Мы снова перемещаемся на сто с лишним лет назад, чтобы узнать, чем тогда интересовалась читающая публика и что она выискивала в газетах.
Итак, 1910-е годы. Невероятный подъем печатного дела — в стране на тот момент ежегодно печаталось более 70 миллионов книг. А газет выходило 440 наименований в день, было из чего выбрать.
Мы снова перемещаемся на сто с лишним лет назад, чтобы узнать, чем тогда интересовалась читающая публика и что она выискивала в газетах.
Итак, 1910-е годы. Невероятный подъем печатного дела — в стране на тот момент ежегодно печаталось более 70 миллионов книг. А газет выходило 440 наименований в день, было из чего выбрать.
Издания сражались за право публикации таких авторов, как Куприн, Горький, Андреев и Мережковский. Все они, что называется, уже сделали себе имя, и оттого появление этого самого имени в журнале или в газете было гарантией роста тиражей. В то же время на публицистическую и писательскую арену выдвигались новые фигуры, доселе неизвестные. В 1912 году вышел первый сборник Ахматовой, чуть позже — второй сборник Цветаевой, один из сборников Гумилева.
В то же время появилось течение совершенно новое, бунтующее, анархичное — эдакие «панки» от литературы, в 1912 году выпустившие знаменитый манифест «Пощечина общественному вкусу». Ее отвесили Хлебников, Маяковский, Бурлюк и другие, которых впоследствии назвали футуристами. Они призывали сбросить Пушкина, Достоевского, Толстого и прочих классиков с парохода современности.
Занятно, что сами футуристы впоследствии стали классиками, а тогда за их эпатажными выходками с интересом наблюдали читатели и спорили, искусство это или все-таки нет. Но в то же самое время широкая публика интересовалась не только делами большой литературы — она с любопытством глотала чтиво, которое на звание литературы и не претендовало. Например, газетные новеллы, которые тоже могли поднять тираж не хуже, чем творения маститых литераторов.
Например, дореволюционное издание, которое называлось «Газета-копейка» помимо низкой цены привлекало читателей серией рассказов о благородном разбойнике Антоне Кречете (про него даже потом вышла немая лента). Антон Кречет, как и положено благородному разбойнику, грабил богатых и помогал бедным. Чтобы спасти друга, попавшего в руки полиции, он смело жертвовал собой. Чтобы отомстить сластолюбивому помещику, домогавшемуся девушки, в которую он был влюблен, он поджигал его имение.
В общем, чтение было захватывающим. После того, как газета начала публиковать главы о похождениях разбойника, ее тираж быстро увеличился. Но поскольку автор рассказов (а это был некий Лев Максим) имел обыкновение уходить в запой, то новые истории перепадали публике нерегулярно. Газету она, тем не менее, продолжала покупать. А еще охотнее покупала особые цветастые брошюрки — детективные сериалы.
Газетчики торговали такими книжечками по пять копеек — очень дешево. Одна книжечка называлась «выпуском». В выпусках повествовалось о подвигах отважных сыщиков. Самым популярным героем был Нат Пинкертон. Книжечки, посвященные его расследованиям, разлетались с газетных лотков, словно горячие пирожки. У Ната Пинкертона был реальный прототип — знаменитый американский сыщик и разведчик Алан Пинкертон.
Он был известен как основатель весьма профессионального детективного агентства (оно, кстати, существует и по сей день).
Штат сотрудников, нанятых Пинкертоном, был малочисленным, но прекрасно обученным. Это Пинкертон сотоварищи придумали развешивать фотографии преступников, снабженные подробным словесным портретом, а также составили картотеку представителей преступного мира по роду деятельности — убийцы, карманники, взломщики, шулеры. Эмблемой агентства был открытый глаз, а девизом слова «Мы никогда не спим».
Среди заслуг реального Пинкертона и его сотрудников — предотвращение покушения на американского президента Авраама Линкольна и арест организаторов кражи 700 тысяч долларов в железнодорожной компании Adams Express. В общем, слава Алана Пинкертона гремела в Новом Свете, и до Старого света ее отголоски тоже доносились. Поэтому фамилия знаменитого американского сыщика стала фамилией для сыщика литературного — Ната Пинкертона.
