Держали ли вы в руках, дорогой читатель, ручку, которой писал Байрон, или гусиное перо Диккенса? Нет? Тогда завидуйте мне. Я их держал, и мне на какие-то мгновения казалось, что это я автор «Чайлд Гарольда» и «Оливера Твиста». Когда кто-нибудь не балующихся пером удостаивается чести быть принятым в члены Королевского литературного общества, он обязан собственноручно расписаться в фолианте общества — массивной книге в переплете из красного сафьяна, украшенном великолепной позолотой — гербом основателя общества короля Великобритании Георга IV.
Держали ли вы в руках, дорогой читатель, ручку, которой писал Байрон, или гусиное перо Диккенса? Нет? Тогда завидуйте мне. Я их держал, и мне на какие-то мгновения казалось, что это я автор «Чайлд Гарольда» и «Оливера Твиста». Когда кто-нибудь не балующихся пером удостаивается чести быть принятым в члены Королевского литературного общества, он обязан собственноручно расписаться в фолианте общества — массивной книге в переплете из красного сафьяна, украшенном великолепной позолотой — гербом основателя общества короля Великобритании Георга IV.
Держали ли вы в руках, дорогой читатель, ручку,
Вам трудно себе представить, но когда для росписи имелась лишь ручка Байрона многие новые члены общества отказывались воспользоваться ею. Благоговение перед тенью создателя «Дон Жуана»? Как бы ни так. Ими двигала не благоговение, а… тщеславие! Ручка Байрона отдала дань времени, и имени, написанном ею, грозила опасность скоро выцвести. И вот честолюбцы, пытаясь зацепиться за вечность, предпочитали расписываться своими испытанными в боях «паркерами» или даже школьными чернилами и ручками. Они были не только тщеславными, но и незнающими, что такие чернила выцветают еще быстрее, отставая лишь иногда от кончины их репутации. Так им и надо!
Не помню, в каком уже году ручка Байрона неожиданно пропала. Руководство общества обратилось за помощью к издательству «Мэрри», которое в далеком прошлом публиковало творения Байрона. Но замены ручке не нашлось. Вместо нее обществу предложили гусиное перо Диккенса. Оно с радостью согласилось. Но как раз в этот момент нашлось перо Байрона, и до самого последнего времени перед новыми членами общества возникала дилемма, какое стило выбрать? Буквально месяц назад исчезло гусиное перо Диккенса. И вот, начиная с марта 2013 года подписанты оказались перед новым выбором — между пером Байрона и вечным пером другого великого англоязычного поэта Томаса Элиота.
Вечная ручка Элиота это «Уотермен 16 PSF». Она в прекрасной сохранности, надежна и элегантна как и ее хозяин. Терпимо современна. Общество получило вечное перо Элиота в дар от его супруги Валери. Перо черного цвета охвачено двумя золотыми обручами, на которых значится «T. S. E.» Инициалы несколько потускнели. Перо было куплено в Нью-Йорке где-то в начале ХХ века. По словам опекуна элиотовского наследия Клер Рейлл, мать поэта подарила ему это перо, когда он в 1905 году поехал учиться в Новую Англию. Согласно другим версиям, перо было подарено Элиоту, когда он поступил в Гарвардский университет в 1906 году или в 1914 году, когда он отплыл в Европу навстречу своей славе. Но все это неважно. Главное, что перо принадлежало Элиоту.
