NRKTK: Премьера альбома «Разочарование года»

NRKTK: Премьера альбома «Разочарование года»
Фотография: Катя Браткова

Слева направо: Евгений Горбунов, Андрей Касай, Сергей Ледовский

Для вас самих есть какая-то цельность в этом альбоме?

Фотография: Катя Браткова

Слева направо: Евгений Горбунов, Андрей Касай, Сергей Ледовский

Для вас самих есть какая-то цельность в этом альбоме?

NRKTK: Премьера альбома «Разочарование года»

Евгений Горбунов (гитара, вокал, песни, звук): Да, конечно. Первый альбом был про наше состояние здесь и сейчас. И немного про то, что в Хабаровске нам было скучно, а после того, как мы переехали в Москву, стало весело. А теперь мы расслабились, успокоились и решили показать жизнь обычного человека. Такого же дурака, как мы. Есть песни о детстве, об отрочестве, о юности все по Толстому. (Смеется.) И далее до странной непотребной старости. То есть название Разочарование года можно осмыслить таким образом, что все те люди, которых мы изображаем, в какой-то степени безнадежны.

В смысле?

Горбунов: Ну вот мой сын дегенерат, не верю я в него. Не говори со мной вообще про люмпена какого-то.

Андрей Касай (вокал, электроника, бас-гитара, песни): Маленький ублюдок. Он классный, но он все равно маленький ублюдок! Или Бич против гопника, пожалуйста.

Горбунов: Да, Бич это все, капец, пока. Что ты делаешь здесь про безнадежного человека, который играет в клубе диджей-сет. В общем, все они безнадежны, но всех их мы любим, потому что в каждом из них есть доля нас.

Ну эти люди безнадежны для кого, я не пойму?

Касай: Ну смотри вот едешь ты в метро, видишь человека. И какой-то он стремный! Какая-то кепка у него опасная! Нехороший человек. И ты понимаешь, что никаких дел тебе с ним иметь не хочется.

Горбунов: Никогда ты с ним не подружишься, никогда. И о его судьбе лучше тебе не думать, она к тебе вообще не имеет никакого отношения. То есть каждый человек может для себя найти определенную категорию безнадежных людей. И как бы мы ни были толерантны, мы все равно понимаем, что этот парень ничего не добьется. Такой же будет дурачок.

Хорошо, а сами вы себя считаете безнадежными?

Горбунов: В каком-то смысле мы вообще дико безнадежные. Нам уже скоро тридцать лет, а мы квартир не купили.

Касай: На машину не скопили, кредит не взяли.

Горбунов: Карьеру не сделали, на московской телке не женились. По общечеловеческим нормам у нас вообще ничего нет. Многие люди, которые нас окружают, считают нас полными дебилами. На самом деле, идея названия у нас возникла следующим образом. На дворе стоял 2010 год, и была такая тенденция: первый альбом любой группы все считали хорошим, а второй никому не нравился. Мол они уже не могут, выдохлись. То есть это такая ирония и над синдромом второго альбома, и над синдромом музыкального сноба, который заведомо подразумевает, что ему не понравится. Ну есть же люди, которые хотят убедиться, что мы говно. Сергею вот говорят: Все звучит классно, играете классно, но этот подростковый голос ну что это? Или там Мелодии, где мелодии? Мы живем среди людей, которые чего-то требуют. Когда у нас вышел первый альбом, мы читали Афишу, читали комментарии. Ну вот почему все эти люди все это написали?! И в определенный момент ты переступаешь некий рубеж, и тебе становится все равно. Ты посылаешь всех к чертовой матери и делаешь то, что тебе хочется. В нашем случае поп-музыку, как мы ее видим. И как мы ее видели в детстве. И это очень круто.

Касай: Вот так и получаются плохие альбомы! (Смеется.)

А почему именно так, как видели в детстве? Это про воспроизведение каких-то тех эмоций?

Горбунов: А это у каждого так. Ты всегда возвращается к тому, что слушал в детстве. Когда я слушаю, например, Smashing Pumpkins, я вспоминаю даже не то, как жил когда-то, а вспоминаю, как я их тогда воспринимал. То есть ты эту музыку слушаешь тем умом детским. Я так восхищаюсь некоторыми альбомами, которые никто до конца не может дослушать! И это в итоге больше всего оказывает влияния на то, что ты делаешь.

То есть вы сознательно к 90-м обращались? Это слышно, мне кажется.

