя, что любит отечество, но дома непременно зачахнет.
Швейцария и рабочий класс — довольно странное сочетание, тем интереснее и парадоксальнее тот исторический факт, что опорой русских анархистов стал очень специфический отряд рабочего класса — швейцарские часовщики, отмечает издание.
Именно дисциплинированные мастеровые, сидевшие в маленьких домиках в кантоне Юра и целыми днями собиравшие миниатюрные механизмы, откликнулись на призыв к интеллектуальному бунту. Часовщики много читали, интересовались политикой и событиями в мире. Покинуть Юру, особенно зимой, не так-то просто, телевизора в ту эпоху не было — поэтому легко представить, какой свежей струей влились сюда идеи Бакунина, пишет газета.
12 сентября 1871 года делегаты-анархисты, представители восьми секций из кантонов Юра и Невшатель, собрались в гостинице Hôtel de la Balance в маленьком городке Сонвийье на очередной конгресс. Так была официально создана Юрская федерация — швейцарская секция Международного товарищества рабочих.
Архив Юрской федерации находится сегодня в Международном институте социальной истории в Амстердаме. Активно работали отделения федерации в Ле Локле, Сент-Имье и Сонвийе.
15 сентября 1871 года Юрская федерация провела в Сент-Имье Международный конгресс, в ходе которого был основан Сент-Имьенский анархистский Интернационал. Место сбора анархистов можно увидеть и сегодня — это была городская гостиница Hôtel de la Maison de ville, сегодня она называется Hôtel Central.
Участники объявили, что первейшая задача пролетариата заключается в разрушении всякой политической власти. Так родилась анархистская идея в Швейцарии, рассказывает издание.
А 12 ноября 1871 года в Сонвийье прошел региональный конгресс. Бакунин приехал на него в составе итальянской делегации вместе с Эррико Малатеста и Карло Калиферо, было четверо представителей Испании и множество французов, а также и американская секция, всего 16 человек.
Фридрих Энгельс с возмущением отозвался о политической конкуренции. «Эта группа, именующая себя Юрской федерацией, состоит в основном из тех же людей, которые под руководством Бакунина вот уже больше двух лет непрестанно подрывают единство во французской Швейцарии и своей усердной тайной перепиской с кое-какими родственными им элементами в разных странах противодействуют единодушной деятельности Интернационала. Пока эти интриги ограничивались Швейцарией или велись втихомолку, мы не хотели давать им более широкой огласки…» — цитирует классика марксизма «Наша газета».
Интересно, что в это же время непрерывных конгрессов анархистов в Сонвийье живет и трудится другой знаменитый швейцарец. Местный уроженец, сын часовщика Луи-Улисс Шопар, впоследствии — основатель люксового часового брэнда Chopard. В 1860 году он открыл здесь свою мастерскую, изготовленные Шопаром часы ценились не только в Швейцарии, но и в России и Скандинавии, сообщает издание.
Ходил ли первый Шопар на собрания анархистов и был ли лично знаком с Бакуниным? Все возможно… Ведь в своих кругах русский анархист был страшно популярен — обаяние и ораторские качества привлекали к нему массу поклонников, пишет газета.
Михаил Шишкин в своей книге «Русская Швейцария» приводит целый отрывок воспоминаний Николая Врангеля. Тот увидел Бакунина в Женеве в роли трибуна — блестящего, самоуверенного, громогласного и вызывающего восторг толпы. «Прикажи он публике перерубить друг другу горло — она без сомнения это бы сделала. К счастью, он этого не сделал, и мы на этот раз ограничились тем, что до боли отхлопали свои ладоши и до хрипоты натужили свою глотку».
Но затем следует эпизод, вызвавший у Врангеля обиду и недоумение. Бакунин широким жестом приглашает бедных русских участников собрания в ресторан. Гости стесняются, деликатно заказывают по половинке порции… Анархист настаивает на роскошном ужине, но вот незадача: в конце вечера на оплату денег у него не хватает, и Бакунин, смеясь, объявляет об экспроприации содержимого карманов своих гостей, обещая вернуть прогулянное по его инициативе.
«Бакунин деньги вернуть забыл. И бедному Андрееву, да, вероятно, не ему одному, пришлось на несколько дней положить зубы на полку. Я был, по молодости лет, возмущен. Русских обычаев и нравов тогда не знал. Теперь бы это меня не удивило: не то я на своем веку видал», — цитирует издание воспоминания Врангеля.
