27 августа исполнилось 100 лет со дня начала одной из самых знаменитых русских полярных экспедиций — попытки Георгия Седова достичь Северного полюса. Но рядом расположены даты и двух других походов, оставивших глубокий и трагический след в истории освоения Арктики. Экспедиция под руководством Владимира Русанова отправилась на встречу со льдами чуть раньше, Георгия Брусилова — чуть позже.
27 августа исполнилось 100 лет со дня начала одной из самых знаменитых русских полярных экспедиций — попытки Георгия Седова достичь Северного полюса. Но рядом расположены даты и двух других походов, оставивших глубокий и трагический след в истории освоения Арктики. Экспедиция под руководством Владимира Русанова отправилась на встречу со льдами чуть раньше, Георгия Брусилова — чуть позже.
Эти славные имена у нас на слуху с детства — со школьных уроков, из книг и фильмов. Читая их биографии, миллионы людей мечтали о путешествиях и открытиях. И ощущали чувство гордости за страну, у которой были такие герои — есть на кого равняться… Кажется, сегодня уже трудно добавить что-либо новое к кипам литературы об этих экспедициях. Но новое обязательно будет, ибо по-прежнему отправляются на Север энтузиасты с целью докопаться до истины, найти в арктических льдах следы пропавших первопроходцев, бросивших вызов Арктике. И заново перечитываются биографии, перелистываются документы… И неожиданно выясняется, что идеализированные герои, с одной стороны, были обычными людьми, имевшими свои слабости и недостатки, а с другой все-таки — людьми не от мира сего. Целеустремленные и мечтательные, смелые и скрытные, добрые и тщеславные, любящие и жестокие, готовые положить и свою жизнь, и жизни вверенных им людей на алтарь цели… Высокой цели.
Последнее плавание Русанова
По популярности из дореволюционных отечественных полярников Русанов уступает разве что Георгию Седову. Еще до Великой Отечественной войны был подготовлен, а потом издан том литературно-научного наследия, на родине, в Орле, организован дом-музей, есть его научная биография в серии «Жизнь замечательных людей».
В семидесятые годы минувшего столетия известности ему добавили спортивные путешествия по Северу группы Дмитрия Шпаро под знаменем газеты «Комсомольская правда» с целью найти следы пропавшего «Геркулеса» и его экипажа. В 1975 году на родине Русанова и в северных городах прошли торжества, посвященные его 100-летию. Именно тогда, после юбилейного мероприятия, в Мурманске появился переулок Русанова.
Не сделаю большого открытия, отметив, что во всем этом была и идеологическая подоплека. В юности Русанов увлекался марксизмом, занимался в подпольном кружке, распространял политическую литературу. Выданный товарищем, сидел в тюрьме, отбывал ссылку на Севере. Но, говорят, нет худа без добра. Наказание помогло раскрыть исследовательский талант молодого человека. А в советское время политическая сторона жизни Русанова помогла сохранить дом, в котором родился, с его именем комсомольцы-путешественники открывали многие властные двери.
Владимир Александрович Русанов (1875-1913?) родился в семье небогатого орловского купца, вскоре ушедшего из жизни. Любовь Дмитриевна Русанова вторично вышла замуж, когда сыну было семь лет, за Андрея Петровича Соколова, учителя латинского языка местной духовной семинарии. В этой семинарии Владимир получил среднее образование. В Киевском университете близко сошелся с революционерами. Арестован за хранение нелегальной литературы, двухгодичную ссылку отбывал на Печоре. На местном материале написал первую научную статью о здешней народности зырянах (коми).