Горбунов: У нас вообще любое обращение к чему-то несознательное. Мы просто ухватываем какую-то идею из воздуха и давай! Это очень удобно, потому что многие не могут себе этого позволить. У них формат музыки какой-то определенный есть. А у нас формат такой, что она просто должна быть жизнерадостная. Даже если она о том, что кто-то безнадежен.

Фотография: Катя Браткова

NRKTK на своей московской репетиционной базе

При этом у вас очень узнаваемый звук. Ну то есть я вас слушаю, и никаких прямых аналогий у меня не возникает.

Горбунов: Так это нормально. Мы слишком много разного слушаем, и оно все в голове смешивается, и получается что-то свое. Это очень будничный и естественный процесс, на самом деле. Мы точно ничего не собираемся изобретать и никогда не собирались. Мы действуем в рамках поп-музыки, а если получается что-то самобытное ну это стечение обстоятельств. Главное чтобы песни классные были.

Просто сейчас как-то так получается, что вся энергичная и драйвовая музыка идет из 90-х. И ваша в том числе.

Сергей Ледовский (барабаны): Так потому что в 90-х была эйфория. А в нулевых все стало смешиваться.

Горбунов: Все уже придумали, больше придумывать нечего. Даже если кто-то пытается, получается невнятно.

То есть сейчас нет зоны изобретений? Разве вот группа Stoned Boys твоя не в ней пытается оперировать?

Горбунов: Stoned Boys это другое. Это скорее танцевальная музыка, в которой я представляю, что играю в прог-рок-группе. Это вряд ли можно назвать изобретением. Но группа Ramones тоже не была изобретением. Они просто по-другому не умели. Они взяли рок-н-ролльные стандарты, стали играть их побыстрее и носить другую одежду. Короче говоря, у тех, кто пытается что-то изобрести, ничего не выходит, а у тех, кто не пытается и даже играть-то толком не умеет, почему-то все получается. Наша главная задача чтобы твою песню можно было под гитару спеть, и она была бы такой же классной, как когда не под гитару. Мы вообще очень традиционные чуваки. Любим хорошую песню с хорошей мелодией, и чтобы сыграно было с душой. Мы как группа Любэ! (Смеется.)

Но для вас важно модниками быть при этом? Вы же модники.

Горбунов: Для меня да. Быть модником это значит быть адекватным своему времени. Ты либо играешь в эту игру, либо нет. Тренды и прочая фигня это веселая игра. Раньше в каких-нибудь блогах выкладывали фотографии со слитками золота и единорогами, а сейчас с ракушками и зелеными волосами. Это называется си-панк. То же самое, что киберпанк, только по морю. А все, что происходит в тумблере и прочих местах, очень быстро действует на всю эту братию, которая наверху. Мейнстрим и вся эта модная инди-тусовка скоро сольются в одну кашу. Вся информация доступна. Микстейп записал и уже на альбоме Дрейка поешь через год.

Ну а этот мир моды он не замкнут на себе? Он во внешнюю реальность как-то проецируется?

Горбунов: А внешняя реальность вообще никого не волнует. Творчество же все это вообще абстракция. Вот как Протей Темен сказал, единственный минус моды заключается в том, что она функциональна. А для него мода абстрактна. И для меня тоже. Она просто дает новые эмоции и новые образы, которые ты впитываешь и которыми ты вдохновляешься.

Я не совсем об этом. У вас нет ощущения потолка в смысле аудитории? Что вы уже всех охватили, кого могли?

Горбунов: Я не знаю. Люди быстро меняются: год назад ты еще любил ходить в рубашке, а сейчас ходишь голый с табличкой о скором конце света. Есть дети, которые поют наши песни под гитару, записывают это на видео и выкладывают на YouTube. Когда-нибудь, когда мы будем уже несвежими, мы для этих школьников будем как Константин Никольский. Это нормальный процесс.

Касай: Нам говорят: Как здорово, что у вас такие молодые фанаты. Вам будет что есть, когда станете старыми. И мне кажется, что это показатель того, что группа актуальна.

Горбунов: Аудитория старше была у нас, когда мы только начинали, но у людей постарше внимание с одного на другое переключается быстрее. А вот если ты в 15 лет что-то полюбил, то ты искренне это любишь и дальше. И даже если переключишься на что-то другое, через 20 лет все равно вернешься. Детство это опасное время. Можно навыбирать таких кумиров, что потом за голову будешь хвататься. (Смеется.)

