Во Франции к Гиберу относятся, в первую очередь, как к знаковой фигуре издательства «Минюи», и читают вне зависимости от сексуальной ориентации. Кем он станет для нас: гениальным писателем или извращенцем-порнографом?
Во Франции к Гиберу относятся, в первую очередь, как к знаковой фигуре издательства «Минюи», и читают вне зависимости от сексуальной ориентации. Кем он станет для нас: гениальным писателем или извращенцем-порнографом?
В конце этого года исполняется двадцать лет со дня смерти Гибера (боясь долгого и мучительного умирания, Эрве попытался покончить с собой, но неудачно…). Во Франции это весьма заметная дата. Декабрьский номер La Revue Litt?raire полностью посвящён его жизни и творчеству. В нашей стране Гибера только начинают узнавать, благодаря скромному (но далеко не первому) издательскому подвигу издательства «Kolonna publications» и переводчика Алексея Воинова Игра в классика
Единственный роман, переведенный за это время на русский язык появился в 1993 году и, очевидно, в угоду рынку, был переведен как «Спид», тогда, как подлинное его название «Другу, который не спас мне жизнь». Произведение это знаковое, как для Гибера, так и для французской литературы, именно с него начался коммерческий успех писателя во Франции, когда он был уже неизлечимо болен. Книга посвящена во многом Мишелю Фуко, одному из возлюбленных Гибера. Литературная исповедь Гибера была преподнесена нашему читателю, как бульварное чтиво с «клубничкой», что явно не соответствовало правде. Речь в ней совсем не об этом. Так что же мы знаем об Эрве Гибере сегодня, спустя эти двадцать и более лет? В сущности, практически ничего.
Кто такой Гибер?
Вопрос затруднительный и для самих французов, привыкших определять все достаточно четко и ясно. За свои тридцать шесть лет Гибер успел сделать столько, что обозначить его профессию одним словом, не прибегая к перечислению, довольно сложно и несправедливо.
Автор, редактор и хозяин «Митиного журнала» Дмитрий Волчек был одним из самых интересных авторов ЖЖ. И несмотря на то что Волчек уже давным-давно убил свой дневник, память о нём живёт в сердцах благородных юзеров. Во многих смыслах «Живой журнал» похож на театр и существует, несмотря на гигантские архивы, которыми мало кто пользуется, в основном «здесь и сейчас». Дмитрий Волчек: «Не забудьте захватить кондоминиум!»
Он был журналистом, первым, кто ввел в обиход периодической прессы такое понятие, как «фотокритик», талантливым фотографом, сценаристом, получившим в соавторстве с Патрисом Шеро за первый же сценарий Пальмовую ветвь на фестивале в Каннах, первопроходцем гей-темы во французском кино, режиссером, провокационным порнографом, нарушителем рамок морали в искусстве, знаменитым писателем. Если принять за постулат, что талантливому человеку отводится столько лет, сколько требуется для выполнения его некой задачи, постулат этот можно рассматривать на примере Гибера.
За недолгие 36 лет он сделал столько, что изучать и вдохновляться его наследием можно долгие и долгие годы. Можно задаваться вопросом, что бы писал или снимал Гибер сегодня, если б остался жив. Вероятно, это было бы продолжением его традиционных тем. Вероятно, он снял бы то кино, о котором мечтал всю жизнь. Возможно, с возлюбленной им Изабель Аджани. Но подобные рассуждения не столь уж важны. Гораздо интереснее другое: как мог он столько успеть, никогда не бросая какую-либо сферу деятельности, а занимаясь всем параллельно, в одно и то же время?
Как у него могло оставаться свободное время на личную жизнь, которой столько посвящено страниц. Он с маниакальной пунктуальностью записывал все стоящие, на его взгляд, события в свой дневник, также изданный во Франции отдельной книгой. По здравом размышлении получается, что вся его жизнь была созданием какого-либо очередного вербального или фотопроизведения.
