Ольга Свиблова: «Энергия приходит от искусства»

Ольга Свиблова: «Энергия приходит от искусства»
Изящное черное платьице и дерзко вздернутые брови. Ольга Свиблова — фигура легкоузнаваемая и значительная на арт-сцене. Да и сложно не заметить ее кипучую деятельность, благодаря которой на Остоженке вырос музей фотографии и современного искусства, куда сейчас приходит больше 35 тысяч посетителей в месяц. И сложно представить, что двадцать лет назад на этом месте в старом здании — в прямом смысле слова — крыша лежала на полу… В канун юбилея корр. «МК» застала директора МАММ на рабочем месте, но разговор зашел совсем не о делах.
Изящное черное платьице и дерзко вздернутые брови. Ольга Свиблова — фигура легкоузнаваемая и значительная на арт-сцене. Да и сложно не заметить ее кипучую деятельность, благодаря которой на Остоженке вырос музей фотографии и современного искусства, куда сейчас приходит больше 35 тысяч посетителей в месяц. И сложно представить, что двадцать лет назад на этом месте в старом здании — в прямом смысле слова — крыша лежала на полу… В канун юбилея корр. «МК» застала директора МАММ на рабочем месте, но разговор зашел совсем не о делах.
Ольга Свиблова: «Энергия приходит от искусства»

Изящное черное платьице и дерзко
«Когда я двигаюсь — восстанавливаюсь»

— Ольга Львовна, первый вопрос от лидера арт-группы «Синие носы» Саши Шабурова: откуда вы берете столько энергии?

— От искусства. Вот только что я вернулась с оперного фестиваля в Зальцбурге. Два дня слушала музыку. Приехала в Москву в 6 утра, легла в 7, в 10 уже в строю. И чувствую себя отдохнувшей и счастливой. Гергиевские балеты: «Жар-Птица», «Свадебка», «Весна Священная», реконструкции дягилевских постановок — волшебство. Надеюсь, энергии этого волшебства хватит надолго.

— Михаил Швыдкой спрашивает: почему вы так любите танцевать?

— Потому что в танце ты живешь. У меня вся семья танцевала: папа, мама, я и собака Кнопка. Танец — это выплеск энергии. Когда я совсем устаю, танцевать мне необходимо. Это главный способ себя восстановить. И это момент счастья.

— Фотографический вопрос от писателя и журналиста Дмитрия Быкова: в конце 1980-х появилась мощная фотографическая школа социального, бытового репортажа. Есть ли сейчас этот жанр? Или больше эстетства, фэшн-фотографии?

— Я против разделения на жанры. Это репортаж, а это фэшн-фотография — все очень условно. В России много прекрасных фотографов. Достаточно вспомнить имя Юры Козырева, одного из лучших репортеров из «горячих точек». Или Юру Овчинникова с его блестящим репортажем из Крымска, сделанным сразу после наводнения. Могу говорить и о Валерии Щеколдине, и о Игоре Мухине… Но в целом репортаж отмирает, и не только у нас, но и во всем мире. Прежде всего потому, что отмирает печатная пресса, которая была его главным заказчиком. Для поддержания этой традиции в России наш музей ежегодно проводит конкурс на лучший фоторепортаж о Москве «Серебряная камера». Хотели бы сделать «Золотую камеру» — конкурс на лучший репортаж о России. Пока сил не хватает. А без поддержки фотографов-репортеров мы теряем историю.

— Как раз кстати вопрос от фотографа Владимира Вяткина, неоднократного победителя конкурса «Серебряная камера»: какими качествами должен обладать фотограф, чтобы стать лучшим?

— Главное — это талант. Но талант можно зарыть, сохранить или преумножить. Для того чтобы стать большим фотографом нужно много работать. А еще фотография, и вообще любое произведение искусства, прежде всего — месседж. Ты можешь снимать на телефон или на суперсложную камеру, но есть ли тебе что сказать?

— Художник Олег Кулик просил передать, что безмерно любит вас и спрашивает, когда бросите курить?

— …1 июня вступает в силу закон. Будем соблюдать. Все мои сумки уже завалены электронными сигаретами без никотина (вываливает их на стол). Он мне не нужен. Мне нужен жест. Но закон есть закон. Точка.

