Последний участник фестиваля «Век “Весны священной” — век модернизма» — Финский национальный балет привез в Москву программу из нескольких балетов, главным из которых была «Весна священная», поставленная Вацлавом Нижинским ровно сто лет назад и заново покорившая ТАТЬЯНУ КУЗНЕЦОВУ.
Последний участник фестиваля «Век “Весны священной” — век модернизма» — Финский национальный балет привез в Москву программу из нескольких балетов, главным из которых была «Весна священная», поставленная Вацлавом Нижинским ровно сто лет назад и заново покорившая ТАТЬЯНУ КУЗНЕЦОВУ.
Раритетная «Весна» завершала трехчастную программу: финская труппа пожелала представить в Москве не только рождение модернизма, но и его сегодняшнюю жизнь. Впрочем, балет Йормы Эло «Double Evil», поставленный финским хореографом на музыку Филипа Гласса и Владимира Мартынова, точнее назвать постмодернистским: автор, окончивший Академию Вагановой, вышивает свои па по канве академического балета. Балерины в пуантах и пачках, украшенных каменьями, и танцовщики в комбинезонах со вставками из стразов презабавнейшим образом трансформируют формы классического танца на всех уровнях: движений, комбинаций, дуэтов, ансамблей. Начав за здравие какой-нибудь банальный пируэт «с бедра из-под руки», танцовщица заупокойно тормозит, и, чтобы добиться нужного количества оборотов, партнер прекомично подкручивает ее рукой за талию. «Бревнышки» тут делаются наоборот — животом вниз; в позах балерины застревают надолго, не замечая, что их партнер отошел поразмяться; верхняя поддержка в арабеск оказывается не подъемом, а спуском,— чисто балетных хохм, не считываемых большинством зрителей, в этом балете, что изюма в булке. Однако иногда юмор хореографии пропадает по вине самих артистов: фирменные виртуозности Йормы Эло они одолевают с таким трудом, что временами становишься в тупик: это шутка хореографа или реальный ляп танцовщиков?
В «Bella Figura» — дивном балете Иржи Килиана на музыку барочных композиторов — никаких ляпов видно не было. Возможно, по российским меркам финские артисты не столь стройны и длинноноги, однако особенности килиановского стиля со всей его пресловутой «текучестью», нежданными мелкими форшлагами, с его тонким юмором и неприкрытой чувственностью они усвоили надежно. Зрители, конечно, были слегка шокированы «обнаженкой» (в одном из эпизодов дамы танцуют топлес), а также завораживающей откровенностью женского любовного дуэта. Однако после закрытия занавеса разразились восторженными аплодисментами — как и задумывал хореограф, поставивший балет об «эстетике и красоте в целом и о том, как этот феномен влияет на нашу повседневную жизнь».
«Весна священная» Нижинского, канувшая в Лету сразу после скандальной парижской премьеры 1913 года, была чудесным образом возвращена к жизни американкой Миллисент Ходсон в 1987-м и с тех пор не сходит с мировых сцен. В Москве спектакль видели в исполнении Парижской и Римской опер, в репертуаре Мариинского театра он появился в 2003 году, идет по сей день, и посмотреть его может любой желающий.
Однако в Петербурге есть риск увидеть совсем другой спектакль: от академической труппы чрезвычайно трудно добиться адекватного исполнения. Ведь у Нижинского все не так: свернутые набок головы; тела, развернутые «барельефами» (этот прием годом раньше хореограф опробовал в своем «Послеполуденном отдыхе фавна»); одеревеневшие, утюжащие землю ноги; марионеточно зажатые руки с ладонями-лодочками. Все традиционные приемы пластической выразительности здесь не работают, артисты закованы в противоестественную форму, которая требует совершенно иного типа экспрессивности. И «классики», бунтовавшие еще на репетициях Нижинского, за сто прошедших лет так и не поняли (и не приняли) этот новый способ телесной выразительности.
Финские танцовщики не просто справились с неудобной хореографией — они в ней купались. Каждая группа и каждый артист в отдельности. В этом удивительно слаженном танцевальном оркестре хотелось разглядеть-расслышать все виды «инструментов». Перебивы яростных топотаний Юношей в островерхих шапках, мелкие переборы косолапых ножек краснорубашечных Щеголих, угрожающая поступь Старцев в медвежьих шкурах — все сплелось в сложнейшей полифонии ритма и беспрестанно меняющегося рисунка танца. И все многократно умножилось жестко выверенной экспрессией танцовщиков. Именно финны, психофизика которых идеально совпадает с этой авангардно-первобытной хореографией, станцевали «Весну священную» с такой истовой точностью и глубинным пониманием хореографии, что сам Нижинский, буквоед и перфекционист, наверняка остался бы доволен.
Источник: kommersant.ru