От российских университетских городов Русанова отлучили, поэтому высшее образование он получил в Сорбонне, где учился на геологическом факультете. С 1907 года каждое лето проводил в экспедициях на Новой Земле, изучал недра, ледники, берега. На новоземельском материале сделал себе имя в западноевропейском научном мире, приглядывались к нему и в России. По приглашению архангельского губернатора И. В. Сосновского, озабоченного колонизацией островов, Русанов дважды возглавлял экспедиции на Новую Землю, в одном случае на моторно-парусном судне «Дмитрий Солунский» обогнул ее с севера, что у мореходов не получалось с XVIII века. Тогда-то в статье «К вопросу о северном морском пути в Сибирь» ученый высказал предположение о возможности плавания по Карскому морю на восток не вдоль материка, а с севера, вокруг Новой Земли. Он мечтал проверить свою гипотезу на практике. И такой случай вскоре представился…
На Новой Земле Русанов провел шесть сезонов. Собирался туда и летом 1912 года. Неожиданно от министерства внутренних дел поступило предложение возглавить экспедицию на Шпицберген. В то время русское правительство весьма обеспокоилось активностью западных предпринимателей на ничейном тогда полярном архипелаге. Как бы не оказаться в стороне от дележки северного каменноугольного пирога!
В помощники Русанов пригласил Александра Степановича Кучина 23 лет, родом из деревни Кушерека Онежского уезда. Тоже «из политических». Спасаясь от преследования властей, он жил и работал в Норвегии, в качестве океанографа и штурмана участвовал в экспедиции Амундсена на «Фраме» в Антарктиду.
У норвежцев они купили крепкое зверобойное судно «Геркулес» в 63 тонны, с парусами и мотором в 24 лошадиные силы. В экспедиции участвовали также горный инженер Р. Л. Самойлович, зоолог З. Ф. Сватош от Академии наук. Тоже, кстати, не избежавшие в молодости увлечения трудами Карла Маркса, впору на судне было создавать партийную ячейку. К слову, Самойлович в советское время, став директором Арктического института, попал под колесо сталинских репрессий, его имя даже не упоминается в сборнике русановских материалов, выпущенном в 1945 году. Между тем благодаря отчету Самойловича известны подробности работы экспедиции на Шпицбергене.
В экипаже в должности врача на Север отправилась невеста Русанова француженка Жюльетта Жан. Его жена Мария Петровна Булатова, студентка Сорбонны по медицинской линии, умерла при родах. Мальчик выжил благодаря стараниям бабушки, воспитывался и вырос в России, носил фамилию отца.
О пребывании русановской экспедиции в начале июля 1912 года в Александровске известно немного. Экипаж занимался разгрузочно-погрузочными делами, писал письма. Матрос Василий Черемхин сообщал домой: «Провизии нагрузили полное судно, да еще и не вошло, продаем». Да, снаряжения и продуктов было взято с учетом зимовки, хотя зимовать на Шпицбергене не предполагалось.
9 июля в 9 часов вечера «Геркулес» покинул Александровск. Вот запись Самойловича: «Прощайте! Прощайте! Счастливого пути!» — неслось со всех сторон. «Вперед!» — скомандовал капитан. Методично заработал мотор. Судно плавно, при полном штиле покидало гавань. «Ура!» — вдруг раздалось на берегу, сопровождаемое выстрелами из ружей. То приветствовала нас толпа народа, скопившаяся на берегу. Мы, в свою очередь, салютовали флагами и дружными залпами из наших винтовок. Последней послала нам привет Александровская биологическая станция».
Норвежцы Шпицберген называли Свальбардом, русские поморы — Грумантом, первые письменные известия об их хождении туда из Колы появились в середине XVI века. Россия имела преимущественные права на обладание этими землями, но в эксплуатации недр впереди оказались соседи. Перед русановцами стола задача застолбить еще свободные угольные участки и разведать размах работ иностранных концессий. Заявки были сделаны на западном побережье Шпицбергена, причем на имя Русанова: на острова допускался только частный капитал. И позже, уже в тридцатые годы, в Айс-фьорде по русановским меткам начали разработку каменного угля советские шахтеры, здесь возник поселок Баренцбург.
