Штурм бригады легкой кавалерии под Балаклавой вошел в английскую литературу, в учебники военной истории, запечатлен на холстах, на экранах, однако он стал символом не только британского героизма, но и… некомпетентности британских военачальников.
Штурм бригады легкой кавалерии под Балаклавой вошел в английскую литературу, в учебники военной истории, запечатлен на холстах, на экранах, однако он стал символом не только британского героизма, но и… некомпетентности британских военачальников.
Никогда до Крымской (Восточной) войны не противостояли друг другу на поле боя русская и британская армии. Разногласия случались и раньше, но в 50-х годах XIX века русско-британские отношения накалились, как чугунная печка. И все потому, что Османская империя разваливалась и турецких поработителей со вполне понятным энтузиазмом пытались стряхнуть греческое, болгарское, сербское и другие освободительные движения.
Российский монарх Николай I оказывал им поддержку. Во-первых, большинство из порабощенных исповедовали православие. Во-вторых, жили эти православные в благодатных и плодородных балканских странах с прекрасным климатом, отличными портами и стратегически бесценными проливами, и император не мог не попытаться сделать их своими подданными.
Возможный перекрой европейского «одеяла» на подобный лад не мог понравиться «старым европейцам» — ни Англии, ни Австрии, ни Пруссии, ни Франции с Испанией, ни примкнувшей к ним «могучей» Сардинии (тоже, кстати, выставившей на крымский театр военных действий свою небольшую, но прыткую армию).
Объединенные армии Европы выступили официально в защиту интересов нежно любимого, обиженного союзника — османов, а неофициально — просто чтобы самим не пропустить раздачи и не дать российскому монарху заграбастать все Балканы и Черное море и, возможно, даже Константинополь, а значит, и важнейшие английские торговые пути.
Австрия и Пруссия воздержались от немедленного присоединения к коалиции, но обещали присоединиться как только и если что.
Лирический поэт, цензор и тайный советник Федор Тютчев сказал об этом так: «Это весь Запад пришел выказать свое отрицание России и преградить ей путь в будущее».
Беспокойное занятие — империализм
Официально русский царь никаких территориальных претензий не предъявлял. Исключительно «защита православия», «мир», «свобода», «справедливость». Англичане и французы — тоже. Ни-ни — никаких территорий, только высокое, доброе, вечное: верность союзническому долгу перед Турцией и, конечно, тоже — «свобода», и конечно — «справедливость», и «мир», и еще — «за цивилизацию против варварства».
Но и те, и другие ждали повода.
Началось все на классических камнях преткновения — иерусалимских: со спора из-за ключей от Храма гроба Господня. Ключи находились на тот момент у православной элладской (греческой) церкви. Французы потребовали у «эллинов» немедленно отдать ключи католикам. Точной цитатой ответа православной стороны мы не располагаем, но легко представить нечто почти ильфопетровское, где тоже фигурирует слово «ключ» (и еще «квартира»). И, конечно, никаких ключей католикам не отдали.
Османы, у которых был тогда контроль над Иерусалимом, пообещали ключи и тем, и другим, но в итоге отдали предпочтение католикам (неоспоримым аргументом оказался появившийся у Стамбула французский линейный 90-пушечный «Шарлемань»).
Тогда Николай занял османские Молдавию и Валахию и блокировал Дунай. В ответ французы, англичане и турки высадились в Крыму, захватили Балаклаву и осадили Севастополь.
Британский героизм и некомпетентность
Самым примечательным событием той войны была, конечно, атака британской легкой кавалерийской бригады. Дело было так: на Сапун-горе сидел командующий британскими армиями лорд Раглан, и ему с горы было видно, что русские артиллеристы пытаются внизу, в долине, утащить захваченные накануне у турок отличные трофейные пушки.
Лорд Раглан решил этому помешать и надиктовал приказ для графа Лукана, командовавшего кавалерийской дивизией: атаковать и не дать русским утащить пушки. Посланник Льюис Нолан отправился к лорду Лукану (который со своим штабом сидел на совсем другой высоте, откуда никаких русских, пытающихся утащить трофейные пушки, не было видно).
Прискакав, запаленный Нолан выкрикнул, не вдаваясь в подробности: «Приказ лорда Раглана! Кавалерии атаковать немедленно!»
