Энергумен

Энергумен
«Отныне слушать его будем без шляп мы», — предрекал в одной из немногих прижизненных пародий на Высоцкого, автор-исполнитель, чье имя сегодня полностью забыто. Песенку эту (на мотив «Опального стрелка») переписывали машинально, все реже и реже, пока она окончательно не затерялась в братских могилах магнитиздата среди других голосов, чьи обладатели так и не сумели освоить камасутру «всенародной любви».

«Отныне слушать его будем без шляп мы», — предрекал в одной из немногих прижизненных пародий на Высоцкого, автор-исполнитель, чье имя сегодня полностью забыто. Песенку эту (на мотив «Опального стрелка») переписывали машинально, все реже и реже, пока она окончательно не затерялась в братских могилах магнитиздата среди других голосов, чьи обладатели так и не сумели освоить камасутру «всенародной любви».

Энергумен

Почему о поэте, про которого до сих пор можно говорить ночь напролет, цитируя и восхищаясь, почти нечего сказать на бумаге?

С одной стороны — все вроде бы сказано, причем с учетом читательских пожеланий. Что наверху, то и внизу — рассказы рядовых граждан одинаковы, как воспоминания знаменитостей — коллег, меценатов, баловней судьбы… Простонародье непременно припомнит вездесущий «бобинник», тупого соседа с репликой типа «Твой Высоцкий — жлоб и песни у него жлобские» и портвейн, после чего степенно умолкнет до следующего юбилея.

Элита будет более откровенна: «Накануне Марина Влади проповедовала у нас на кухне превосходство женского онанизма над всеми остальными видами наслаждения. В разгар ее разглагольствования пришел Высоцкий, дал по роже и увел».

Конспирологи отметят, что Высоцкий крестился (или венчался) в Армянской церкви, а внучка великого поэта исповедует иудаизм.

Кочевник-психонавт, моргая психоделическими глазками, сообщит про то, как ставил записи Высоцкого «ребятам», ну, скажем, из «Раммштайн» или «Свонз». Те ничего не поняли, кроме одного: «Это — гений». Впрочем, это уже молодежные дела.

Ревизионизм не приветствуется. Чуть что — сразу «а кто ты такой, чтобы?» и т.д. Такая щепетильность не удивляет, если учесть, какое число «подводников», «парашютистов» и «скалолазов» спускается с хребтов, выкарабкивается из ущелий и пробкой вылетает из обреченной подлодки. Им на подмогу спешит новая генерация гаврошей-травести, тех, кто подростком защищал «белый дом», штурмовал мэрию, «чудом уцелел» и «знает не понаслышке»… Пощадим расстроенные сорокаградусным кокаином нервы бойцов, борцов и героев.

Представитель «людей лунного света» напомнит о толерантности Высоцкого. Стопроцентный мачо вывозил на Запад рукописи Евгения Харитонова, которые фарисейская эмиграция отвергала за радикальную «голубизну».

Про что только не говорят у нас «страшная сила»! Самая страшная сила — нетерпение. Нетерпение обостряет отчаяние. Отчаяние «вливает водку в нас». А когда мы охладеваем к госпоже водке, из потаенной двери выступает другой, последний Утешитель…

Пусть это будет самым банальным местом данного очерка, но три абсолютно разных, ярчайших представителей одного поколения ушли почти одновременно — Даль, Высоцкий и Харитонов. Нетерпение превыше жизни. Вот что питает неиссякаемую притягательность этих образов. Хотя тоже, казалось бы, все понятно — умышленное саморазрушение. На фоне бездарных долгожителей, переплюнувших в плане долголетия Леонида Ильича, которого так любили передразнивать, не попав ни в анекдоты, ни в гарем народных любимцев. Счастлив тот, чье сердце способно разорваться.

Марина Влади дает сильную картину, когда комитетчик-распорядитель выталкивает Высоцкого из автобуса с гостями кинофестиваля — «унижение вырастает до невыносимых размеров», по мере того, как автобус, набирая скорость, катит ко Дворцу Съездов, до которого, кстати, рукой подать.

