Александр КанПрограмма «Пятый этаж», Русская служба Би-би-си
Всемирную славу появившемуся на свет ровно полвека тому назад роману английского писателя Энтони Берджесса принесли два обстоятельства — скандальный, прошедший сквозь запреты и цензуру даже в либеральной Британии фильм Стэнли Кубрика и придуманный писателем специальный язык «надцать», на котором изъясняются садист-эстет Алекс и его приятели.
Александр КанПрограмма «Пятый этаж», Русская служба Би-би-си
Всемирную славу появившемуся на свет ровно полвека тому назад роману английского писателя Энтони Берджесса принесли два обстоятельства — скандальный, прошедший сквозь запреты и цензуру даже в либеральной Британии фильм Стэнли Кубрика и придуманный писателем специальный язык «надцать», на котором изъясняются садист-эстет Алекс и его приятели.
«Надцать» — основанный на русском языке сленг малолетних преступников — отражение панического страха перед Россией, охватившего в начале 60-х годов, в эпоху Карибского кризиса, все западное общество. Однако свою антиутопию Берджесс, как, впрочем, и Оруэлл, писал вовсе не о Советском Союзе. Призрак тоталитаризма виделся ему в первую очередь в современной ему Британии.
Эта тема обсуждается на форуме bbcrussian.com
Солдат и путешественник
К моменту написания «Заводного апельсина» Берджессу было 45 лет. Он воевал во Второй мировой войне, причем в 1942 году, когда он служил в военной полиции в Гибралтаре, его жена была избита и изнасилована четырьмя американскими солдатами. Время было суровым, военным, в отпуск к ней Берджесса не отпустили. Как говорят его биографы, не нужно быть Фрейдом, чтобы увидеть непосредственную связь между оставшимся у него от этого страшного эпизода на всю жизнь чувством вины и жуткой сценой в книге, когда писатель, работающий, кстати, над романом под названием «Заводной апельсин», связанный и беспомощный, вынужден наблюдать, как оголтелая банда подростков во главе с Алексом насилует его жену.
Еще в юности Берджесс увлекся русским языком и русской культурой. Впрочем, он свободно говорил на восьми языках, в том числе и на вполне экзотических: малайском и персидском, на который он даже перевел поэму Томаса Элиота «Бесплодная земля».
После войны Берджесс много путешествовал, жил в Малайзии, Брунее. В 1960 году он с женой отправился в круизную поезду в Ленинград, где освежил свои знания русского языка, оказавшиеся столь полезными ему в романе «Заводной апельсин». Впрочем, как рассказывал сам Берджесс, причины, побудившие его взяться за роман, были одновременно и трагическими, и прозаическими:
«Мне вынесли смертный приговор — опухоль головного мозга, неоперабельная. Врачи давали мне жизни всего год, и я решил, что нужно заработать денег, чтобы жене моей было на что жить после моей смерти. И я лихорадочно сел писать».
По счастью, врачи ошиблись: Берджесс прожил еще долгие тридцать лет и умер только в 1993 году. Но тогда, напуганный диагнозом, он работал очень быстро и написал роман за три недели. Денег, впрочем, он тогда много не заработал: первое издание было продано тиражом менее четырех тысяч экземпляров. «Дешевые штампы о подростковой преступности», — так безжалостно оценил роман рецензент Times.
Насилие и критика
1962 год — время самого начала молодежной революции 60-х — мода, рокеры, высвобождение гигантской энергии молодежи и, соответственно, насилия.
«Роман привлекал к себе читателя вовсе не тем, что я хотел в нем сказать читателю. Их влекло содержание, а не форма. Люди, к сожалению, любят насилие. Журнал Time назвал меня крестным отцом панка. Я не против. Но на самом деле меня волновало другое», — вспоминал много лет спустя писатель.
«В 60-е годы в Британии была популярна теория о том, что молодых преступников, хулиганов отправлять надо не в тюрьмы для взрослых преступников, а подвергать радикальной психологической и медикаментозной коррекции. То есть, превращать их по сути дела в заводной апельсин — не живой, полный сладости, сока и цвета организм, а в механизм, в машину. Я почувствовал опасность того, что государство может вмешиваться не только в нашу жизнь, но и в наши тела, в нашу психику, в наше сознание, превращать нас в маленьких, послушных граждан, потерявших свободу выбора. Это меня всерьез встревожило и напугало, » — так Берджесс объясняет главное содержание своей книги.
Чуждая книга
Роман остро и жестко критичен. Критичен по отношению к той реальности, в которой существовал тогда западный мир. На рубеже 60-70-х годов в советской критике о романе писали как об «обличении капиталистической действительности». Но не публиковали. «Почему?» — спрашиваю я у главного редактора журнала «Иностранная литература» Александра Ливерганта.
«В романе все же очень много насилия, а, как известно, советская издательская идеология решительно отказывалась печатать такого рода произведения. То, как писал и как выражался, и то, как ставил проблему Берджесс, при всей критической направленности его книги, было написано не так, как хотелось бы советскому издательству. Это была все равно, конечно же, чуждая книга», — отвечает Ливергант.
Однако интеллигенция о романе знала и читала его либо по-английски, либо в появлявшихся в самиздате переводах. Александр Ливергант продолжает:
«Об этом романе, я помню, мы очень много говорили. И говорили главным образом о том, как его переводить на русский язык. Если автор вводил для обозначения молодежной банды русский язык в качестве, что называется, бандитского языка, то при переводе это должен был бы быть язык еще более тоталитарного государства. Я помню, мы тогда говорили, что это могли быть какие-то китайские слова».
Трудности перевода
Существует несколько вариантов перевода романа на русский язык. Однако каноническим считается перевод Владимира Бошняка к первому, ставшему возможным лишь в перестроечные годы изданию. Вот что о своей работе рассказывает переводчик:
«В других переводах, насколько мне известно, это обыгрывалось достаточно тривиально и неудачно. Жаргон делался на основе английских слов, что совершенно не выражает смысла. Поэтому ломаный русский жаргон надо было сохранить. А чтобы читатель не воспринимал это как просто русские слова, я их, слегка исказив, упрятал в латиницу. Сейчас набор русского текста латиницей является общим местом с приходом компьютера, который весь англизирован. Но тогда я чуть ли не первым в художественном тексте применил латиницу для записи русского языка».
К литературе через музыку
И еще об одной черте романа — и фильма — не сказать невозможно. Трудный подросток, малолетний преступник Алекс с упоением слушает классическую музыку, а самое любимое его произведение — Девятая симфония Бетховена. И пусть здесь Берджесс немного погрешил против правды, но это придало роману совершенно неожиданное, даже пугающее измерение.
Берджесс пережил войну и ужасы нацистского режима, в котором любовь к Бетховену прекрасно уживалась с газовыми печами. Придав юному садисту утонченный музыкальный вкус, Берджесс безжалостно разрушает вековой миф об облагораживающем влиянии классического искусства.
Что не мешало, впрочем, самому писателю оставаться страстным поклонником музыки и даже композитором — автором целого ряда исполнявшихся в Британии сочинений.
«В юности моей главной страстью была музыка. Я хотел стать великим композитором, британским Бетховеном. Этого у меня не получилось, но и к литературе я пришел через музыку», — говорил Энтони Берджесс.
Источник: bbc.co.uk