Чудо о повседневности
Следуя этапным вехам его судьбы, мы не встречаем каких-то из ряда вон выходящих удач, в основном, это довольно обыденные события, но в зеркале того, что все достойно быть описанным и преображенным, для Гибера любое из них имеет колоссальное значение. С другой стороны, все эти обыденности приводят порой к, казалось бы, совершенно неожиданным поворотам, как, например, визит на виллу Джины Лоллобриджиды или знакомство с Роланом Бартом, но первую он мечтает убить, второму отказывает на интимное предложение, и это все как бы перетекает все в тот же ранг должного, обыкновенного.
И такое вот «перетекание» повседневного в чудо, а чуда во что-то повседневное служит одним из ключей к тому, о чем писал и что снимал Эрве Гибер всю свою жизнь. И кроется этот ключ, возможно, еще в его детстве. Он родился 14 декабря 1955 года и свое детство провел в Париже. Его отец был ветеринаром, затем работал в дирекции санитарной инспекции. Мать, пробыв полгода учителем начальной школы, решила заниматься семьей и осталась дома с двумя детьми, Эрве и его старшей сестрой. Все вчетвером они вели типичный образ жизни средней французской семьи. Вечера дома, рынок по воскресеньям, отец на работе, мать мечтает о том, как модернизировать кухню и купить новый обеденный стол. У отца в семье абсолютная власть, что в те годы вполне характерно для Франции: он запрещает жене пользоваться косметикой и диктует, как ей одеваться и вести себя, она подчиняется беспрекословно.
Первые выходы Гибера «в свет» — визиты к двум двоюродным бабкам, Сюзанн и Луизе, которых Гибер очень любил и посвятил им потом довольно большое место в своем творчестве, назвав в их честь даже одну из своих книг (Suzanne et Louise).
Он буквально обожал их, а они, казалось, готовы были ради него на все: он фотографировал их позже в кожаных намордниках, заставлял позировать, лежа в ванной и распустив седые космы, снимал на камеру и разговаривал о смерти.
Луиза после учебы жила в монастыре, но, уйдя оттуда, работала в аптеке и страховой компании. Она любила сентиментальные романы и оперетту. Луиза полностью подчинялась авторитарной Сюзанн, бывшей скрипачке. Именно они привили Гиберу вкус к музыке и приоткрыли для него тот занавес, что отделял Эрве от внешнего мира.
На несколько лет семья уехала в Ля Рошель, где отец получил место: жизнь на природе, возле городского парка. Все то же самое, за исключением каникул, когда семья в нагруженной машине отправляется в путешествие.
За исключением каникул, полное уныние и скука. Гибер создал образ некоего болезненного ребенка. Однако, как утверждала после его смерти сестра, он просто любил все романтизировать и переиначивать. Сам Гибер называл такой свой подход «правдивой ложью».
К примеру, в одной из своих книг (Mes parents) он описывал, как при его рождении мать кричала «Только бы он родился мертвым». Так было в самом деле или же писатель эту деталь придумал, — он был не очень желанным ребенком, и чувствовал это.
При всем внешнем благополучии, нельзя сказать, что у него было счастливое детство с любящими родителями. Любящий лгать правдиво, позже он писал о том, что рос в среде лицемерия.
Если даже предположить, что и это правдивая ложь, она явно откуда-то произрастала, и не зря Гибер любил так оставаться у своих старых родственниц, а в Ля Рошели пристрастился играть в детском театре.
Правдивая ложь
Для того, чтобы отыскать правду, нужно изучить не только две вышедшие биографии Гибера, но и множество других свидетельств, но вряд ли мы найдем правду о том, что рассказал сам писатель.
Здесь мы снова сталкиваемся с двумя разными сторонами одного и того же. Описанное в книгах «лицемерие» в семье и, тем не менее, — бесконечная забота отца.
Укрыв маленького Эрве плащом, он проводит его на фильмы, запрещенные детям до 18. Эрве, которого отец в детстве сам укладывал спать, протирая ему ноги одеколоном и рассказывая истории, с его помощью смотрит «Виридиану», «Теорему», «Три шага в бреду». Он влюбляется в образы, в картинки, в «порочных героев» (готовящаяся к изданию книга «Призрачный снимок»).
Закончив образование, в 17 лет он возвращается в Париж. Пытается поступить в театральное училище, но не удается. Позже Гибер скажет, что не хотел становиться актером и понял это только накануне экзаменов.