Лорд Лукан решил, что командующему Раглану, видимо, крымским солнцем голову напекло на Сапун-горе, несмотря на октябрь: впереди — русская батарея, по бокам — стрелки, какая атака?! Пытаясь это уяснить и вчитываясь в текст невразумительного приказа, он многозначительно осведомился о самочувствии главнокомандующего и уточнил у Нолана, что за пушки имеет в виду лорд Раглан и в каком именно направлении атаковать.
Капитан Нолан делает нетерпеливый, роковой жест куда-то в осеннюю желтизну балаклавской долины: «Вот там, милорд, — пушки, и там — ваш противник!»
Делать нечего: лорд Лукан сам скачет к командиру легкой бригады — лорду Кардигану с приказом Раглана. У командира легкой бригады сразу возникает похожая мысль о перегреве головы главнокомандующего, но лорд Кардиган — человек сдержанный: «Позвольте заметить, Лукан, что русские имеют в долине перед нами батарею, а также пушки и стрелков по ее сторонам». Лорд Лукан подавляет вздох: «Я знаю. Но мы должны не выбирать, а исполнять».
…Русские артиллеристы поначалу оторопели, увидев, как на рысях, постепенно переходя на галоп, по совершенно открытой долине на них несется кавалерия с саблями наголо, что-то вопя (это был старинный английский клич «Tally-ho!», который издают охотники, завидев лисицу). Они решили, что англичане — пьяны. Но оторопь была недолгой — и полетели ядра. А русские пушки превосходили европейские по скорострельности в 2,5 раза.
Впереди всех несся лорд Кардиган, держащийся «прямо, как в церкви» в седле своего чистокровного скакуна. Чугунные ядра разрывали людей и лошадей в сочащиеся кровью куски, но те кавалеристы, что пока еще были живы, скакали четкими шеренгами, не нарушая строя. Сержанту Тэлботу начисто снесло ядром голову, однако тело осталось в седле, и обезглавленный мертвец несколько минут продолжал нестись вместе со всеми.
Не обращая внимания на картечь и ядра, словно забыв о том, что они смертны, 13-й драгунский полк к тому же еще и затеял состязание с 17-м драгунским первой линии: «Не давайте 17-му выйти вперед!» — слышал крики участник битвы Артур Тремейн. Кардигану с несколькими драгунами удалось не только доскакать живым и прорваться между орудиями, но и чудом избежать плена. Остаткам бригады, конечно, пришлось отступить.
Кардиган пережил битву. Он обратился потом к горстке своих уцелевших израненных кавалеристов: «Люди, это было безумие, но в этом нет моей вины».
И что же ответили ему драгуны? Пригрозили общественным расследованием, судом как над военным преступником? Потребовали немедленного трибунала над Луканом и Рагланом за преступную ошибку и их отставку за некомпетентность?
Нет, они ответили: «Не имеет значения, милорд. Если надо, мы пойдем туда опять».
А главный виновник гибели лучшей британской кавалерийской бригады — лорд Раглан — во время осады Севастополя предстал пред высшим Судьей, тем самым избежав суда человеческого.
Как закончилась эта война
В Париже в 1856 году воюющие стороны после долгого дипломатического торга все-таки заключили мир (на российском престоле Николая I к тому времени уже сменил Александр II). По условиям мирного договора Россия вернула Турции захваченный ею город Карс, а также дунайские княжества.
Таким образом, к вящему покою европейской коалиции, границы России отодвигались от Европы подальше. За это союзники вернули России Балаклаву, часть Севастополя и иные приобретенные в ходе кампании владения. Россия и Турция лишались военных флотов на Черном море и Дунае. Плавание по ним для всех торговых судов объявлялось свободным.
Естественно, все эти договоренности были временными, и последующие европейские войны, вплоть до Второй мировой, продолжали перекраивать старое лоскутное европейское «одеяло», заскорузлое от крови.
Та война дала миру «Севастопольские рассказы» Льва Толстого (непосредственного участника событий), первую сестру милосердия Флоренс Найтингейл, первую гипсовую повязку и эфирный общий наркоз, изобретенные и примененные в полевых условиях русским военврачом Пироговым, первую метеостанциию для предсказания погоды во время войны, первое использование телеграфа, первых военкоров и фотокорреспондентов.
Еще Крымская война обогатила английский язык двумя новыми выражениями — «атака легкой бригады» — charge of the light brigade — означающее безнадежную и бессмысленную попытку, чреватую большими потерями, и «тонкая красная линия» — thin red line — означающее оборону из последних сил.
Источник: rus.ruvr.ru