Закончив работу, на обратном пути экспедиция завернула в Зеленую гавань, где находилась радиотелеграфная станция. Русанов договорился с капитаном туристического лайнера, что тот возьмет на борт трех человек — Самойловича, Сватоша и боцмана Попова, страдавшего язвой желудка. Самойлович увозил отчет о проделанной работе, карту с заявочными участками, коллекцию с горными породами — он закончил свою работу. Сватош отказался от дальнейшего плавания, его обязанности по исследованию моря могли взять на себя Кучин и Жюльетта Жан.
Русанов телеграфировал в Петербург: «Исследования на Шпицбергене закончены, вся программа выполнена, поставлено 28 заявок. Собраны палеонтологическая, зоологическая и ботаническая коллекции. Обследована горная промышленность Шпицбергена. Много льдов. Иду на восток».
Владимир Александрович ни с кем не делился планами. В предыдущих экспедициях он всегда добавлял что-то новое, сверх запланированного, интересное ему, но согласовывал идеи с руководством. Например, обход Новой Земли. На этот раз он сам еще не был уверен, чем займется после Шпицбергена. Вернее всего, не хотел раскрывать свои карты, таился мыслями от экипажа. Самойлович писал: «Перед нашим прощанием я долго беседовал с В. А. Русановым для выяснения его дальнейших намерений. Цель его дальнейшего путешествия мне была не совсем ясна, и Владимир Александрович недостаточно четко рисовал ее передо мною. Одно время мне казалось, что он намеревается пойти к Земле Франца-Иосифа, но затем мне уже показалось, что пойдет сначала к Новой Земле, а оттуда наметит свой путь в зависимости от обстоятельств».
Так и случилось. В конце августа «Геркулес» оказался у берегов Новой Земли. Здесь была оставлена бумага такого содержания: «Телеграмма начальника экспедиции В. А. Русанова, оставленная на Новой Земле в самоедской колонии Маточкин Шар 18 августа (31-го по новому стилю. — В. С.) с просьбой отправить ее, когда представится возможность, по следующему назначению: „Петербург, Ждановка, 9, Стюнкель. Юг Шпицбергена, остров Надежды, окружены льдами. Занимались гидрографией. Штормом отнесены южнее Маточкина Шара. Иду к северо-западной оконечности Новой Земли, оттуда на восток. Если погибнет судно, направлюсь к ближайшим на пути островам: Уединения, Новосибирским, Врангеля. Запасов на год. Все здоровы“.
Эта последняя весточка Русанова попала сначала заведующему канцелярией архангельского губернатора Б. И. Садовскому, затем дошла до Сергея Федоровича Стюнкеля, чиновника департамента общих дел МВД, и в министерстве узнали о вольности начальника экспедиции, которому следовало по окончании океанографических работ в водах Шпицбергена вернуться домой. Русанов же решил осуществить давнюю мечту — проплыть вокруг мыса Желания по Карскому морю к устьям сибирских рек и далее на восток до Берингова пролива, то есть пройти «путем Норденшельда» в моторной упряжке из 24 «лошадей». В случае гибели судна намеревался добираться до ближайших островов. В свою авантюру он вовлек и экипаж из десяти человек.
…Следы русановцев обнаружились случайно. Летом 1934 года моторно-парусный бот «Сталинец» занимался гидрографией в шхерах Минина близ западных берегов Таймыра. На безымянном островке топограф А. И. Гусев обнаружил столб из плавника с надписью «Геркулес 1913» и рядом сломанные нарты. Никакого письменного сообщения в основании столба не оказалось. На другом островке шхер ближе к материку найдены предметы и бумаги, принадлежавшие матросам экспедиции Русанова — А. С. Чухчину и В. Г. Попову. Кое-какие находки были сделаны спустя два года людьми с гидрографического судна «Торос». Среди них — патроны, карманные часы, ложки, опасная бритва, часть фотоаппарата, курительная трубка, медные монеты, обрывки одежды. Видимо, они принадлежали пешей партии из экспедиции Русанова, в числе их были названные матросы. Острова, где сделаны находки, ныне носят имена Геркулеса и Попова-Чухчина.
