Наш сегодняшний герой проекта «Окно в Россию» — Александр Мельник. Из его рассказа вы узнаете, как ему удалось создать «поэтический холдинг», что такое «игла поэтического интернета» и что думают бельгийцы о России.
Profile: Александр Мельник, организатор Всемирного поэтического фестиваля «Эмигрантская лира», в Бельгии с 2000 года
Наш сегодняшний герой проекта «Окно в Россию» — Александр Мельник. Из его рассказа вы узнаете, как ему удалось создать «поэтический холдинг», что такое «игла поэтического интернета» и что думают бельгийцы о России.
Profile: Александр Мельник, организатор Всемирного поэтического фестиваля «Эмигрантская лира», в Бельгии с 2000 года
— Саша, мне приятно поздравить Вас с выходом альманаха «Эмигрантская лира». Как мне кажется, это какой-то серьезный материальный итог того, чем Вы занимаетесь уже несколько лет — проведением Всемирного поэтического фестиваля «Эмигрантская лира». Я права?
— Ну, в общем, да. Если рассказывать про альманах, то надо рассказать про саму идею, вот это выражение «эмигрантская лира», потому что когда это все появилось, то все нарастало как снежный ком. А идея появилась, если не ошибаюсь, где-то в 2008 году — идея проведения сначала Всемирного поэтического фестиваля «Эмигрантская лира». Сразу задумывалось, что это будет фестиваль для поэтов русской диаспоры и поэтической митрополии. То есть, для всех русских поэтов, хотя он и за рубежом проводится. Ну, понятно, я сам за рубежом живу. Поэтому тут мне, в первую очередь, были интересны все болячки нашей зарубежной жизни. К тому же в отрыве от поэзии российской я себя никогда не ощущал. Так и появилась идея сделать фестиваль с названием хоть и немного провокационным, может быть — «Эмигрантская лира» — и кое-кого раздражающим, но на самом деле очень мирным. Это просто наше эмигрантское месторасположение. В 2009 году прошел первый фестиваль. А в августе этого года уже будет пятый!
Потом, после фестиваля и на его фоне появилась идея проводить выездные поэтические вечера один раз в год в разных странах. И такие вечера мы уже провели в Москве, в Кельне, в Париже, в Нью-Йорке. Недавно прошел в Иерусалиме.
Третий проект по счету — это международный интернет-конкурс «Эмигрантская лира», который впервые прошел с ноября прошлого года по февраль 2013 года. Тут идея простая — не все могут приехать на фестиваль в Бельгию, а в международном интернет-конкурсе, таком демократическом турнире, могут принять участие все, кто захочет, независимо от финансовых условий. И все это вместе так разрослось, что уже стали поговаривать о движении «Эмигрантская лира». Нет, не я стал поговаривать — такие слова кое-где стали встречаться — многим хотелось как-то объединить две половинки единого целого расколотого русского поэтического мира. Отсюда и появилась идея своего журнала, потому что все это затрагивает множество людей, вызывает большой интерес в разных странах. И недавно этот литературно-публицистический журнал «Эмигрантская лира» вышел в свет. Он существует в двух вариантах: есть электронная версия на сайте, которую проще всего найти, зайдя на наш главный сайт «Эмигрантская лира». Есть и печатный вариант. Так что теперь все эти части единого целого представляют собой большой мегапроект «Эмигрантской лиры». Я его иногда даже называю «поэтическим холдингом».
— На самом деле существуют и другие поэтические и литературные фестивали наших соотечественников, которые проводятся в разных странах. А какие у Вас отношения с их организаторами — вы дружите или вы конкуренты, или может быть даже заклятые враги?
— Мы со всеми дружим. Я вообще по натуре человек совершенно не конфликтный, мирный и как-то умудряюсь со всеми уживаться. Не знаю, но к 50 годам я пока не нажил, тьфу-тьфу, ни одного врага. Нет, со всеми мы живем мирно. Более того, уже в первом номере нашего журнала, в рубрике «Поэтическая жизнь русского зарубежья» читатели могут найти статью, которая называется «Обзор международных поэтических фестивалей, турниров и конкурсов за 2012-ый год». Там очень подробно расписано и описано все, что случилось в русском поэтическом мире в прошлом году — и «Пушкин в Британии» Олега Борушко и его же «Пушкин в Одессе», и «Литературная Вена», и «Славянские традиции» и так далее и так далее.
— А что для Вас лично значит Ваш фестиваль «Эмигрантская лира»?
— Тут надо все смотреть в увязке с моей биографией. Как не крути, а она эмигрантская, но и я, по сути, человек, который живет вне своих родных корней. Большую часть своей взрослой жизни я прожил в Сибири, на Байкале. А в 2000 году мы с женой переехали в Бельгию. Причина переезда была совершенно не похожа на других — чего греха таить, чаще всего люди уезжают за рубеж, чтобы как-то найти работу, лучше жить и так далее. У нас была немножко другая ситуация. Я занимался бизнесом в Забайкалье, и в материальном плане мы совершенно ни в чем не нуждались. Но давным-давно я работал в Академии наук СССР и начинал писать диссертацию по интересной теме, связанной с Байкалом, с космическими исследованиями. Потом все это повисло в воздухе, и закончить в условиях 2000-х годов в России диссертацию было невозможно. Вот мы и решили поехать в Бельгию, где я нашел людей, заинтересованных в моей теме.