Руководил Бакунин Юрской федерацией на расстоянии — из-под Локарно, где обосновался по причине безденежья и любви к мягкому итальянскому климату. А практической работой занимались его швейцарские соратники по борьбе: известный политик, рабочий Адемар Швицгебель, а также учитель и переводчик Джеймс Гийом, редактор выпускаемых федерацией газет.
Вначале у юрцев-анархистов было сразу три печатных органа: «Бюллетень», издававшийся с 1872-го по 1878-й годы и имевший около 600 подписчиков примерно в 10 странах, а также «Авангард» и «Арбайтер Цайтунг» — «Рабочая газета». Когда они перестали существовать, в дело вступил другой будущий апостол анархии — Петр Кропоткин, с 1879 года издававший здесь газету «Револьте» — «Бунтовщик», продолжает газета.
Кропоткин никогда лично не встречался лично с Бакуниным. В часовой городок Сонвийье он приехал в 1872 году. И был поражен тем, как часто и охотно здесь говорят о «Мишеле», большом друге и громадном политическом авторитете. Именно собрания рабочих, на которых обсуждалось будущее политическое устройство Швейцарии, и сделали его убежденным анархистом.
…1 мая 1877 года Кропоткин подбил отряд часовщиков выйти из Ля Шо-де-Фон в Берн с демонстрацией, чтобы отпраздновать шестую годовщину Парижской Коммуны. Гийому это казалось слишком рискованным, но Кропоткин смог убедить товарищей в нужности акции.
«Мы вышли из отеля „Солей“ с красным знаменем в количестве 100 человек, — писал Кропоткин. — …Вдруг к знаменосцам подходят префект Берна и инспектор полиции и требуют сдать знамя и разойтись. Наш знаменосец (им был Швицгебель) вступает в переговоры».
Акция окончилась потасовкой с жандармами, но знамя удалось выхватить Плеханову (!), и демонстранты с гордостью внесли его в зал, где состоялся митинг. После этого во всем кантоне Берн красные знамена были запрещены, а участников потасовки судили, но суд встал на их сторону, сообщает издание.
Вскоре на годичном собрании Юрской федерации в соседнем городке Сент-Имье анархисты тоже во что бы то ни стало решили пройтись по улицам с красным знаменем. Они приготовились к схватке с полицией и взяли с собой оружие. Но власти видели, к чему идет дело, и решили избежать кровопролития, просто пропустив колонну демонстрантов к залу заседаний.
Впрочем, пыл Юрской федерации постепенно угасал. Довольно быстро из громогласных заседаний с овациями и планами разрушения старого мира встречи анархистов превратились в свободные дискуссии нескольких человек вокруг стола, отмечает газета.
О Фрибургском съезде федерации сам Кропоткин уже писал Робену: «Дела идут из рук вон плохо. Большинство секций дезорганизовано, чувствуется общая усталость».
Сент-Имьенский Интернационал анархистов просуществовал несколько лет, собрав четыре конгресса: в Женеве (1873), Брюсселе (1874), Берне (1876) и бельгийском Верьвье (1877), после чего прекратил свое существование, тем самым пережив на целый год марксистскую часть Первого Интернационала, самораспустившегося в июле 1876-го года.
Но уже на Женевском конгрессе 1873 года, где представители семи европейских федераций анархистов сотрясали воздух спорами и решили, что единая ассоциация анархистов будет работать на базе автономии секций, а также упразднили генеральный совет, Бакунин не присутствовал. «Он устал», — пишет газета.
Михаил Шишкин рассказывает о том, как осенью 1873 года Бакунина увидел Павел Васильевич Анненков. Тот, в свою очередь, пишет об этой встрече И. С. Тургеневу:
«Громадная масса жира, с головой пьяного Юпитера, растрепанной, точно она ночь в русском кабаке провела, — вот что мне предстало в Берне под именем Бакунина. Это грандиозно и жалко, как вид колоссального здания после пожара. Но когда эта руина заговорила, и преимущественно о России и что с ней будет, то опять появился старый добрейший фантаст, оратор-романтик, милейший и увлекательнейший сомнамбул, ничего не знающий и только показывающий, как он умеет ходить по перекладинам, крышам и карнизам».