Находки говорят, что русановцы, несмотря на тяжелую ледовую обстановку в 1912 году, сумели пройти далеко вглубь Карского моря, судно было раздавлено или попало в дрейф. Люди шли пешком на материк, в сторону устья Енисея, к жилью. Но никто не дошел…
Только вперед — на Север!
Георгий Яковлевич Седов (1877-1914) родился на берегу Азовского моря на хуторе Кривая Коса в семье простого рыбака. Отец хотел, чтобы сын шел по его стопам, помогал в рыбацком деле, не отрывался от дома. Но юный Георгий был неспокойным мальчиком, с пылкой фантазией. Наперекор родителям поступил на шкиперские курсы в Ростове, после окончания плавал по морям два года, занимался самообразованием. В 1900 году сдал экзамен на чин прапорщика военного флота, затем добился разрешения сдать экзамен на полный курс Морского корпуса. Разрешили в виде исключения, ибо туда принимали только детей дворян. После блестящей сдачи экзамена Седова в чине поручика прикомандировали к Главному гидрографическому управлению с назначением в Гидрографическую экспедицию Северного Ледовитого океана.
В гидрографии Седов прошел хорошую школу: в 1909 году исследовал устье реки Колымы с целью выяснения возможности захода сюда пароходов, в 1910 году занимался съемкой Крестовой губы на Новой Земле. Здесь-то, видимо, и зародилась в его голове мысль о походе на Северный полюс.
Свой проект в марте 1912 года он изложил в рапорте начальнику Главного Гидрографического управления А. И. Вилькицкому. Там были такие строки: «…горячие порывы у русских людей к открытию северного полюса проявлялись еще во времена Ломоносова и не угасли до сих пор. Амундсен желает во что бы то ни стало оставить честь открытия за Норвегией. Он хочет идти в 1913 году, а мы пойдем в этом году и докажем всему миру, что и русские способны на этот подвиг». Пойти предлагалось с островов Земли Франца-Иосифа.
Упомянув норвежского исследователя Амундсена, Седов не назвал американца Роберта Пири, к тому времени уже побывавшего на Северном полюсе (9 апреля 1909 года). Когда в дальнейшем специально созданная комиссия русских ученых обсуждала проект Седова, ему указали, что речь идет не об открытии, а о достижении полюса. Комиссия выявила ряд существенных недостатков плана Седова, решающих в успешности похода, — неудачное место отправления группы, отсутствие временных баз на пути к полюсу, неверный расчет продуктов, не те ездовые собаки… На основании этого Государственная дума отказала выделить просимые 70 тысяч рублей. Экспедицию субсидировал владелец газеты националистического направления «Новое время» Михаил Суворин, малую часть собрали через пожертвования, для чего изготовили специальную медаль для жертвователя.
Друг и спутник Седова художник Николай Пинегин писал в воспоминаниях: «Все было против нас: правительство, официальные исследовательские учреждения, военно-морские круги и пресса». Другой спутник, впоследствии член-корреспондент Академии наук Владимир Визе отмечал: «В военно-морских кругах к проекту Седова отнеслись резко отрицательно, прежде всего потому, что в глазах кадрового офицерства царского флота Седов был „черной костью“ и на него смотрели как на выскочку… Члены комиссии, в которой рассматривался проект Седова, ограничились злорадным констатированием недостатков проекта».
Но вполне может быть, что и Пинегин, и Визе писали эти строки не без подсказки редакторов советских времен. А ведь хватало и фактов, которые говорили об обратном. Например, морской министр И. К. Григорович отнесся к хлопотам Седова сочувственно, присвоил звание старшего лейтенанта, на время экспедиции разрешил двухлетний отпуск с сохранением зарплаты. Царь Николай II из личных средств дал 10 тысяч рублей. Комиссия из опытных полярных путешественников (Вилькицкий, Бунге, Колчак, Бухтеев, Брейтфус) доработала сырой план, провела необходимые расчеты…
Но на основательную подготовку требовалось время. Увы, Седов спешил, он видел себя впереди Амундсена. Торопливость, слабое снаряжение, позднее время выхода из Архангельска (14 августа, 27-го по новому стилю) зверобойного судна «Святой мученик Фока» (переименованного во время похода в «Михаила Суворина») — вот причины неудачи экспедиции. Хотя следует оговориться: неудачи — в том, что касалось достижения Северного полюса, наука же получила от исследователей немало.
