Личность юбиляра — настолько «фонтанирующая» во всех отношениях, что сам Бог велел взяться за перо. Интересно уже и то, что между оценкой личности ученого и оценкой его духовного достояния нет знака равенства.
Если Гумилев-человек у подавляющего большинства вызывал восторженное восприятие (и это естественно, ввиду невероятной креативности личности Льва Николаевича), то по поводу интеллектуального наследия Гумилева по сей день идут яростные споры.
Личность юбиляра — настолько «фонтанирующая» во всех отношениях, что сам Бог велел взяться за перо. Интересно уже и то, что между оценкой личности ученого и оценкой его духовного достояния нет знака равенства.
Если Гумилев-человек у подавляющего большинства вызывал восторженное восприятие (и это естественно, ввиду невероятной креативности личности Льва Николаевича), то по поводу интеллектуального наследия Гумилева по сей день идут яростные споры.
В студенческой юности я пережил восторженное увлечение книгами и идеями Гумилева. Позднее наступило время спокойного и трезвого анализа прочитанного, а затем — и появление критических оценок. Сегодня говорю своим студентам: «Я преклоняюсь перед Гумилевым, будучи с ним совершенно не согласным».
Сын великих родителей — Николая Гумилева и Анны Ахматовой — он опроверг расхожую мысль о том, что на детях гениев природа отдыхает. Историк, географ, этнолог, поэт, переводчик с персидского, дважды доктор наук… Эрудиция Гумилева была немыслимой: это признавали даже его оппоненты. Так, российско-американский историк и политолог Александр Янов называл Льва Николаевича «без сомнения, самым эрудированным представителем молчаливого большинства советской интеллигенции». Гумилев был человеком увлекающимся, он по складу ума и личности скорее напоминал литератора, нежели чистого исследователя. Да и книги его написаны блестящим литературным языком, их можно читать как великолепную художественную публицистику. Прибавьте к этому драматичную судьбу, типичную для страшного сталинского времени (два лагерных срока, участие в Великой Отечественной войне, официальное неприятие его деятельности в «застойные» годы) — и вы получите законченный портрет того типа человека, который сам Гумилев определял как «пассионария», «страстного». По Гумилеву, пассионарии — люди с повышенной энергичностью, умеющие ставить жизнь на карту ради чего-либо идеального: таковым, безусловно, был он сам.
Что же касается собственно научного наследия юбиляра… На мой взгляд, сильные стороны фокусируются по трем следующим пунктам.
Во-первых, это открытие для читателя цивилизации Великой Степи как самостоятельной и самодостаточной. Сенсационная для СССР и вызвавшая бурные споры его теория о «виртуальности» феномена «татаро-монгольского ига». «Я, русский человек, всю жизнь защищаю татар от клеветы!» — гордо заявил ученый, и эти слова выбиты на памятнике Л. Гумилеву в Казани.
Во-вторых, это концепция о разных типах взаимодействия этносов. В-третьих, это сама «пассионарная теория», гипотеза о существовании в социуме разных типов людей по психологическо-«энергетическому» принципу. Правда, Гумилев предложил чисто биологическо-«космогоническую» трактовку, совершенно игнорируя социальные корни и причины пассионарности. Но это — нормальное явление в мире науки: гении нередко страдают некоторой односторонностью в понимании собственных открытий.
Проблематичные же стороны гумилевского наследия состоят в том, что Лев Николаевич откровенно не любил «Запад». И в своей нелюбви впадал в крайности совершенно ксенофобского характера. Например, приписывал всем европейцам абсолютно виртуальные и подчас комические грехи. Парадоксально, но в результате Гумилев практически смыкается в выводах с ненавидимой им советской пропагандой — скажем, рассуждает о «загнивающем Западе»! Отсюда же — и столь прискорбный, но неотъемлемый элемент концепций Гумилева: антисемитизм, причем в очень резкой некорректной форме. Как говорится, «ничего личного» — перед нами результат верности идеям евразийства. Во-вторых, Гумилев проявлял откровенную вольность в обращении с историческими документами: сплошь и рядом он домысливал их в стиле писателя. Не случайно академик Д. Лихачев назвал Гумилева «историком-фантастом». Это еще очень мягкая редакция — многие ученые вообще отказывали и отказывают гумилевским книгам в принадлежности к науке (!).
Ко всему, идеи Гумилева далеко не всегда выдерживают строгий критерий научной доказательности. К примеру, Лев Николаевич выводил пассионарность из так называемой «космической турбулентности», но на сегодняшний день наука эту самую «турбулентность» экспериментально не обнаружила! Или же — стремление Гумилева уподобить жизнь этноса жизни индивида, с четким делением на «возрасты» — рождение, юность, «кризис среднего возраста», зрелость, старение и смерть. Эмпирически здесь многое подмечено точно и остроумно — но далеко не все исторические факты дают подтверждение именно гумилевской конструкции. А законы логики требуют: нельзя доказывать одну гипотезу другой! И все-таки это был великий человек. Несмотря на все свои ошибки и заблуждения. И еще — вопреки собственным ксенофобским, антизападным и антисемитским установкам — основная идея трудов Гумилева была, безусловно, последовательно гуманистической. «Неполноценных этносов нет!» — вот та максима, которую следует признать центральной в трудах мыслителя.
Источник: rus.ruvr.ru