В начале года принято давать прогнозы: политические, экономические, астрологические… Мне же хотелось бы спрогнозировать другое: судьбу людей моего круга, тех, кого стали называть «креативным классом».
В конце прошлого года казалось, что класс этот в тупике. А в эти дни, потрясенные убийством с «расчлененкой», многие заговорили о том, что не все так уж ладно в этом «креативном королевстве». Как выразился один из френдов, «человек с айфоном» не так уж далек от «человека с шансоном».
В начале года принято давать прогнозы: политические, экономические, астрологические… Мне же хотелось бы спрогнозировать другое: судьбу людей моего круга, тех, кого стали называть «креативным классом».
В конце прошлого года казалось, что класс этот в тупике. А в эти дни, потрясенные убийством с «расчлененкой», многие заговорили о том, что не все так уж ладно в этом «креативном королевстве». Как выразился один из френдов, «человек с айфоном» не так уж далек от «человека с шансоном».
Даже на » Марш против подлецов » многие шли с некоторым душевным дискомфортом: протестовать против запрета на усыновление наших детей иностранцами — вместо того, чтобы самим разобрать сирот по домам?
Впрочем, многие на митинги ходить перестали и ограничиваются перепостами актуальных тем в соцсетях. Оказалось, что гражданская активность — это не хэппенинг и не корпоратив. Это довольно нудная повседневная работа не слишком творческого плана, но всегда нервная и сопряженная с недовольством власти или собственного начальства (что часто страшнее по последствиям).
Так что, мне кажется, одним из основных трендов нынешнего года будет зарождение настоящей гражданской ответственности. Это не когда на митинг — а когда к детям в детдом, на собрание жителей района, к одиноким старикам. Ну, и на митинг, если что-то не удается сделать без него. Но не вместо, а после.
Однако возрождение настоящей гражданской активности — это еще не все. Дело в том, что наша общественная пассивность — одно из проявлений болезни постсоветского общества. Мы невероятно черствы и равнодушны. Не только к сиротам, инвалидам и старикам. Мы равнодушны и жестоки к нуждам наших близких — супругов, детей, родителей. Мы тем более равнодушны к чужим: сослуживцам, соседям, прохожим.
Да, болезнь эта поразила нас не просто так — в страшные 20-30-е годы пожалеть сироту, поддержать коллегу, заступиться за отца часто было смертельно опасно. Нужно было не замечать их мучений и бодро петь революционные песни. Кто не смог — погиб. Но теперь-то: пока мы не вылечимся от привитого тогда бодрого равнодушия, называться цивилизованными людьми мы не можем.
Очень надеюсь, что именно эта проблема станет в наступившем году основным, как любят говорить, дискурсом. Это не только о наших сиротах, нужных не нам. Это и о женах, битых мужьями-интеллектуалами. О мужьях, умеющих рассуждать умно и тонко, но не считающих нужным содержать семью. О коллегах, считающих, что профессиональная солидарность — это не для них, уникальных спецов. Об обществе, привычно рассуждающем о широте русской души, но не замечающем, что у нас практически никто не занимается волонтерством, благотворительностью, прочей общественной работой в свободное время — тогда как на «бездуховном Западе» это давно стало нормой практически для всех слоев населения.
В общем, теперь, когда спала горячка и эйфория, хорошо бы заняться нудной, тяжелой, но очень необходимой работой над собой.
Источник: utro.ru