«После Второй мировой войны бывшие военные корабли, предназначенные для перевозок транспорта, грузили людьми и отправляли в Южную Америку. Бразилия, Аргентина, Чили, Уругвай тогда только развивались, но были очень богатые, потому что они не участвовали в войне. Там были нужны рабочие руки. Они принимали и легально оформляли иммигрантов.
— Потомки героев войны 1812 года встретились в Москве — Война 1812 года: история оживает в новом музее — Бородинское сражение. 200 лет спустя
«После Второй мировой войны бывшие военные корабли, предназначенные для перевозок транспорта, грузили людьми и отправляли в Южную Америку. Бразилия, Аргентина, Чили, Уругвай тогда только развивались, но были очень богатые, потому что они не участвовали в войне. Там были нужны рабочие руки. Они принимали и легально оформляли иммигрантов.
— Потомки героев войны 1812 года встретились в Москве — Война 1812 года: история оживает в новом музее — Бородинское сражение. 200 лет спустя
После голода и после войны, мои родители попали в страну, где был и скот, и рыба, и пшеница. Первые пять дней родители жили в государственной гостинице, которая находилась в порту, им пообещали оформить документы и сказали искать работу. У приезжих не было никаких вещей даже одежды, максимум — документы. Моя семья дважды теряла все. Сначала в России, потом — в Европе. Но наша русская душа не потерялась.
В 1951 году, когда я родился, вся наша семья жила в маленькой квартирке с одной комнатой и маленькой кухней, половину которой они умудрились сдавать другой семье. Никто не говорил по-испански, поэтому сначала было сложно устроиться. Например, мой папа работал садовником и по случайности загубил розы, так как, не зная языка, поставил к ним какое-то вещество, чего делать было нельзя. Наконец, мои бабушки получили кредит и купили землю в 30 минутах езды на поезде от города. Там я и прожил свои первые годы. Это особый период, именно тогда я получил все русское, что во мне есть.
Меня воспитывали бабушки. Мой отец должен был работать на нескольких работах, он уходил в 4 утра и возвращался в 9 вечера, и мы практически не общались. В те времена у нас была русская школа. Там был священник и профессора — образованные старички, хорошо говорившие по-русски. У нас даже был театр, концерты и балы. В те часы мы поднимали русский и аргентинский флаги и молились. В шесть лет я пошел в школу, именно тогда я начал учить испанский с подружкой. Сначала не понимая друг друга, мы все же нашли общий язык. Потом я поступил в школу, где проучился до 12.
В лицее обучение проходило в казарменном режиме. С семьей в круге русских мигрантов я проводил только выходные. Еще три года я был в военном училище, в таком же казарменном режиме. В 1972 я стал офицером, меня стали посылать на разные гарнизоны. Тогда контакт с семьей был минимальным. Мои бабушки постепенно умирали, и мне стало сложнее говорить по-русски, потому что было не с кем. Из армии я ушел подполковником. Я основал добровольную пожарную команду в городке, в котором жил. Сейчас я командир целого региона и второй директор на всю Аргентину по пожарной линии.
В восемнадцать лет я попал в катастрофу: разбились два поезда, погибло 400 человек, порядка тысячи пострадало, я был одним из пяти уцелевших. Тогда со мной произошло чудо, и ко мне и пришло сознание, что я должен что-то делать не как аргентинец, а как русский. И у меня появилось шестое чувство, дар предвидения. Благодаря нему за 35 лет службы в армии, и 15 лет командования пожарными ни один из моих подчиненных не умер и даже не пострадал. А шесть лет назад я встретился с монахом, который сказал мне, что Кутузов — один из моих ангелов-хранителей.
Однажды мой знакомый обманул меня на 240 тысяч долларов. У меня было маленькое дело, но оно могло бы обеспечивать меня до моей смерти. У меня случился инфаркт. Я военный человек, и мне ничего не стоило бы его застрелить. Это было сложное решение, но мой дедушка подсказал мне, чтобы я отнесся к этому, как к отступлению и сожжению Москвы ради дальнейшей победы. Я должен поступать так, как он меня научил, как научила история.
Теперь у меня миссия, передать это моим внукам. Я могу сделать то, что делала моя бабушка. Еще я строю православный храм, чтобы передать его своим внукам. Ведь передать что-то устно — это одно, а хочется оставить нечто осязаемое. Когда я заложил первый камень, собралась вся семья, все мои внуки и даже католическая семья моей супруги. Мы помолились и освятили этот камень святой водой, доставшейся мне от матери.
Когда мой брат поехал в командировку в Россию в начале 90-х, он случайно узнал об Ольге Заботкиной, балерине Большого театра. Оказалось, что это была двоюродная сестра моего отца. Через нее мы нашли остальных родственников. А в 1993 и у меня появилась возможность приехать в Россию. Тогда здесь все было серым, каким-то тяжелым, но в транспорте люди читали книги. Что-то, что было привычно для россиян, мне было странно. Например, что на одном такси ехало три-четыре человека, хотя всем в разные стороны.
На встрече потомков участников войны в конце августа мне было трудно. После круглого стола за обедом никто не говорил по-русски. У меня было чувство, что они все аристократы, а для меня это прошлое. Чего бы мне хотелось, чтобы меня приняли в России. У меня есть документы о моей родословной. Но в посольстве ко мне относятся пренебрежительно.
Выбирая сувениры детям, я не хочу покупать то, что не имеет для меня значения, детали очень важны. Когда мы были на реконструкции Бородинского сражения, я купил три фуфайки, но мне показалось, что мне дали две. Я хотел проверить и, когда доставал их из пакета, они упали на землю. А был дождь и грязь. И теперь я везу домой землю с Бородинского поля».
Все материалы по теме можно прочитать здесь
Источник: rus.ruvr.ru