Названия новелл, в которых фигурировал Нат Пинкертон, были весьма красочными: «Кровавый талисман», «Павильон крови», «Похититель детей», «Церковные грабители», «Хищники китайской курильни», «Стальное жало», «Отравительница из замка Кастель-Рок», «Притон убийц», «Привидение в доме умалишенных» и тому подобное. Картинки на обложках соответствовали названиям: детектив борется с грабителем, прыгает с поезда, висит над пропастью, одной рукой вцепившись в скалу, а другой сжимая револьвер. В общем, все, чтобы привлечь внимание публики.
Сюжеты были довольно простыми, фабулы могли повторяться, но народ был непривередлив: ему в детективчиках нравилось сразу несколько вещей. Во-первых, непобедимый герой. Во-вторых, схватки и погони. В-третьих, пикантные сценки из светской жизни. Например, одна из новелл начиналась следующим образом:
«Аристократические круги Нью-Йорка были потрясены неожиданной смертью молодой красавицы-жены известного миллионера лорда Артура Кусвея. Четыре месяца назад состоялся этот брак, который заставил о себе говорить всю Америку и высшие круги Англии. Брак этот был неравным во всех отношениях. Лорд Кусвей был старик семидесяти пяти лет, а его жене Кэтти было только двадцать пять лет! Лорд принадлежал к одной из старейших английских фамилий, а Кэтти была артисткой в бродячей труппе. Лорд был обладателем огромного состояния, тогда как имущество Кэтти заключалось в ломбардных квитанциях на заложенные вещи…».
Хотите узнать, чем закончилась история у этих двоих — поищите рассказы о приключениях Ната Пинкертона в Интернете. Правда, современному читателю, привыкшему к лихо закрученным сюжетам, эти опусы покажутся, скорее всего, невыносимо наивными. В одном из современных читательских отзывов новеллы названы «простыми, как редис, и незатейливыми, как грабли», но, тем не менее, милыми.
Сегодня основное достоинство рассказов в том, что чтение историй про Пинкертона позволяет окунуться в атмосферу начала ХХ века — атмосферу времени до Первой мировой, когда жизнь текла размеренно, основные ужасы ХХ века были еще впереди, их никто даже представить себе не мог, и оттого вера в прогресс и светлое будущее была непоколебима.
Если все-таки возьметесь за это чтение, то ждите описания фантастической бедности и фантастического богатства. Публике начала ХХ столетия эти картины нравились чрезвычайно. Ах, и еще, разумеется, женщины, выведенные в новеллах. Они все сплошь изумительные красавицы.
Отрицательные герои, кстати, были сплошь уроды. Исключение — женщины-злодейки. Им тоже полагалось быть красивыми, эдакими фам фаталь.
Все было гипертрофировано — сила Пинкертона, который в драке с преступниками побеждал их десятками, оставаясь неуязвимым, богатство аристократов, коварство злодеев — порой совершенно немотивированное. Вообще, психологизм никогда не был сильной стороной этих детективов.
Предшественником этих бульварных новелл был, очевидно, авантюрно-приключенческий роман, так любимый читателями во все времена, в том числе и сегодня. А детективная тема — это дань безумно популярным историям о Шерлоке Холмсе. Известно, что Конан Дойль очень устал от этого персонажа и даже убил, сбросив руками профессора Мориарти в водопад. Однако потом сломался под градом читательских протестов и Шерлока Холмса воскресил.
Впрочем, даже если бы Конан Дойль этого не сделал, то сыщик, в любом случае, продолжил бы свою жизнь в тех же бульварных брошюрках, которые сотнями выходили из-под пера неизвестных авторов. Судя по скоростям выпуска, детективные истории штамповала целая артель. Узнаваемый профиль с трубкой украшает эти книжечки, он же — на табачных коробках, на рекламе мыла, трактирных вывесках. В итоге, от образа благородного сыщика, созданного английским классиком, мало что осталось, горько отмечал Корней Чуковский в статье «Нат Пинкертон и современная литература»:
«Вы помните, лет десять назад в Лондоне, в тихой и отдаленной улице Бейкер-стрит, у одинокого камина засел мечтательный и грустный отшельник, поэт, музыкант и сыщик, пленительный Шерлок Холмс. У него артистические длинные пальцы, он меланхолик, и если у него тоска, он либо читает Петрарку, либо целыми часами играет на скрипке.
