О том, с какими великими композиторскими именами связана его деятельность и достаточно ли внимание власти к хоровой культуре, — наш разговор с основателем и бессменным руководителем хора.
— Владимир Николаевич, неужели всего 40? Мне кажется, ваш хор с его «шестидесятническим» духом ведет свой голос в нашей музыкальной жизни гораздо дольше.
О том, с какими великими композиторскими именами связана его деятельность и достаточно ли внимание власти к хоровой культуре, — наш разговор с основателем и бессменным руководителем хора.
— Владимир Николаевич, неужели всего 40? Мне кажется, ваш хор с его «шестидесятническим» духом ведет свой голос в нашей музыкальной жизни гораздо дольше.
— (Смеется.) Вы говорите «всего 40», а я говорю «уже». Потому что чисто эмоционально кажется, что это все совсем недавно начиналось: Но насчет «шестидесятничества» вы правы, идеи идут оттуда. И пытался я их проводить еще в Ленинградской хоровой капелле, которой руководил с 1965 по 1967 год. К сожалению, линия на исполнение произведений, написанных современным языком, которую мы взяли, — например, оратории «Слово о полку Игореве» Люциана Пригожина или «Бессонница века» Аскольда Мурова, — не была поддержана. Более того, те, кто не хотел перемен, считая, что «на кладбище должно быть все спокойненько», подключили к этой борьбе обком КПСС. В дело была пущена беспроигрышная формулировка: попираются-де вековые традиции капеллы, нарушается ее органное звучание. А вы понимаете, что такое для партии «нарушение традиций», — это как красная тряпка для быка: По рукам дали так, что моей первой реакцией было — вообще больше не заниматься этим делом. Но прошло пять лет, в течение которых я не занимался хором, кроме студенческого в институте имени Гнесиных. И что-то начало сосать под ложечкой. Но опыт подсказал: надо начинать с нуля, с чистого листа, на котором уже нужно писать своим почерком. А так как большой хор в Москве никто бы не дал создать, да и с большими хорами у меня прочно ассоциировалось брутальное звучание песен о партии, в обилии исполнявшихся в 50-60-е годы, то я, желавший совершенно иного — искреннего, доверительного разговора с публикой, — решил, что вновь создаваемый хор будет камерным.
— Как случилось, что к хору проявил внимание великий композитор Георгий Свиридов?
— Юрий Васильевич (мне привычнее так его называть) помнил, что в еще 1956 году, в хоре Свешникова, я делал его «Поэму памяти Сергея Есенина». И когда наш Камерный хор встал на ноги, мы вошли в число исполнителей, которым он первым давал свои ноты. Например, кантата «Ночные облака» на стихи Блока посвящена мне, а как вы понимаете, надо было пройти определенный совместный путь, чтобы человек тебя причислил к лику своих единомышленников: Потом точно так же для хора писали и другие замечательные композиторы — Гаврилин, Щедрин, Флярковский, Рубин: Например, мы первыми исполнили литургию Родиона Щедрина «Запечатленный ангел» совместными усилиями Камерного хора и хора Свешникова, которым я тогда руководил. А Валерий Александрович Гаврилин сделал нам просто царский подарок: однажды, в 1980 году, приехал в Москву и привез «Перезвоны», специально для нас написанные!
— Какое выступление из тех, что были в эти 40 лет, вспоминается как самое дорогое?
— Их было много. Одно из самых недавних — на передаче Олимпийского флага городу Сочи в Ванкувере, когда мы пели Гимн России перед 60 тысячами зрителей и миллиардами телезрителей. Трудно передать словами, что я увидел в глазах моих коллег: чувство высочайшего патриотизма. Притом что в родном нашем болоте, скажем мягко, не все хорошо — начать с того, что у хора нет своего здания, хотя нам его обещают 10 лет, но мы по-прежнему репетируем в помещении площадью 80 квадратных метров, где 40 певцов через 10 минут работы начинают задыхаться: Но с этим лучше разбираться дома, а вот там Россия должна быть представлена во всем блеске, и мои коллеги это чувство подъема и восторга в полной мере испытали сами и передали другим.
— Как вы считаете, внимание к хоровому делу сейчас в России достаточное?
— Бог с вами, никакого серьезного отношения не только к хоровому жанру, но просто к тому, что в детях надо развивать стремление к прекрасному, нет и в помине. В советское время музыкальным воспитанием было охвачено 2% детей, а сейчас этот процент стремится к нулю. Может быть, вам это покажется наивным, но я убежден: человек, который испытал возвышенные чувства под влиянием музыки, не способен на низменные поступки. Наши нынешние руководители, возможно, понимают что-то в экономике, но ни бельмеса — в фундаментальных вопросах духовной жизни нации. Если уходящий президент утверждает, что любит Deep Purple, а приходящий ему на смену — «Любэ», что тут можно добавить? Они не называют при этом ни Бетховена, ни Чайковского. Если бы такое сказал обыкновенный человек — одно дело. Но президентские слова звучат сигналом чиновному люду. И этот сигнал — о том, что потребны развлечения, а не высота духа.
— Но ведь и вы поете негритянские спиричуэлс, мелодии Стинга: Насколько знаю, даже включили их в завтрашнюю юбилейную программу.
— В качестве особой краски — почему нет, это содержательная музыка. Но все-таки в первую очередь будут звучать произведения Свиридова, Гаврилина, народные песни, выражающие дух нации.
— Когда хору жилось лучше, в советское время или сейчас?
— С точки зрения репертуара я всегда чувствовал себя независимо и исполнял все, что считал необходимым. С точки зрения материальной — конечно, лучше сейчас. Мы ведь принадлежим московской мэрии, и нас ценят по достоинству. Кроме того, на ближайшие три года премьер-министр выделил нам грант. Теперь дело за нами.
Источник: trud.ru