Девочка из хоккейной команды

— Ольга Львовна, как верно подметил Шабуров, вы постоянно в движении. Какие горы сворачиваете сейчас?

— Хочу достроить музей. Переделывать сложнее, чем делать. Но строительство от нас не зависело, мы ведь эксплуатирующая организация. Сейчас у нас 30 страниц недостройки, и у нас нет кафе. Но в 1997 году, когда у нас было тридцать метров руин, мы начали делать программу «История России в фотографиях». И сегодня — это одна из моих главных забот. Уже изданы два тома «История России в фотографиях», и мы работаем над двумя другими. Главная задача — создание интернет-портала «Россия в фотографиях», где дети и взрослые могли бы узнать историю своей страны, пополнить ее своими собственными фотографиями, так как сегодняшнюю историю каждый из нас делает своими руками. На основе этого портала, надеюсь, возникнут и компьютерные игры, связанные с историей России. Еще я мечтаю о разрастании музея, которому катастрофически не хватает выставочных площадей, и Школы фотографии имени Родченко.

— Школа Родченко работает уже несколько лет, но, кажется, ее выпускники все же больше художники, чем фотографы? Почему?

— Потому что границ между жанрами не существует. В сюрреализме, например, фотография была паровозом. Появляются новые медиа, и, естественно, молодые люди их используют.

— У российской фотошколы свой путь? Тогда почему мы равняемся на Запад?

— Российская школа — самобытна и уникальна. Но в отличие от нас, где в начале ХХ века один лидер — Родченко, на Западе — многообразие. Культурный контекст во все времена был интернациональным. Это не мешало, а помогало проявлению национальной самобытности. «На пустом месте даже глупость не растет», — это говорил поэт Парщиков. Нельзя получить Нобелевскую премию, изобретя велосипед. В любой профессии нужно знать, что сделали до тебя и что делается вокруг тебя сегодня. Поэтому: УЧИТЬСЯ, УЧИТЬСЯ И УЧИТЬСЯ!

— А где учиться?

— Нам смертельно не хватает системы дополнительного и профессионального образования. Когда я была маленькой, у нас в Измайлове в ЖЭКах, в шаговой доступности, было все: я училась балету, фигурному катанию, музыке, играла в хоккейной команде, пока мне нос не сломали… Если мы снова не сделаем точки образования доступными и образование качественным — не вырастут новые Родченко.

— В вашем музее выставки меняются со скоростью света. Зачем эта гонка? Вам, может, бюджет большой выделяют на усиленную программу?

— Бюджет на год у нас меньше, чем цена одной выставки в Центре Помпиду. А мы, кстати, с ним много работаем. Показываем много — с одной стороны, с другой — приходит намного больше интересного материала, чем могут вместить наши выставочные площади. И как результат — мы один из самых посещаемых музеев в Москве. 35 тысяч человек в месяц. Со 2 января по 20 февраля прошло 104 тысячи человек. Музею важно быть нужным зрителю. Но важно и поддерживать художников — и молодых, и заслуженных, и переоткрывать тех, чье творчество было незаслуженно забыто. Мы справляемся с этими задачами, кажется, неплохо. Регулярно ходить в музей — полезно для психического и физического здоровья. Искусство — главный источник витальной энергии.

«Правда работает лучше, чем ложь»

— Что вам необходимо, чтобы чувствовать себя комфортно?

— Дело.

— Ваш любимый фильм?

— «Догвилль» Ларса фон Триера.

— Книга?

— Томас Манн «Волшебная гора».

— Место в Москве?

— Спасо-Андроников монастырь.

— А что бы вы убрали из столицы?

— Да ничего. Архитектура — главное зеркало времени. Какое время на дворе — так и выглядит наш город. Уродливые здания — памятник нищете духа. А знать свои ошибки так же важно, как гордиться достижениями.

— По образованию вы психолог, причем закончили МГУ с красным дипломом. Помогает специальность в жизни?

— Образование научило меня терпимости. И тому, что комплексы — это главный враг человека. Жизнь и работа прежде всего зависят от общения. Общаясь с людьми, важно видеть в них хорошее. И помнить, что ты не пуп земли. Тогда есть вероятность кооперации. А в одиночку сделать ничего нельзя.