Экспедиция сложилась иначе, чем планировалось. Вмерзнув в начале октября в лед, не достигнув берегов Земли Франца-Иосифа, она зимовала у Панкратьевского полуострова Новой Земли. Седов с матросом Инютиным на одной собачьей упряжке в течение почти двух месяцев исследовал северную оконечность архипелага. Другая партия — геолога Павлова и географа Визе — ходила на Карскую сторону, где также вела научные работы.
В следующий год зимовали на Земле Франца-Иосифа в бухте Тихой. Здесь умер механик Зандер, отсюда и сам Седов ушел в последний путь. Запас топлива был ограниченным, в топку шли моржовые шкуры, старые паруса, переборки. Часть угля взяли на мысе Флора, он был оставлен американской экспедицией Фиала в начале века. Из-за недоброкачественной пищи, недостатка свежего мяса экипаж переболел цингой. Не минула эта напасть и Седова. Однако он не отказался от мысли идти на полюс. Хотя спутникам было ясно, что это верная смерть, но уговоры не помогли, командир был непреклонен.
Это кульминационный эпизод экспедиции. Седов хотел вернуться «со щитом», с победой. Или — совсем не возвращаться. Полюс обещан соотечественникам, много произнесено лозунгов, затрачено средств… Ведь и в рапорте Вилькицкому о задуманной экспедиции он отчеканил: «Русский народ должен принести на это национальное дело небольшие деньги, а я приношу свою жизнь».
Трудности экспедиции, похоже, усугубили не лучшие черты характера Седова. Во время второй зимовки он стал раздражительным, с командой — буйным, однажды ударил матроса револьвером. Давид Щёстранд, владелец лавки в Александровске, где отоваривались все экспедиции, в одном из писем другу в Гельсинфорс со слов членов экипажа назвал Седова психом. Впрочем, нервные срывы у Седова случались и раньше. Накануне выхода из Архангельска портовые власти заявили, что пока «Фока» сидит в воде выше ватерлинии (то есть попросту перегружено), судно не выйдет. Седов пришел в ярость, на пристань полетел палубный груз — бочки, ящики, тюки и даже… радиостанция.
В последнем походе Седова сопровождали матросы Г. И. Линник и А. И. Пустошный. Визе, очевидец, писал: «Оба шли совершенно добровольно, едва ли представляя себе неизбежный исход похода. Провиант, которого могло хватить только до полюса, но никак не на обратный путь, был уложен на три нарты, в каждую из которых запрягли восемь собак».
Матросы, простые деревенские парни, не владели навигацией и, казалось бы, не имели шансов самостоятельно вернуться с дрейфующих льдов. Это почти чудо — но они вернулись. Вдвоем…
Поход был короток, продолжался двадцать дней. У Седова болели опухшие от цинги ноги, затем заболела грудь. На седьмой день он уже не вставал с нарт. Но на просьбы о возвращении махал рукой — только вперед, на север!
Умер он 5 марта 1914 года в видимости острова Рудольфа. На берегу матросы заложили тело камнями. В 1938 году по найденному флагштоку советские полярники определили это место…
Кто же он, Георгий Седов? Патриот, герой… честолюбец? Каким нам его понимать? А таким, пожалуй, каким он и был — во всей сложности. Во всяком случае, его личное честолюбие было неотделимо от стремления послужить чести своей страны, совершить ради нее подвиг. Все это вместе и питало его несгибаемую волю. На бытовых весах столь непреклонное и нерасчетливое — наперекор всему — стремление взвесить невозможно. Только на весах мечты.
Источник: rus.ruvr.ru