Касай: Их, может быть, не только музыка цепляет, но и как в целом выглядит то, что мы делаем. Угарные сочетания, детали. Когда я слушал каких-нибудь Тараканов и песню Поезд в сторону Арбатской, я же даже не знал, что такое Арбатская. Мне нравились фразы, ну и как гитары жужжат. Заводят именно такие вещи.

А что за люди на ваши концерты приходят, когда вы за пределы Москвы выезжаете?

Касай: Да разные люди. Но готовые угореть так, что могут руку сломать, например. Или несколько зубов потерять.

Горбунов: Но как только выезжаешь из Москвы, чувствуется влияние грустного рэпа под пианинку и группы Amatory. Очень много альтернативщиков, людей в скейтерской одежде, что-то такое пубертатное.

Касай: А однажды у нас концерт был в столовой. Отличные пластиковые цветы по стенам, никакого света.

Горбунов: При этом организаторами были школьники. Они к нам пришли в гримерку и сказали мол, простите, недособирали, но готовы отдать бас-гитару. (Смеется.) Гитара была так себе, но больше у них ничего не было. А концерт хорошо прошел: столы, которые стояли перед сценой как ограждение, поломали.

Фотография: Катя Браткова

Помимо Васи Васина на Разочаровании года предполагались и другие именитые гости. Не сложилось. Но и так хорошо

Все-таки название альбома, Разочарование года, это чисто про музыку? Никакого социального пафоса в этом нет?

Ледовский: Я скажу, что есть. Ребята скажут, что нет. Я остро чувствую общую социальную энергию. А ребята правы в том, что это обходят.

Горбунов: Мы отстаиваем свое право ни в чем не участвовать.

Ледовский: Хотя я всегда их просил сочинить острую социальную пеcню, чтобы там была рифма Навальный овальный!

Есть же просто такое распространенное убеждение: мол, нынешнее поколение это хипстеры, которые никуда не стремятся и ничего не хотят. Вы это подразумевали?

Ледовский: Это полная хрень.

Касай: Зачем же мы тогда записываем второй альбом, если никуда не стремимся?

Горбунов: Знаешь, я ничего не слышу про наше поколение. Во-первых, мы сами уже старые. Во-вторых, я не смотрю телевизор. Из тех людей, которые меня окружают, все чего-то хотят и пытаются добиться. Просто люди любят заблуждаться и в своих убеждениях убеждаться. Этих людей мы не любим. Хотя сами такие. (Смеется.) И еще мы очень категоричные. Вот есть внутренняя эмиграция, и у нас она тоже есть, но немножечко другая. Мы хотели в Москву, но до сих пор в нее не попали, в ту Москву, которую мы воображали, когда жили в провинции.

Касай: Мы совсем иначе представляли себе всякие лейблы и прочие вещи, связанные с музыкальной продукцией. Приехали и туман рассеялся. Вместо лейбла ларек, а вместо мужика с баблом пьяный танцующий мужик возле ларька.

Горбунов: В метро за последние пару лет так стало страшно ездить! Количество людей, не похожих на людей, увеличилось. И нам они не нравятся. И мы им не нравимся. Андрею в метро мужик недавно сказал, что он воняет!

И что с этими людьми делать? Они же не денутся никуда.

Касай: Почему с ними нужно что-то делать? Почему мы или еще кто-то должны с ними что-то делать?

Горбунов: Мы будем ждать долго-долго, пока они перестанут быть такими ужасными.

Касай: Культурный фон, в общем-то, располагает к тому, чтобы поблевать. На этом фоне люди такими и становятся.

А у вас есть идея, что вы этот фон меняете?

Горбунов: Не-е-е!

Касай: Ну как? Тем не менее мы его меняем!

Горбунов: Ты знаешь, чем его меняешь? Ты батат покупаешь вместо картошки и не ешь чипсы.

Касай: Мы даем людям клевые эмоции на концертах и своих записях. Нас не слушают невнятные упыри. Мы свое дело делаем.

Горбунов: Я не уверен, что если вдруг нас станут крутить по телеку, и наша аудитория увеличится за счет этих людей из метро, то они как-то лучше станут. Мне кажется, они станут хуже от наших песен. Не знаю Знаешь, чем мы меняем мир немножко? Мы во Владивостоке пытались сесть в поезд по электронной регистрации. Нам говорят: Где распечатанная бумажка? А она не нужна! И мы доказали проводнице, что она не нужна, и сели в поезд. И эта тетенька теперь будет знать и другим людям не будет нервы портить.