Он пытается пройти конкурс в киношколу, но и это не получается. Один из преподавателей вспоминает сегодня, что Гибер был одним из самых талантливых кандидатов, но излишне принципиальным. Из-за своих принципов Гибер решает оставить эти попытки.
Он направляется в редакцию глянцевого журнала «20 лет», и далее сжимавшаяся все сильнее пружина будто выстреливает: его личное обаяние берет верх и отныне так будет всегда.
Его принимают на работу, перед ним открываются все двери. Как и преподаватели в профессиональных училищах, его дирекция и коллеги отмечают одержимость Гибера литературными идеями и сюжетами. В плане журналистики у него карт-бланш.
Спустя некоторое время Гибер, мечтавший работать в газете «Монд» делает очередной решительный шаг: он заявляется в отдел культуры и просит о встрече с директором.
Но директора отдела нет на месте. Вернувшись, Ивонн Баби, пораженная решительностью молодого человека и рассказами о его настойчивости и обаянии, сама перезванивает Гиберу и предлагает увидеться.
Она хочет придумать кардинально новый подход к освещению событий культуры, и, видя крайнюю заинтересованность со стороны подобного амуру Гибера, предлагает ему заняться освещением событий, касающихся культуры, кино и, в первую очередь, фотографии. Гибер говорит прямо, что о фотографии ничего не знает. Тем лучше, — отвечает Баби, — узнаешь, — и берет его на работу.
Баби и Гибер быстро становятся друзьями. Он будет одним из главных ее соратников вплоть до ухода Баби из издательства. Все развивается со стремительностью тайфуна.
Странный союз
Спустя три года после приезда в Париж, Гибер знакомится с Тьери Джуно. Джуно работает в центре социальной помощи глухим людям. У него есть любимая подруга.
Есть масса причин, по которым Джуно и Гибер не могли бы быть вместе, однако, они будут любить друг друга до самой смерти. Это очень странный союз.
Подруге Джуно, Кристин, не удается от него уйти. Она принимает его союз с Гибером, а Гибер принимает Кристин. Еще через год Гибер публикует свою первую книгу (La mort propagande) и отправляет экземпляр Ролану Барту.
Обожающий его книги, Гибер нуждается в нем, как в наставнике. Между ними завязывается переписка, затем Барт назначает встречу. Гибер побывал на его лекциях, но они ему не понравились.
Ему нравились тексты. Он ждет совета, однако Барт ни при встрече, ни после никаких рекомендаций не дает, говоря, что у Гибера есть все, чтобы справиться самому.
Зато позже делает ему непристойное предложение в обмен на предисловие к одной из будущих книг. Несмотря на всю свою любовь, Гибер отказывает и разочаровывается.
Тогда же он знакомится с Мишелем Фуко, с которым у него начинается роман, Фуко это не афиширует. Оставаясь вместе с Джуно, Гибер постоянно влюбляется, однако отношения их настолько особы и доверительны, что он обо всем может рассказать Тьери, он посвящает ему свои книги, пишет и о нем, и о своих подвигах и трагедиях на любовном фронте, — Тьери Джуно всегда рядом, хотя и настроен порой критически.
Книги появляются одна за другой («Путешествие с двумя детьми», «Одинокие приключения», «Призрачный снимок») в одном из самых интеллектуальных издательств Франции «Минюи», во главе которого стоит легендарный Жером Линдон.
Одного названия этого издательства довольно, чтобы у автора появилась особая репутация и интеллектуала, и хорошего писателя.
Благодаря журналистской деятельности, Гибер встречается с огромным количеством самых разных людей. Однако особое место среди них занимают несколько.
И первая из них — Изабель Аджани. Познакомились они давно, когда Аджани приходила в редакцию. Потом именно она выбрала Гибера, чтобы дать ему интервью, все откладывая и нервничая из-за съемок, она приняла Гибера и включила музыку: интервью на кассете было неслышно, Аджани сделала все, чтобы текст Гибера не получился, но писатель был настолько ей очарован, что простил ее, они пару раз созвонились, и Аджани стала его лучшей подругой.
Он был ею одержим практически до конца своих дней, фотографировал ее, писал о ней, писал для нее сценарии, в том числе один, основанный на биографии французского гермафродита Эркюлина Барбена.