За несколько лет до смерти Бакунин окончательно осел в Лугано, развел огород, потом забросил. Окончательно отказался от политики и лишь изредка встречался с теми, кто когда-то был его лучшими друзьями. Революционер могучего телосложения и невероятного в юности здоровья жаловался на сердце и всевозможные боли.
В середине июня 1876 года Бакунин отправится в Берн, надеясь вылечиться у старого друга юности, доктора Адольфа Фогта. Так и заявил: «Я приехал сюда, либо чтобы врачи подняли меня на ноги, либо чтобы навечно закрыли мне глаза». Но помочь больному уже было нельзя.
За неделю до смерти Бакунин отказался от пищи и воды, а 1 июля скончался в больнице после целого дня непрерывных страданий. Его похоронили на кладбище Бремгартен в Берне. Семья Фогтов поставила над его могилой надгробный памятник. На похоронах Мишеля Бакунина присутствовало более двух сотен человек: немцы, поляки, швейцарцы. Русских среди провожавших его в последний путь не было, пишет «Русская газета.ch».
Как Ямал побывал в Париже
На втором канале французского телевидения стартовала новая программа «Секреты счастья», первый эфир которой начался с документальных кадров о жизни в тундре. А в Российском центре науки и культуры в Париже прошла выставка фотографий Людмилы Липатовой, сообщает газета «Русский очевидец».
Мгновения суровой жизни коренных народов Севера, которые Людмиле удалось запечатлеть во время своих многочисленных путешествий по тундре, уникальны. Каждый кадр открывает страницу истории древнего и мудрого народа, который свято хранит обычаи и традиции предков, оставивших в наследство холодный и драгоценный Край земли — именно так с ненецкого переводится слово Ямал, пишет издание.
Людмила Федоровна — краевед, этнограф, журналист, писатель, ее имя внесено в энциклопедию «Лучшие люди России». Она прошагала пешком от чума к чуму не один десяток километров.
По образованию инженер, она жила в небольшом городке в Белоруссии, где работала на заводе начальником лаборатории. Судьба ее изменилась, когда она узнала, что брат ее мужа, журналист, поехал на Север, чтобы писать для газеты, которая называлась «Правда тундры». По словам Людмилы, ее еще тогда спрашивали: какая может быть в тундре правда?
«Я всегда была лягушкой-путешественницей и уговорила мужа тоже переехать. Волей судьбы я попала на радио в Салехарде. Конечно, о журналистике ничего не знала, но училась — вокруг было много талантливых людей. Стала ездить по тундре, впервые побывала в чумах, начала кочевать, судьба свела меня с замечательными представителями ненецкого народа, например с писательницей Анной Некраги», — приводит издание слова Людмилы.
«Чем больше я узнавала, тем больше хотелось знать. То, что я испытала, перевернуло полностью мои представления о жизни. Журналистику я до сих пор не забрасываю, веду на радио две авторские программы: „XX век глазами очевидцев“ и „Дорогами кочевий“. Но сейчас главное для меня — работа в Ямало-Ненецком окружном музее имени И. С. Шемановского. Ведь краеведение — это наука, которая находится на стыке и с историей, и с этнографией, и с археологией, и мне это все интересно», — добавила собеседница «Русского очевидца».
Ей удалось поймать в объектив редчайшие моменты. Далеко не каждый, кто побывал в тундре, может похвастаться такими кадрами: свадьба, таинственный обряд погребения, священные места, взгляд ребенка, в котором словно зашифрована тайна древнего народа. Люлмила рассказала газете, как ей это удалось.
«Я не профессиональный фотограф и фотоаппарат до 1994-го года в руках не держала. В одной из своих кочевок по Полярному Уралу мы шли очень долго, почти до Карского моря дошли и должны были подняться в одно из стойбищ… Помню, был сильный туман, мы набрели на чум сказителя и шамана Ивана Тохаля, который гостеприимно предложил у него переночевать. Утром я просыпаюсь, выхожу и вижу снежник большой, из него течет речка, на берегу стоит чум, всё цветет — и горный мак, и морошка. (…) Эта картина у меня перед глазами до сих пор стоит. Тогда я и подумала, что нужно хоть какой-то фотоаппарат купить, и приобрела первую „мыльницу“, а потом начала потихоньку снимать. Идея же выставки появилась случайно, муж моей подруги — финн, он мои фотографии увидел и категорично заявил, что их нужно миру обязательно показать», — рассказала Людмила.