Касай: Ты делаешь классно себе, и вокруг немножко класснее становится.

Горбунов: Я всегда говорил как ты можешь помогать другим, если сам в говне? А если себе поможешь, то, может, своей помощью еще кого-то заденешь.

Я к чему клоню. Из вашего альбома мне удалось вынести следующую примерно мысль: что угар единственное средство выживания в мире лютого пдеца. То есть такой эскапизм.

Касай: Отчасти так и есть. Если ты не будешь бодриться, то совсем скуксишься, и ничего хорошего не будет.

Горбунов: Но не совсем. Есть люди, которые слишком в это встраиваются, и в итоге много пьют, принимают наркотики и ночуют в сомнительных местах. У нас скорее агрессивный эскапизм. Не в формате я ничего не вижу, а в формате идите-ка вы на х! Ну а что делать? Такие мы ребята. Мы еще в Хабаровске привыкли отстраиваться от определенного контингента, здесь приходится делать то же самое. Я уверен, что то же самое будет, если мы уедем в европейскую страну. Тут еще очень удобно, что всем на нас плевать. Кроме тех, кто нам симпатизирует. А так это как разговор с телевизором: Да пошел ты в жопу! и кидаешь в него подушку. И он тебе ничего не сделает. Тут то же самое. Люди как будто смотрят на тебя из-за мутного стекла. Ты их бесишь, они тебя бесят, и ничего не происходит.

Но вы же славы хотите при этом? Как это вообще с тем, что было сказано, коррелирует?

Касай: Это безвыходная ситуация. Если ты хочешь в России славы, то должен писать грустный рэп под пианину или плохой рок.

Горбунов: Ты должен понимать, что есть люди, которые тебя очень любят, а ты их ненавидишь. Потому что по-другому никак. Я как считал с детства, что с 80 процентами людей лучше не иметь никаких дел, так и до сих пор считаю.

Касай: Я вот жил в маленьком городе Амурске. Там 90 процентов людей, а то и больше, в моем понимании гопники. Стремные парни. В Москве с этим чуть получше.

Горбунов: В Москве с этими людьми еще хочется общаться и пытаться их перетянуть на светлую сторону. А в Амурске ты просто понимаешь, что бессилен и лучше спасаться бегством.

И никакая движуха ничего не может изменить? Просто в ней же очень много людей из вашего же круга участвует.

Горбунов: Она может изменить то, что люди, которые сидят наверху, перестанут так охвать и начнут охвать не так вопиюще. Не знаю, я вообще не чувствую, что должен думать на эту тему. Я всегда считал, что наша страна не самая лучшая для жизни. Но с другой стороны, и не самая худшая. Конкретно у меня есть конкретные проблемы. Они гораздо меньше и локальнее, чем те, за которые все начали вдруг бороться. И сначала нужно решить их.

Касай: Мне все это кажется достаточно бесполезным. На место одних упырей придут другие. Мне не нравятся эти ребята. Но мне не нравятся и эти ребята.

Горбунов: Я вообще не могу представить себе нормального человека, который хотел бы управлять страной. Я не был ни на каких митингах, потому что я не чувствую, что я там нужен. Я имею полное право не ходить туда, потому что не хочу. Первое время мне было стыдно потому что вдруг движуха такая началась!.. Но одно дело, если ты чувствуешь гражданскую позицию, потому что тебя это вставляет. А другое если потому, что так надо. Тогда зачем? Я не люблю что-то делать неискренно. Мне политический подъем всегда был чужд. Я говорю мне неинтересно об этом думать. Скорее я буду думать над тем, как нарисовать классную абстрактную картинку. Потому что она от тебя ничего не требует, в ней что-то происходит, в ней сокрыты какие-то эмоции, в ней красота есть какая-то. А тут Какие-то вещи, к которым никогда не хотел иметь отношения. Это как если у тебя трубу прорвало, но сантехника вызывать еще не нужно. Ты поставил тазик, и вроде пока нормально. Вот мы пока что поставили тазик.

Концерты-презентации альбома Разочарование года состоятся в эту субботу, 31 марта, в петербургском Главклубе, и в пятницу, 20 апреля, в московском клубе Gogol\’

NRKTK Разочарование года

Скачать альбом (архив, 110 мб)

Источник: afisha.ru

Добавить комментарий