Аджани была согласна, он раздобыл денег, но в решающий момент актриса пропала. Для Гибера это было предателство, одно из многих, о котором он также позже напишет («Другу, который не спас мне жизнь»), Аджани же до сих пор уверена, что предателем был Гибер, однако факт остается фактом: ни один фильм так и не был снят.
Другой друг, самый близкий друг — сын Жерома Линдона — Матье.
Гибер считает его даже больше, чем братом, и может поверить ему самые личные тайны. Гибер влюблен в прозу другого автора издательства «Минюи» Эжена Савицкая, он зачитывается им и восхищается его странными литературными конструкциями и новыми выдуманными словами.
Вместе с Матье и Эженом, позже, с 1987 по 1989 год Гибер будет гостем знаменитой виллой Медичи, принимающей у себя писателей и помогающей создавать новые книги.
Наряду с ними один из ближайших поверенных Гибера — фотограф и писатель Ханс Георг Бергер. Именно ему мы обязаны тем большим количеством прекраснейших портретов Гибера, которые были изданы в виде двух фотоальбомов в издательстве «Вильям Блейк».
У него на вилле на острове Эльба, куда Бергера пригласили восстанавливать старый монастырь, Гибер часто гостил и именно там был похоронен, в том месте, где он чаще всего бывал счастлив.
Еще одна ключевая фигура для творчества Гибера — фотограф Бернар Фокон, с которым они вместе путешествовали, Гибер написал об этом вируозный роман («Путешествие с двумя детьми») и издал с Фоконом несколько фотоальбомов у «Блейка».
Книги
Всего в издательстве «Минюи» у Гибера вышло девять книг, в том числе сценарий, написанный в соавторстве с Патрисом Шеро к фильму «Раненный человек», который был первым, как говорит Шеро, французским фильмом «не для геев, но о геях», имел большую реакцию в обществе и прекрасные отзывы критики; а также порнографический текст (Les chiens, готовится к печати), после прочтения которого другой знаменитый автор издательства, Маргерит Дюрас, сделала все, чтобы помешать любой его последующей публикации и объявила Эрве Гиберу настоящую войну.
Хотя Дюрас и сама писала порой порнографические тексты и посвящала целые страницы подробным описаниям сексуальных сцен, книгу Гибера она посчитала совершенно недопустимой.
Гибер же в ответ в одной из своих поздних книг (Mon valet et moi) отомстил, создав на страницах повести целый завод, единственной задачей которого было уничтожать и перерабатывать книги, написанные Дюрас.
Параллельно с публикациями в «Минюи» Гибер начинает публиковаться в «Галлимаре». Однако, наступил уже последний этап его жизни: он узнал, что смертельно болен.
Болезнь
Он уже несколько лет подозревал, что что-то идет не так, что он чем-то заразился, как и его друг Тьери, у них обоих то и дело заметны симптомы какой-то непонятной болезни.
В конце 1988 года Гибер признается близким в окончательном диагнозе: он болен СПИДом. Более того, болезнью заражен весь их тройственный союз.
Выходят его книги, написанные на вилле Медичи (L’incognito, Mauve le vierge). В своей болезни Гибер винит Фуко и в 1990 публикует об этом роман. Это одна из первых больших публикаций, посвященных СПИДу, о болезни во Франции знают, она уже начала набирать масштабы, однако до сих пор это была практически закрытая тема.
Вот она, долгожданная слава, книга расходится огромными тиражами, Гиберу приятно, он рад, но все это уже ненужно, так как он понимает, что надежды у него нет. Нет даже необходимых лекарств, он измучен бесконечными походами по больницам, анализами и исследованиями.
Об этой болезни мало, что известно, Гибера постоянно приглашают то в одну, то в другую телевизионную студию, и он сам заявляет, что приобрел публику, которая раньше его книг не читала, в том числе и большое количество женщин.
Однако, он совершенно изнурен болезнью и решает прекратить писать. Очередное новое лекарство создает иллюзию выздоровления. Гибер скрывается на острове Эльба.
И там происходит чудо: местные жители, зная о его заболевании или нет, приносят ему еду, говорят с ним, возможно, так было и раньше, но только теперь Гибер замечает особую доброту и отзывчивость других людей.
