В Камерном музыкальном театре имени Покровского состоялась мировая премьера оперы «Холстомер» Владимира Кобекина. С маэстро встретилась корреспондент «Известий».
— Повесть Льва Толстого «Холстомер» — не самый оперный сюжет.
— Толстой написал симпатичную вещь, и мне захотелось что-нибудь симпатичное сделать. Я все время нахожусь в поиске, иначе скучно — жизнь монотонная, надо чем-то развлекаться. Искусство для этого и существует.
— Вас не смутило, что лошади — не слишком типичные герои?
В Камерном музыкальном театре имени Покровского состоялась мировая премьера оперы «Холстомер» Владимира Кобекина. С маэстро встретилась корреспондент «Известий».
— Повесть Льва Толстого «Холстомер» — не самый оперный сюжет.
— Толстой написал симпатичную вещь, и мне захотелось что-нибудь симпатичное сделать. Я все время нахожусь в поиске, иначе скучно — жизнь монотонная, надо чем-то развлекаться. Искусство для этого и существует.
— Вас не смутило, что лошади — не слишком типичные герои?
— Я не успел смутиться. К тому же в детских операх есть и медведи, и зайцы, и лисы. Чем лошади хуже? Все мы немножко лошади. Все живые существа — похожи. У всех есть заботы о семье, детях. Для Толстого была важна метафора и отстраненный взгляд, он описывал историю с отчуждением. В опере передать отстраненный взгляд, скажем, в «Войне и мире» практически невозможно, потому что этот взгляд — авторский. А здесь это взгляд персонажа, и это интересно.
— Вы следили за постановочным процессом?
— Я обычно не вмешиваюсь. Мне как-то удалось поставить две свои оперы в один вечер — это «Каприччио в черном и белом» в Екатеринбурге. Как композитор, я написал множество ремарок. А как режиссер, ни одну из них не выполнил. Потому что ремарки не для того пишутся, чтобы их выполнять. А для того, чтобы задать направление размышлениям режиссера. Режиссер — профессия особая. Он исходит от актеров, от пространства. Так, как нафантазировал композитор, в реальности не бывает. Поначалу, когда я придумывал сцену, она была очень далека от реальности. Теперь более близка, сказывается опыт.
— Какая опера будет следуюшей?
— В ближайшие два года я не буду писать оперы. Сейчас в работе цикл фортепианных пьес. Надо сделать перерыв.
— Вас не огорчает, что вас упорно называют именно оперным композитором?
— Это свойство человеческого мозга — разложить все по полочкам. Бренд. Я отношусь спокойно, для меня главное — процесс творчества.
— Многие говорят, что творят ради великого искусства. Разделяете это ощущение?
— Никакого пафоса я не чувствую. Я занимаюсь замечательным, приятным делом, а иногда за это мне платят деньги.
— Композитору в России живется легко?
— Кому как. Тот, кто говорит, что ему живется плохо, что-то имеет ввиду, что-то от кого-то хочет. Я же ни от кого ничего не хочу. Композиторов сейчас много. Когда-то в Москве было 666 композиторов. Запомнить 666 фамилий невозможно, в каждом жанре обычно знают три-четыре фамилии. Они и получают деньги. Так устроено общество. В советское время было удобно, но не рационально. Были закупочные комиссии, куда каждый мог прийти и продать свое произведение, причем за хорошие деньги. Скажем, зарплата была 105 рублей, а за песню, которую можно написать левой ногой за 15 минут, платили 250 рублей. Но никто ничего не играл, все лежало грузом, и возникала нездоровая ситуация. Все бились за место поближе к «корыту», это нехудожественно. Конечно, когда проекты поддерживает государство, — это правильно. Вот на эту постановку выделил деньги Минкульт.
— Вы — член Союза композиторов России. Это что-то вам дает?
— Союз композиторов очень хорошо помогает молодым. Помню, как в советское время было трудно пробиться среди «кормящихся». Сейчас другие трудности. Молодые авторы кучкуются и пишут примерно одинаково, чтобы попасть на какой-нибудь фестиваль. Самобытность не любят. Но и по-другому вряд ли получится выбиться в люди.
— К экспериментам в театре как относитесь?
— Конечно, экспериментировать надо. Но только, если это эксперимент по поискам новых средств воздействия. То, что сейчас называют экспериментов в музыкальном театре, так называемая актуализация, это путь в никуда. Ей надо в драмтеатре заниматься, а музыка — она о другом. Она исчезает за шумом ложек, вилок, тарелок. Попробовали раз — и хватит. Но тут сразу же возникает очередь из режиссеров, которые хотят делать так же. Стадо есть везде, и даже среди лидеров есть главный лидер.
— Например, Черняков?
— Да, он один из тех, за кем идут. Он очень интересно, нетривиально мыслит. Актуализирует, но делает это убедительно.
— Вы разделяете мнение, что современная музыка испытывает кризис?
— Сейчас, когда говорят про современную академическую музыку, имеют ввиду одно конкретное направление — авангард. Пусть он и испытывает кризис. Вообще испытывать кризис — это личное дело каждого.
Артисты бьют копытом
В отличие от литературного первоисточника, в сценической версии (режиссер Михаил Кисляров) главный герой предстает сразу в двух возрастах: юном и зрелом. Пока старый мерин, одетый в лохмотья, рассказывает о самых значимых мгновениях своей жизни, молодой конь переживает их вместе со зрителем.
Сцена — черный квадрат, где роль декораций выполняют лестницы и металлические конструкции под потолком. Это и конюшня, по которой прохаживаются породистые кобылы, и ипподром, где Холстомер выигрывает скачки, и страшный кабинет коновала, где он оканчивает свою жизнь. При этом актеры, изображающие лошадей, отнюдь не похожи на кентавров. Сходство с животными достигается прежде всего с помощью пластики — артисты то и дело «бьют копытом» или соревнуются в скорости бега. Из костюмов задействованы тяжелые ботинки, мини-юбки и разнообразные кожаные аксессуары, напоминающие сбрую.
В музыкальном отношении опера вполне традиционна. Композитор написал музыку, отсылающую ко второй половине XIX века — времени, когда история Холстомера происходит у Толстого. Откровенных цитат нет, но местами в музыке угадывается нечто щемяще русское. Это и нежный лирический номер «Звучит колокольчик», и гротескная сцена Генерала и князя Серпуховского, повторяющих: «Выпьем!», и тема любви Холстомера и молодой кобылки. Не обошлось и без лошадиной «темы» — герои с напором и задором подражают лошадиному ржанию.
Очередные представления «Холстомера» — 31 октября и 1 ноября.
Источник: izvestia.ru