Смелые культурологи не раз сравнивали Высоцкого с Брюсом Спрингстином, который, не снимая пролетарской рубахи, спокойно, под хорошую гитару, переехал в голливудский особняк за четырнадцать миллионов. Про «квартиру за двести тысяч» заговорили после смерти, про якобы фантастические удобства быта (домашняя сауна!) и «мерседес» — все это перечисляли, поглядывая на постылый «бобинник», промотавший десятилетия бесперспективной жизни восторженных завистников.

«Я потрясена тем, как счастливы эти люди получить рубашку, пластинки или белье из Парижа».

А сколько стоит безмерная братская могила одиночек, алкоголиков и неудачников — целая подземная вселенная обездоленных, в недрах которой и не пахнет углеводородами. Не интересная для девелоперов «полая земля», в существования которой верили рейхсфюрер Гиммлер и Лорд Бульвер-Литтон…

Доморощенные стилизаторы время от времени пытались навязать артисту имидж Стива Маккуина или Чарльза Бронсона, хотя из западных мастеров ближе всех ему был, пожалуй, Берджес Мередит — дважды сыгравший Дьявола в картинах Torture Garden и Sentinel. Творец иллюзий в исполнении Мередита имеет много общего как со Свидригайловым, так и с Борисом Ильичем — регентом самодеятельного хора в «Единственной», которую снимали в Запорожье.

Если бы Высоцкий не исчез из этого мира, он мог бы сыграть в римейках обеих картин в свои семьдесят пять. Вот когда смогли бы «восстать из Ада» во всей безблагодатной красе и Нинка с разными ногами и Вурдалак и ревнивый однополый Сивка — участники «пантагрюэлевских ужинов», где Маэстро Церемоний «весь вечер суетится вокруг гостей и буквально спаивает их».

«У тебя блестят глаза, ты смотришь, как кто-нибудь пьет с почти болезненной сосредоточенностью.»

Адаптацию Высоцкого на французский язык доверили старательному, но осторожному Максиму Ле Форестье, хотя ближе всех по духу ему был, наверное, Нино Феррер, чья «Мирза» одно время была в СССР настоящей народной песней зарубежного композитора. Оба принадлежали к одному поколению, оба жили рискованно. Плюс умение виртуозно играть словами, и голоса хриплые от природы. Белый соул — так сказать «синдром Брауна». Жаль, что их не познакомили.

Последнее время от поэтов, как и от богов не требуют ничего умопомрачительно грандиозного. Требуют по мелочам — что-нибудь для здоровья, хорошей погоды в облюбованном для отпуска уголке земного шара. От поэта ждут эффектный афоризм, лихо сработанную строчку, способную поднять настроение компании и вызывать механический смех. Грандиозное только раздражает, его игнорируют почти все, кроме отшельников, богословов и специалистов. Крупные чудеса происходят сами по себе.

«Однажды к сумрачному мужчине приходит приятель оттуда, где он раньше жил». Это сосед — мистер Чейзен с птичкой-призраком на плече старомодного пиджака. Совсем как Смоктуновский в картине Эфроса об интеллигенции в Аду.

Входит без стука, и сообщает: «Сегодня в нашей комплексной бригаде прошел слушок о бале-маскараде!..»

Маскарад продолжается, но никто не язвит, и не глумится, прекрасно понимая, что рука, которая кормит, умеет бить. До конца света далеко, а здесь быстро лапти сплетут.

Последнее время принцип «умер Ефим…» касается практически всех кандидатов на тот свет, о котором так красочно рассказывал юбиляр. Одержимость перестала бросаться в глаза. Нетерпение проявляется только по самым ничтожным поводам. Счастлив тот, кто имеет право усомниться «если всё это правда, ну хотя бы на треть…»

Не могу понять, не могу разобраться, где, когда, благодаря чему и кому проявилось в чистом виде мое истинное, искреннее отношение к этой уникальной личности. Не могу. Вы, наверное, тоже.

Источник: izvestia.ru

Добавить комментарий