Подвохи и предательства, которых он все время, будто его детство так и тянулось, ждал от других и к которым постоянно прибегал сам, отошли на какое-то время на второй план. Он вдруг увидел жизнь с иной стороны и решил, что ему надоело писать о злом и гнусном.
В 1991 году он снимает, наконец, фильм (La pudeur ou l’impudeur). Ему дали некоторое количество денег, и он отснял 25 кассет по 45 минут. По сути, это история умирания больного человека.
Чаще всего получившийся из 25 кассет небольшой фильм воспринимают, как документальный, но на самом деле это художественное произведение, которое, не смотря на болезненный вид героя и его скорый конец, напоминает больше элегию.
Как и было почти всегда, главный персонаж — сам Гибер. Однако, это, как и в книгах, не просто рассказ о «я» Гибера, его «я» принимает характер универсальный, самостоятельный и поднимается над его собственной, отдельно взятой личностью.
Новому лекарству на какое-то время удалось отсрочить финал, после короткой паузы, когда Гибер не хотел писать перед смертью только для того, чтобы писать, «какую-нибудь ерунду», Гибер заново берется за ручку и пишет, «как сумасшедший».
В его книгах (Le protocol compassionnel, Le paradis) появляется больше радости: он вспоминает друзей. Наконец, понимая, что и его, и Тьери скоро не станет, он делает предложение подруге Тьери — Кристине, к которой питает очень нежные чувства и которой восхищается. Главная цель — обеспечить будущее детей Кристины, оставив им авторские права на публикацию.
Несмотря на болезнь и с ощущением, что он погибнет сейчас же, если не будет двигаться, Гибер продолжает путешествовать. Среди последних его поездок — Япония, Майорка.
На Майорке он гостит у Мигеля Барсело, который сделал около 25 портретов Гибера. Затем Африка: «Об Африке лучше мечтать, нежели путешествовать». Болезнь окончательно побеждает, писатель почти ослеп.
Накануне дня рождения он, практически совершенно беспомощный, принимает гигантскую дозу таблеток, не в силах выносить боль. Однако, его отвозят в больницу, если бы он был здоров, его можно было бы спасти, но теперь это не удается, спустя две недели после попытки самоубийства Гибера не стало.
Жизнь после болезни
Справедливо ли называть Гибера знаковой фигурой? И верно ли утверждать, что он любил показывать оборотную и нелицеприятную стону жизни?
Справедливо ли его считать писателем, который не может заинтересовать читателя гетеросексуального? Не варвар ли он, не еретик ли?
На все эти вопросы русскоязычный читатель Гибера со временем ответит сам. Но пищей для размышления может послужить ему то, что книги Гибера до сих пор издаются и переиздаются, переиздаются его фотоальбомы с предисловиями самых известных культурных деятелей.
Выставляются его портреты, проходят выставки в известнейших залах и галереях Франции, о нем говорят не только люди, посвященные «в тему», но и такие культовые личности, как Жюльет Греко, Жан-Луи Трентиньян, Джейн Биркин.
Значит, и спустя двадцать лет он продолжает интересовать, брать людей за живое и… вдохновлять. Будет ли у нас Гибер интересен читателю гетеросексуальному, как и во Франции?
Вероятно, когда у каждого появится собственное мнение, не имеющее никакого отношения к гомофобии?
Когда вместо «желтой клубники» будет интересно не клише и расхожее суждение, а то, что за ними скрывается?
Когда, наконец, будет интересен вопрос не «про что», а «как» сказано?
У читателя поверхностного может сложиться превратное впечатление, и только перед читателем вдумчивым откроется не одна, а целый ряд граней этого человека, вся жизнь которого была отдана Слову.
По сути, то, что называлось им «лгать правдиво» служило лишь, чтобы говорить, возможно свою, но правду, соединяя ложь и любовь, нежность и предательство, детство и безнадежность, порнографию и искусство, слово и его визуальное воплощение, — все это рядом, и нет ни одной вещи, которая имела бы только одну сторону, одну грань, — все многогранно, вопрос, как повернуть, чтобы понять Эрве Гибера.
Источник: chaskor.ru