Росписи самого Элиота в фолианте из красного сафьяна вы не найдете и вот почему. В общество его приняли в 1930 году при весьма любопытных обстоятельствах. Руководство общества попросило его написать эссе для выпускаемого им сборника. Но его авторы обязательно должны быть членами общества. Поэтому Элиота в срочном порядке приняли в члены. Но через четыре года он подал в отставку, сославшись на то, что членство ему не по карману, хотя оно стоило всего одну гинею в год. Впрочем, после смерти поэта его супруга поддерживала общество в финансовом отношении через свой благотворительный фонд. Он продолжает поддерживать общество и после смерти Валери…
Страницы членского гроссбуха общества это толстые листы пергамента, пожелтевшие от времени. Расписываться на них ох, как неудобно, но ох как хочется. Демонстрировавший мне фолиант и перо Байрона сотрудник общества поведал мне тайну последнего. Перо, оказывается, принадлежало не самому Байрону, а его подруге леди Блессингтон. Однажды Байрон попросил леди одолжить ей перо и написал им стихотворение, посвященное ей. С тех пор леди Бессингтон никому больше не давала даже прикоснуться к перу, освященному божественным поэтом. Меня эта история ничуть не разочаровала, скорее, наоборот. Перо показалось мне еще более романтическим, так сказать, более байроническим. Я даже обратил внимание на его «женственный» характер. Оно было изысканно покрыто эмалью и увенчивалось драгоценным камнем. Само перо от старости скрипело. Но сколько было в этом скрипе!
Сотрудник общества — мой чичероне, мой Вергилий в дантовом раю, не понял, почему этот неприятный скрип привел меня в восторг, однако заметил, что гусиное перо Диккенса скрепит еще больше. Я спросил его, обладает ли общество хотя бы одним из локонов Байрона, которые время от времени появляются на аукционах. «Они нам не по карману», — грустно ответил он.
Поначалу Королевское литературное общество помещалось в здании, где сейчас расположена лондонская Национальная портретная галерея. С 1946 года по 1999 год его штаб-квартира находилась в доме на Гайд Парк Гардене. И, наконец, перекочевала в Сомерсет Хаус. С каждым переездом размеры зданий сокращались. Не потому ли, что земля английская уже не может рожать быстрых воображением Байронов и Диккенсов?
Первая роспись в пергаментном фолианте принадлежит епископу Шюту Бэррингтону. Он сделал ее в 1834 году, будучи девяноста лет от роду. Каюсь, что до сих пор не знаю, какой вклад внес этот епископ в английскую литературу. Перелистывая фолиант, я обратил внимание на такую закономерность. Автографы писателей ХIХ века изящны и малы по размерам. Чем ближе к нашим дням, тем больше становятся они неряшливыми и громадными. Буква С у Салмана Рашди, которого аятоллы приговорили фетвой к смерти, напоминают живот женщины на последнем месяце беременности. А вот автограф Джерми Треглоу даже украшен кляксой. Поставил он ее в прошлом году и сваливает вину за это на скрипящую ручку Байрона. Обнаруженная мною закономерность — чем более велик писатель, тем более мелок его автограф, разбудила мое тщеславие. Сейчас я подписываюсь мелким бисером.
Исчезновение гусиного пера Диккенса очень опечалило английских прозаиков. В распоряжении поэтов сейчас два пера — Байрона и Элиота. А у них лишь свои «паркеры», еще не покрытые патиной бытия и не проверенные временем. Поиски исторического стиля для прозаиков успехом не увенчались. Что же касается современных титанов прозы, то все они работают на компьютерах. Как, например, самая богатая писательница нашей планеты, создатель сериала о Гарри Поттере Роулинг. (У нее денег больше, чем даже у английской королевы Елизаветы II). Была слабая надежда на Мюриель Спарк, но она быстро улетучилась. Оказывается, Спарк писала карандашом…
Только-что у меня появился новый «информационный повод» для этого опуса. Какой-то щедрый коллекционер отписал Королевскому литературному обществу трость, принадлежавшую Байрону. Ее размер около 90 сантиметров. Трость Байрона несколько потрепана. По-видимому, великий бард часто размахивал ею, а может, и пускал в дело, отгоняя назойливых собак и поклонниц. Как только снова побываю в Лондоне, обязательно загляну в Сомерсет Хаус и помахаю тростью Байрона. Быть может, мне повезет, и к тому времени кто-нибудь отпишет обществу еще и плащ Байрона. Накинув его и поигрывая тростью, я окончательно стану «байронической личностью». Представляю, как завидовали бы мне Евгений Онегин и его создатель!
Источник: mk.ru