Дело в том, что три сезона танцующим Ла Скала руководит Махарбек Вазиев, прежний глава балета Мариинского театра.
За тринадцать лет в Петербурге он успел очень многое: вывел в свет поколение звезд Лопаткина-Вишнева-Захарова и возглавил прорыв подопечных в мировые лидеры с балетами Баланчина и Форсайта. После его ухода с Мариинского балета сошел блеск, не говоря уже о наметившихся прорехах в репертуаре и общей скуке, поселившейся в некогда бурном месте.
Дело в том, что три сезона танцующим Ла Скала руководит Махарбек Вазиев, прежний глава балета Мариинского театра.
За тринадцать лет в Петербурге он успел очень многое: вывел в свет поколение звезд Лопаткина-Вишнева-Захарова и возглавил прорыв подопечных в мировые лидеры с балетами Баланчина и Форсайта. После его ухода с Мариинского балета сошел блеск, не говоря уже о наметившихся прорехах в репертуаре и общей скуке, поселившейся в некогда бурном месте.
А тем временем миланский балет, традиционно (третий век) доедающий бюджет оперы, по сравнению с собой прежним уже вышел на качественно другой уровень.
В непубличной истории остались только заметки на полях — о том, как Вазиев вежливо но упрямо воевал с балетным профсоюзом, не допускающим переработок своих подопечных.
О том, как руководство театра медленно но верно рассматривало в балетной труппе доселе скрытые потенциальные возможности.
В сентябре прошлого года миланцы сдюжили очень приличную программу головоломного Форсайта. Затем «Лебединое озеро».
Затем «Жизель».
Словом, в Москву везли уже не кота в мешке и уж точно не случайную замену знаменитой оперы.
Генеральный менеджер и арт-директор Ла Скала Стефан Лисснер ничем не рисковал.
И все же оставался вопрос, что именно готовить для показа разборчивой по части балета Москве.
В самом деле, ведь не «Раймонду» нашего всего Мариуса Петипа, этой осенью любовно поставленную в Ла Скала?
Поразмыслив, решились на два полнометражных спектакля — «Эксельсиор» Луиджи Манцотти и «Сон в летнюю ночь» Джорджа Баланчина.
Выбор не бесспорный, но объяснимый.
Репутация у Десятникова, как и у Ратманского, — самая что ни на есть очевидная: если не они, то вообще кто же? Поэтому предпремьерную арт-подготовку начали задолго. Тем более что весь последний сезон и композитор, и хореограф были последовательными ньюсмейкерами. Причём не всегда по своей воле. Особенно повезло Ратманскому, чьи балеты возникали в этом году на столичной сцене с удивительной регулярностью. И здесь прежде всего стоит вспомнить фестивальный показ спектакля «Анна Каренина», привезённого из Мариинского театра, а также гастроли Американского театра балета (в рамках фестиваля памяти Ростроповича), показавшего в своей программе одну из последних работ хореографа — «Семь сонат» на музыку Скарлатти. Балет Ратманского
«Эксельсиор» Луиджи Манцотти, первый из двух привезенных спектаклей, можно счесть музейным достоянием.
Год рождения 1881, либретто — поток речистого восторга перед победами цивилизации конца ХIХ века. На сцене смешиваются самая реалистичная реальность и аллегории (к примеру, Свет или Прогресс в облике очень деятельной балерины).
Скажем, ухари-гребцы дивятся летящему по сцене пароходу и со страху колотят его изобретателя. Но подстрекает их на это Обскурантизм в трико с нарисованным кощейбесмертновским скелетом.
Обскурантизм что ни сцена, то пакостит, а побеждает его балерина Свет, что ходит следом за ним из мизансцены в мизансцену и оживляет повергнутых героев.
Сразу вспоминается Детский музыкальный театр Натальи Ильиничны Сац из детства, где «силы зла в коричневом трико и ангелы добра в невыразимой пачке».
Но все, однако, не слишком просто.
Старомодная трехактная балетина оказывается заразительно позитивной. Не до улыбки — до хохота.
Причин миллион: богатый-пребогатый декор с десятком занавесов, подпись мизансцены «Комо 1799» как на немой фильме, умилительно скромный паек танцевальных па, бывших в обиходе в старое время. Но балет очевидно из времен переходной эпохи: в ожидании революции Русских сезонов начала ХХ века витальный итальянский театр изобретает нечто свое.
Например, умноженную симметрию танцующей массы, ушедшую затем в мюзик-холлы, массовые парады и фильмы Рифеншталь. Тридцать пять ног одновременно поднимаются и опускаются без всякого намека на симфонизм, философию и прочее от лукавого.
Это выглядит как победа технократии над политикой — и выглядит очаровательно.
Финал представляет собой большое ревю, где масса милых девушек в стиле pin-up girls — вверху военная униформа, внизу пачка — метелит сцену флагами разных стран.
Бесконечные «семерки» кордебалета ублажают глаз наивными рисунками (почившая в Большом «Дочь фараона» отдыхает).
Притом в стиле танца нет агрессии, напора и безразличия, свойственного отечественным хореографическим массам.
Даже непонятно, как такое танцевальное журчание можно столь качественно отрепетировать — особенно с итальянцами, страшно не любящими балетную матушку-дисциплину.
И вот что еще странно.
Почему-то когда в наших широтах восстанавливают старинный балет, получается немного натужно и чуть вымученно, с непременными апелляциями к достоверным архивам.
А в «Эксельсиоре» Ла Скала без всей этой реставрационной лабуды получается мило, стильно, свободно и смешно.
В первых числах января, московские меломаны, оставшиеся на каникулах в столице, привыкли ходить на камерные концерты музыкального фестиваля «Возвращение», который проводится уже в 15-ый раз. Все предыдущие года программу «Возвращения» показывали в Рахманиновском зале Консерватории. В январе 2012 года фестиваль впервые сменит свою сценическую площадку. Концерты «Возвращения» объединяет музыкантов, представляющих сплав лучших традиций русской и зарубежных исполнительских школ. Дмитрий Булгаков: «Главное, чтобы тема увлекала…»
Так же стильно выглядел «Сон в летнюю ночь» Баланчина, три вечера подряд собиравший в Большом аншлаг.
Лет семь назад, еще до реконструкции, на той же сцене труппа Большого танцевала одноименный спектакль Джона Ноймайера — тоже пресловутый «балет балетович», но не такой красивый, как баланчинский.
Вообще эта посрамленная XXI веком категория теперь нечасто попадается в оценке спектакля, но для балета — хотя бы в случае Баланчина — надо бы сделать исключение.
Трогательные и страшно запутанные отношения шекспировских влюбленных в первом действии обрамлены эталонным рисунком бессюжетного танца во втором, все вместе складывается в неземную картину со всеми порхающими эльфами, превращенными в ослов воздыхателями и прочей радостью.
В классических пачках, в эталонной неоклассике итальянцы выглядели очень хорошо.
Даже неожиданно хорошо.
Десять лет назад балет Ла Скала показывал Москве перенаселенную «Ромео и Джульетту» МакМиллана, из которой запомнились пара великих Александра Ферри — Роберто Боле да неповоротливый кордебалет, хорошо выглядевший только в ролях почтенных веронских матрон.
Сейчас Москва увидела профессионально взлетевшую современную труппу, где есть не только пара-тройка звезд, но и достойный «второй эшелон», и приличный кордебалет, и внятные перспективы.
С почином, балетная автономия в патриархальном оперном доме.
Источник: chaskor.ru