— «Мне до сих пор снится, что я сижу на монтаже» — когда-то сказали вы о своей работе режиссера. А сегодня вам что снится?

— Сегодня мне приснилась змея, я родилась в год Змеи как раз. А еще мне часто снится, что я катаюсь на катке на крыше. В этом году на коньки встать не удалось. Хотя на Новый год я получила их в подарок. А монтажный стол давно не снился. Последние годы я больше монтирую выставки.

— Ольгу Свиблову легко узнать — она всегда в черном. Почему именно этот цвет?

— Черный цвет — удобный и универсальный. Он скрывает и подчеркивает. В жутком ритме работы я не могу позволить себе днем переодевание. Белый я тоже люблю. Но он пачкается. А главная моя проблема — дефицит времени. Поэтому одежды у меня немного, она не пачкается, не мнется, много не весит и легко умещается в чемодан.

— В каких случаях вы лжете?

— Чаще всего когда опаздываю. Это определенный склад личности: опаздываю и перегружаю себя так, что не могу не опаздывать. В какой-то степени это, наверное, страх перед жизнью.

— Вы верите, что ложь бывает спасительной?

— Нет. Правда всегда работает лучше, чем ложь.

— Вы замужем за французом и живете на два города — между Парижем и Москвой. Что для вас значат эти две столицы?

— Я все-таки живу в Москве, но два раза в год отдыхаю во Франции — на камаргских болотах, в плавучем домике. Там вокруг меня — только природа. И она дает важное понимание, что жизнь больше, чем ты сам. Париж — это город, в который я люблю возвращаться, на день, на два. Париж меня многому научил. А в Москве я действую. Это мой город. Часто возвращаясь из офиса по утрам, я всегда восхищаюсь московскими рассветами.

— Ваш супруг Оливье Моран все еще владеет арт-центром во Франции?

— Нет. «База» — выставочный зал и шесть мастерских интернациональных художников — закрылась в 1997 году. В 1991 году художник Никола Овчинников привел меня на «Базу» в свою студию, где он тогда работал. И я с первого взгляда влюбилась в прекрасное выставочное пространство. А потом пришел мужчина с грустными глазами и очень быстро приготовил самый вкусный и красивый ужин в моей жизни. Через полгода он предложил мне руку и сердце.

— Какое бы вы дали определение любви?

— Когда она возникает, то, как правило, не до слов. А чтобы сохранить отношения, безусловно, нужно работать. Очень важны терпение и умение подпитать чувство. Еще важно, чтобы у людей были совместные ценности. В этом смысле совместная любовь к искусству связывает больше, чем что-либо другое. Духовные потребности неисчерпаемы в отличие от физических и материальных. И важно, чтоб тебя понимали.

— В какой момент жизни вы чувствовали себя наиболее счастливой?

— Счастье — это укол. Я чувствую эти уколы постоянно. Иногда просто утром просыпаешься и понимаешь — счастлива. Чаще всего я счастлива, когда сталкиваюсь с хорошим искусством.

— А несчастной?

— Много лет назад вечером я сидела в офисе и думала выпрыгнуть в окно. В этот момент мне позвонила женщина и сказала: «Мы с подругой решили, что жизнь не имеет смысла, и собрались прыгать с крыши, но услышали вас по телевизору и передумали!». И я передумала. Моменты, когда ты в углу и, кажется, выхода нет, бывают у каждого человека. На Новый год мы делали выставку молодых художников группы «ЕлиКука» (Олег Елисеев и Евгений Куковеров. — М. М.). Обычно в музее экспонаты трогать нельзя, а здесь было нужно. Все пространство было опутано веревками. Ты дергал одну в правом углу, а на левой стене раскрывался ковер-самолет или в центре поднимался шлагбаум. Это занятие приносило огромное удовольствие и детям, и взрослым. Я приходила в зал, пытаясь разобраться в хитросплетениях этого механизма, и каждый раз вспоминала: «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется»…

— Если бы любое ваше желание могло исполниться прямо сейчас, что бы это было?

— Сокровенные желания не рассказывают.

Источник: mk.ru

Добавить комментарий