Ее фотографии побывали в Москве, Киеве, Санкт-Петербурге, Венгрии, Германии, Сербии, Финляндии, а теперь и во Франции. По словам автора, выставка — это своеобразная фотоэкскурсия по жизни нашего округа и ненецкого народа, составленная по темам: «Мужчина и женщина», «Священные места», ну и, конечно, «Его величество олень». Ведь эти животные для народов Севера являются основой основ. Транспорт, одежда, жилище, еда — все это дает олень. Новорожденного младенца заворачивают в оленью шкуру, укрывают ей и тех, кто уходит в мир иной. Сам кочевой образ жизни продиктован необходимостью прокармливать стадо. Оленей приносят в жертву в день рождения ребенка.
Серия фотографий посвящена и маленьким хозяевам тундры. Уже в 7 лет мальчикам доверяют ведение упряжки легковой нарты, а девочки в этом возрасте учатся шить одежду и обувь и следят за младшими сестрами и братьями. С детства обязанности четко распределены: мужчина каслает (перегоняет) оленей, охотится, ловит рыбу; женщина занимается рукоделием, выделкой шкур, установкой и разборкой чума. Мужчина в тундре без женщины не выживет, так же как и она без него: если муж умер, один из его младших братьев обязан жениться на вдове.
А бывает так, что супруга намного старше, тогда она сама подбирает мужу молодую невесту. «Я сначала с возмущением относилась к таким традициям, но потом поняла, что таков выверенный веками закон суровой жизни в тундре», — отметила Людмила.
Народы Севера не живут, а выживают, но при этом, если судить по представленным на выставке фотографиям, несчастными их не назовешь, резюмирует газета «Русский очевидец».
Елизавета Леонская — «последняя гранд-дама советской школы»
Так написал об одной из наиболее выдающихся пианисток современности один французский журналист. А музыкальный журнал Diapason называет ее величайшей исполнительницей не только сегодняшнего дня, но и целой эпохи, сообщает газета «Русская Германия».
Елизавета Ильинична продолжает традиции российских и советских музыкантов Давида Ойстраха, Святослава Рихтера и Эмиля Гилельса, проявляя при этом яркую индивидуальность, внутреннюю свободу и высочайшее мастерство.
Родилась будущая пианистка в Тбилиси, куда во время войны из Одессы переехали ее родители. Лиза была поздним ребенком. Еще до ее рождения гадалка предсказала, что ребенок будет знаменитым. Мама преподавала игру на фортепиано и все свои усилия вкладывала в музыкальное образование дочери.
Кажется, гадалка не ошиблась: свой первый концерт с оркестром Лиза дала в 11 лет, сольный — в тринадцать. Затем была учеба в Московской консерватории (класс Якова Мильштейна), несколько премий на крупных международных конкурсах: Джордже Энеску (Бухарест, 1964), Маргариты Лонг (Париж, 1965), королевы Елизаветы (Брюссель, 1968), сообщает издание.
Огромное влияние на становление Елизаветы Леонской как музыканта оказал Святослав Рихтер. Попасть в «ближний круг Рихтера» было большой удачей для молодой пианистки. Помог счастливый случай.
В конце шестидесятых годов Леонская была замужем за скрипачом Олегом Каганом. (Он умер в возрасте 43 лет в Мюнхене. В память о выдающимся музыканте в немецком городе Кройт ежегодно проходит международный фестиваль «Oleg Kagan Musikfest»). А Рихтер тогда готовился к концерту и попросил Олега помочь ему в репетиции программ для дуэта с Давидом Ойстрахом. Они часами играли сонаты Прокофьева, Бартока, Франка, рассказывает газета.
Елизавета Леонская стала бывать в доме у Рихтера. Вскоре их случайное знакомство переросло в многолетнюю дружбу, которая продолжалась до самой смерти великого пианиста.
Их совместный дуэт начался с «Анданте» Шумана для двух фортепиано. Они выступали в Суздале, во Владимире, в Москве в Пушкинском музее (тогда еще не было «Декабрьских вечеров»). А в 1978 году решили готовить сонаты Моцарта в четыре руки. Музей изобразительных искусств уже отпечатал программку, но судьба распорядилась по-другому. Леонская решила эмигрировать на Запад.