Так что мы приехали сюда с целью защитить мою диссертацию, что я и сделал, правда, не сразу. Долго все делается — за рубежом, понятно, не так все просто, свои проблемы. Но в результате я стал здесь доктором наук по географии, сейчас работаю в одном из брюссельских институтов, профессор географии.
— Как интересно! Ну а лирика-то где?
— Все это время я, естественно, продолжал писать стихи. И тут я перехожу к другому аспекту. Вот мы с женой здесь живем давно, с 2000 года, это уже тринадцать лет, и у нас довольно много знакомых, но, мы живем в Льеже. А это маленький город, русских здесь не очень много, у каждого свои интересы, свои проблемы. Так что круг общения довольно узкий. И давным-давно я стал компенсировать этот недостаток общением в Интернете — не один я такой, не я это все придумал…
Конечно, Интернет не заменит бывшее общение в России, где у меня было очень много знакомых в реале. Но это стало моей второй жизнью. И постепенно я сел на иглу поэтического Интернета. Очень много появилось знакомых, идей… Это заполнило духовный вакуум, который тут, за рубежом, все-таки есть, заменило дефицит общения. И вся эта деятельность и по конкурсам, и по фестивалям стала как бы моей основной жизнью. Да, я работаю где-то, получаю зарплату, но все это проходит как фон, на котором развивается вся моя деятельность в качестве организатора всех этих поэтических мероприятий, за которые я естественно не получаю ни копейки, а только трачу свои. Почему я все это делаю? Потому что это стало моей жизнью, это стало целью жизни. Я человек православный. Тут, в Льеже, слава богу, есть православная церковь, куда мы ходим с женой. И на вопросы смысла жизни, зачем мы живем, куда идем, я смотрю как-то осторожно и бережно. И это не громкие слова, именно так я ощущаю свою цель, свою миссию в этом мире. Я чувствую, что могу что-то сделать и, может быть, я и появился на свет божий для того, чтобы это сделать. Если у меня есть какая-то способность, я ее пытаюсь реализовать. И если можно этот мир вокруг нас сделать хотя бы чуть-чуть лучше, я пытаюсь это сделать. Мне кажется, все мы на Земле живем не для того, чтобы вкусно покушать и так далее, а для того, чтобы сделать человечество лучше, таким, каким оно было когда-то задумано Богом.
Так что, возвращаясь к вашему вопросу, что для меня «Эмигрантская лира», могу ответить — это для меня духовная жизнь.
— Давайте теперь спустимся с небес на землю. Саша, скажите мне, как долго Вы привыкали к новой жизни? Все-таки от Байкала до Бельгии не просто тысячи километров. Это еще и огромный разрыв в уровне жизни, в условиях жизни. Как Вы себя чувствовали в Бельгии, как привыкали к новой жизни?
— Было тяжело. Много лет было тяжело. Почему? Потому что мы отказались от прежней своей беззаботной материальной жизни. Я еще раз повторяю, что мы переехали в Бельгию не для того, чтобы хорошо жить, а для того, чтобы лучше жить в духовном плане. В 2000 году, конечно, можно было себя реализовать и в России. Но я не политик и почти не занимаюсь ею. Когда-то, правда, был депутатом какого-то горсовета. Нет, это не мое. Думаю, реализовать себя в такой мере в России я в те годы не мог. А материальная жизнь, когда у тебя есть машина, квартира и ты можешь куда-то поехать в отпуск, — у меня была обеспечена, и больше мне ничего не надо было. Здесь, в Бельгии, жизнь в этом плане потеряла смысл, от всего этого пришлось отказаться по простой причине — не хватало денег. Пришлось жить за свой счет несколько лет, пока я учился. Пока дошло дело до докторантуры, закончил еще и местный университет по специальности, связанной с космическими методами исследований, с картографией. И все это за свой счет. И все это было очень сложно. Да еще и чужой язык…
— Здесь тоже были проблемы?
— Мне довелось родиться в Молдавии, я провел там свое детство, 16 лет. А в Молдавии в школах дети изучают французский язык. То есть его я как бы знал. Но что такое школьный язык? Здесь все пришлось изучать заново, плюс научная терминология. Язык, финансовые ограничения, постоянные стрессы, необходимость выживать, дефицит общения, — все это длилось, я думаю, три-четыре-пять лет подряд. И хотя было очень тяжело, мы вдвоем с женой Оксаной как-то все это выдержали. Потом уже стало легче. Да, было очень тяжело, но просто была цель. Если бы такой цели не было, я бы просто ударился в зарабатывание денег, как делают это очень многие люди вокруг меня. Но поскольку была цель, как-то силы воли у нас с женой на все хватило…
— Да, на самом деле, все это сложно… Скажите, когда я Вам звоню, Вы часто говорите: Вот будет перерыв в магазине… А что это за магазинчик у Вас такой?