Но вот произошло нечто необычайное. Этот романтический рыцарский образ вдруг на наших глазах изменяется, перерождается, эволюционирует, отрывается от своего создателя Конан Дойла, как ребенок отрывается от материнской пуповины, и, как миф, как легенда, начинает самостоятельно жить среди нас.
Куда девались тонкие пальцы Шерлока Холмса, и это гордое его одиночество, и величавые его жесты? Куда девался Петрарка? Где грустные афоризмы? Где подвиг как самоцель? Все это исчезло и заменилось — чем? Огромнейшим кулаком. Я прочитал пятьдесят три книжки приключений Ната Пинкертона и убедился, что единственное, в чем Нат Пинкертон гениален, это именно в раздавании оплеух, зуботычин, пощечин и страшных, оглушительных тумаков».
Чуковский (статью которого, кстати, перепечатали несколько изданий, ратующих за хороший литературный вкус) был убежден, что «у Пинкертона вместо души — кулак, вместо головы — кулак, вместо сердца — кулак, и действие этого кулака от него только и требуется».
Чуковский писал, что Пинкертон стреляет, колет, режет, рубит людей, как капусту, безо всякой жалости, и если подсчитать, сколько истребил он народу лишь в десяти книжках своих «похождений», то получится население хорошего провинциального города. В общем, Пинкертону от Чуковского сильно досталось.
Впрочем, сыщика не пинал только ленивый критик. Появилось даже выражение «пинкертоновщина», и подразумевало оно низкий сорт приключенческо-детективной литературы. Критики были ею недовольны. Но массовый читатель чихать на это хотел — книжки были нарасхват. Основной аудиторией считались дети и подростки. Гимназисты экономили каждую копейку, чтобы вскладчину купить себе свежий выпуск и до головокружения зачитываться историями о коварных злодеях и всесильных сыщиках, а потом эти же истории представляли уже в ходе дворовых игр.
Взрослые, конечно, тоже читали. Например, в воспоминаниях русского философа Василия Розанова находим такой эпизод: он говорил своим детям, что им вредно читать «Шерлока Холмса», подразумевая, конечно, не оригинал, а бульварные поделки. Однако, конфисковав у собственных чад пачку запрещенной литературы, потихоньку зачитывался ей сам — в дороге или же на сон грядущий, нередко засиживаясь до четвертого часа утра. «Ужасные истории!», — восклицал Розанов, но оторваться никак не мог.
Звезда пинкертоновщины закатилась вместе со звездой царской России, то есть после революции 1917 года. Причина была проста — типографии были либо разгромлены, либо экспроприированы, и книжечки просто перестали печатать. Оставшиеся экземпляры бережно хранили, но они ветшали.
В 1920-х годах советская власть вспомнила о том, какой успех детективные новеллы имели у публики, и дала заказ на появление «Красного Пинкертона». Он родился, но вышел каким-то неудачным. Он должен был в форме приключенческого романа пропагандировать революционные идеи, но не смог надолго удержать любовь читателей. Так закончился век пинкертоновщины.
Впрочем, впоследствии она возродится, но под другим именем — вспомним обилие бульварных детективов, которых так много на книжных полках сегодня. Там тоже есть вопросы к сюжетам, психологизму персонажей, литературному языку. Короче, критика как не любила этот жанр сто лет назад, так и сегодня его не жалует. А публика по-прежнему поступает с точностью до наоборот, буквально сметая детективы формата pocket book, и оттого их тиражи не может перебить никакая классическая литература, ни в начале XX века, ни в начале XXI столетия.
Источник: rus.ruvr.ru