Однако к Моцарту они еще вернутся и сыграют вместе сонаты великого композитора, но произойдет это в Вене через одиннадцать лет. А впереди еще будет встреча с Иосифом Бродским. И великий поэт посвятит ей стихотворение «Bagatelle», в котором есть такие строки: «От земли отплывает фоно в самодельную бурю, подняв полированный парус», пишет «Русская Германия».
Ей было страшно покидать Советский Союз, хотя она уже бывала за рубежом. Страшно, так как в конце семидесятых люди считали, что оставляют родину навсегда и никогда больше не увидят ни родных, ни друзей. И все-таки это был шанс для профессионального роста, карьеры, возможность добиться в жизни большего.
В то время музыкантам, особенно имевшим еврейские корни, все труднее становилась пробивать железный занавес, свободно гастролировать в разных странах, играть с известными оркестрами и знаменитыми дирижерами. Шесть лет Леонская была невыездной. Причину ей никто не объяснял, но повод мог быть любой, даже самый смехотворный, рассказывает газета.
Однажды Елизавета вместе с мужем Олегом Каганом были на гастролях в Финляндии, недалеко от шведской границы, которую они без помех пересекли. Вероятно, воздух свободы подействовал на них опьяняюще, и они написали родным открытки: «Мы обедаем в Швеции!» Возможно, этот злосчастный обед и сыграл с ней злую шутку.
Она твердо решила уехать, и счастье улыбнулось ей: неожиданно за 10 дней до своего концерта в Вене Леонская получает временную въездную визу, но потом так и остается в этом замечательном городе на Дунае, музыкальной столице мира. Прилетев в Вену, она прямо из аэропорта, не тратя времени на получение багажа, поехала на репетицию с оркестром. И сразу включилась в активную концертную жизнь.
Ее первой покупкой на новом месте был рояль, о котором она мечтала всю жизнь, а блистательное выступление на Зальцбургском фестивале в 1979 году ознаменовало начало успешной карьеры пианистки на Западе.
Елизавета Леонская солировала практически со всеми ведущими оркестрами мира под управлением таких прославленных дирижеров, как Курт Мазур, Колин Дэвис, Кристоф Эшенбах, Кристоф фон Донаньи, Курт Зандерлинг, Марис Янсонс и Юрий Темирканов, рассказывает издание.
Она выступает на самых престижных музыкальных фестивалях, в числе которых Зальцбургский фестиваль, фестивали в Вене и Люцерне, Шлезвиг-Гольштейнский музыкальный фестиваль, фестиваль «Шубертиада» в Хоэнемсе и Шварценберге; регулярно дает сольные концерты в крупнейших концертных залах мира — в Париже, Мадриде, Барселоне, Лондоне, Эдинбурге, Мюнхене, Цюрихе и Вене.
Помимо сольных концертов Елизавета Ильинична уделяет большое внимание камерной музыке. Она регулярно выступает с «Эмерсон-квартетом», квартетом имени Бородина.
Немаловажным свидетельством ее творческих успехов являются многочисленные записи, отмечает газета. Она неоднократно удостаивалась престижных наград, в числе которых премия святой Цецилии за исполнение фортепианных сонат Брамса и премия Diapason d´Or за запись произведений Листа.
Кроме того, в дискографию пианистки входит запись фортепианных концертов Чайковского с Нью-Йоркским филармоническим оркестром, фортепианных концертов Шопена с Чешским филармоническим оркестром и фортепианных концертов Шостаковича с Камерным оркестром города Сент-Пол (США).
Выдающиеся достижения Елизаветы Леонской обеспечили ей признание и на новой родине, в Австрии. Артистке присвоено звание Почетного члена венского Konzerthaus. В 2006 году за вклад в культуру страны она была удостоена Австрийского почетного креста «За науку и искусство» первой степени — наивысшей австрийской награды в этой области.
Сегодня Елизавета Леонская желанный гость во многих странах мира, в том числе и в Германии, где ее выступление с нетерпением ждут многочисленные поклонники классической музыки, пишет в заключение газета «Русская Германия».
Источник: rus.ruvr.ru