— У нас с женой есть небольшой газетно-журнальный магазин «Librairie». «Librairie» по-французски — это магазин, продающий книги. Но проблема в том, что местные жители книги тут почти перестали читать, то есть книги читает какой-то тонкий слой интеллектуалов, а в большей своей массе, по моим наблюдениям, читают очень мало. Наш небольшой магазин расположен в экологически чистом месте, парк напротив, хорошо, красиво. Но он недоходный, этот магазин. Но мы тут рядом с ним живем, и нам это удобно. Я работаю на полставки в институте, в Брюсселе, также и жена на полставки в другом месте, и остальное время каждый находится в магазине. Когда в магазине никого нет — то ты перед компьютером, перед телефоном, можешь заниматься своими любимыми делами.
— А как к вам относятся люди, которые приходят — они знают, что вы русские?
— Очень разные люди. У нас есть и прекрасные друзья, и есть люди, которых мы не любим и не уважаем. Бóльшая часть относится нормально, потому что люди Россию как-то интуитивно любят, они читают всякие наши новости, сплетни, слухи и так далее. Иногда делают большие глаза — что-то им там не нравится. Но, как правило, у всех в основном с Россией связано что-то хорошее — те, кто постарше, сам когда-то был как минимум в Москве или в Питере, или родители бывали. Но они, конечно, ничего не знают о России. В их представлении это что-то такое идеальное, очень холодное, населенное очень красивыми женщинами, щедро политое русской водкой. Такой вот стереотип. Но относятся нормально, гораздо лучше, чем к другим национальностям.
— И последний к Вам вопрос: скажите, что Вы нашли и что потеряли в Бельгии?
— Я нашел, прежде всего, себя. Я и в России себя не терял, но там мое видение самого себя было спрятано как-то глубоко, его нельзя было обнаружить и другим показать. Здесь я себя раскрыл. А потерять? По большому счету, ничего не потерял, потому что время меняется, мы все-таки не послереволюционные эмигранты. Я каждый год езжу домой — в Россию, на Украину. На Украине у нас родственники, и в России у меня двое детей живут. Знаете, все относительно. Я впервые эмигрантом стал в 16 лет, когда уехал из своей маленькой Молдавии в Россию. Это же тоже был шок. Но ничего, прижился, стал россиянином, привык и всю жизнь прожил в России. А в России, когда в Улан-Удэ жил, хотелось иногда и в Москву съездить или на Дальний Восток, а нельзя — денег нет. Там оторванность многих наших людей от родных корней сплошь и рядом, еще больше, чем у нас здесь иногда. Расстояния очень большие… Поэтому по большому счету, я ничего не потерял…
Все ушли… Перепалки умолкли. Будто палкой по лбу — тишина. Мокрой тряпкой сметает жена пережёванные кривотолки. Стали резкими книжные полки, белый лист и малевич окна. Кот храпит — что ему до пророчеств и речей перепивших друзей? Сколько другу в глаза ни глазей, одиноким останешься к ночи, даже слившись с любимой. Короче, с тишиною тебя, ротозей! Все ушли… Опустела квартира. Я, как Будда, парю в пустоте, позабыв о храпящем коте. Отголоском прошедшего пира чуть звенит эмигрантская лира. Жизнь промчалась в сплошной суете… Как я тут очутился? Откуда этот сдавленный стон, и зачем на чужом повлажневшем плече я дышу, а когда-то — не буду? Как поверить в грядущее чудо воскресения в светлом луче? Вдалеке от уснувшей планеты, извалявшись в межзвёздной пыли, я грущу о ландшафтах Земли, о куплете своём недопетом, о куда-то исчезнувшем лете и друзьях, что зачем-то ушли…
Беседовала Надежда Ширинская
В рамках проекта «Окно в Россию» на сайте «Голоса России» публикуются интервью и истории из жизни за пределами Родины бывших и нынешних граждан СССР и РФ, а также иностранцев, проживавших в России и изучающих русский язык.
Уехавшие за рубеж россияне часто подробно описывают свои будни в блогах и на страничках соцсетей. Здесь можно узнать то, что не прочтешь ни в каких официальных СМИ, ведь то, что очевидно, что называется, «из окна», с места событий, редко совпадает с картинкой, представленной в «больших» масс-медиа.
«Голос России» решил узнать у своих многочисленных «френдов» в соцсетях, живущих в самых разных уголках мира, об отношении к русскоязычной диаспоре, феномене русских за границей, о «русской ностальгии», и о многом-многом другом.
Если вам тоже есть чем поделиться с нами, рассказать, каково это — быть «нашим человеком» за рубежом, пишите нам по адресу home@ruvr.ru или на наш аккаунт в Facebook.
Источник: rus.ruvr.ru