Antony The Johnsons Cut the World
Antony The Johnsons Cut the World
Казалось бы, ничего нового: десяток давно известных песен с номерных альбомов Энтони Хегарти, записанных c датским государственным камерным оркестром, плюс одна новая, плюс восьмиминутный проникновенный спич о связи лунного календаря с человеческой душой и вечной женственности, которой так не хватает этому миру. И все же, и все же это в каком-то смысле обязательный альбом, своего рода нравственный камертон, уж точно очень подходящий в терапевтических целях, когда кругом зашкаливает ненависть. Если у кого были опасения, что большой оркестровый состав привнесет в тонкую душевную ткань песен Энтони излишнюю помпу, то они, разумеется, не подтвердились струнные и духовые тихо, почти незримо поддерживают божественный голос нью-йоркского гения; здесь вовсе нет пафоса, а только безвременная гармония, и академическое окружение просто дополнительно подтверждает легитимные притязания этих песен на вечность. Энтони поет про боль так, что начинаешь верить в то, что она лечит; Энтони заклинает природу так, что начинаешь чувствовать, как она живет. Ну и вообще: если задаться вопросом, как проще и точнее всего определить, что такое поэзия, лучшим ответом будет голос Энтони Хегарти. А. Г.
Cripple and the Starfish
Dan Deacon America
Упитанный тридцатилетний житель Балтимора, очкарик и безумец Дэн Дикон так же противоречив, как и музыка, которую он пишет. С одной стороны, это человек серьезный: Дикон изучал электроакустическую и компьютерную музыку в нью-йоркском Перчейз-колледже, пишет классические произведения, даже выступал в Карнеги-холле на концерте, посвященном столетию Джона Кейджа. С другой он один из самых больших чудаков современной американской электроники: называет свои пластинки Человек-паук колец или Мастер желудей, играет концерты, усевшись прямо среди зрителей, и вообще склонен ко всяческим безумствам. Ко всему прочему Дикон недавно увлекся политикой: поддержал движение Occupy Wall Street, попутно объяснив, что весь альбом America это путешествие по Америке, и его результат; крупномасштабное рассуждение о том, куда катится страна и что она такое. В этом и заключается удивительное сочетание двух крайностей Дикона. America это сумасшедшая, стремительная, неугомонная, не влезающая ни в какие рамки электроника, при этом с классическим размахом; кончается альбом вообще четырехчастной пьесой на двадцать одну минуту. Класс. Г. П.
Jens Lekman I Know What Love Isn\’t
Каждый волосок помнит твое имя, Она просто больше не хочет быть с тобой, Я хочу пару ковбойских ботинок, Немного перхоти на твоем плече уже на уровне заголовков песен худой нордический человек Йенс Лекман выдает себя с головой. Впрочем, он никогда и не скрывался и третий его долгоиграющий альбом просто доводит все те же методы, которые швед использовал раньше, до окончательной простоты и ясности. Эти вежливые песни о любовных неурядицах, сложенные из ажурных струнных, вальсирующего фортепиано, осознанно-пошловатого саксофона и прочих куртуазных музыкальных обстоятельств и озвученные душещипательным голосом вечного юноши, могут вызывать массу закономерных и заманчивых ассоциаций от Belle Sebastian и старого барокко-попа до Джонатана Ричмана с его вечной иронией по отношению к самому святому, но я бы предложил другую аналогию: как ни странно, с группой Птицу емъ. Подобно екатеринбургским анахоретам, Лекман поет преимущественно о неловких ситуациях и вообще о человеческой нелепости (хоть и в менее, гм, экстремальных проявлениях), но делает это одновременно смешно и ужасно пронзительно. Это песни о том, сколь несуразно по сути своей такое чувство, как любовь, о том, что она заставляет всех выглядеть идиотами, и о том, что важнее и прекраснее этого идиотизма, в конечном счете, ничего и нет. А. Г.
Yeasayer Fragrant World
Yeasayer, бруклинские психи из поколения Animal Collective, всегда в большей степекни склонялись к поп-музыке, чем их ровесники и коллеги по цеху. Все главные и странные модные тенденции они перерабатывали в поп что на первом альбоме, что на втором. В этом смысле Fragnant World, который они сами обозначили, как свихнувшийся RnB, получился практически коммерческой пластинкой; логичное, в общем, продолжение пути. Клубные биты, хуки, припевы, электроника. Конечно, без штук не из мира сего не обходится: тут и странные эффекты, фильтры, дикости, но в целом MTV из мира снов. При этом на удивление мрачный, грустный альбом про смерть: песня Henrietta, например, посвящена той самой Генриетте Лакс. А главное нет ощущения, что это выдуманная конструкция: кажется, что у них правда так устроена голова, и даже название Ароматный мир ну, вот просто на ум пришло. Г. П.
Fingers Never Bleed
Bill Wells Lemondale
У шотландского пианиста Билла Уэллса сверкающая лысина, окладистая белая борода и много друзей, некоторые из которых вам наверняка знакомы ну, скажем, Изобель Кэмпбелл, Барбара Моргенштерн, Айдан Моффат из Arab Strap или Кевин Айерс (в том смысле, что со всеми этими людьми он играл). В прошлом году Уэллс решил использовать дружбу в творческих целях, отправился в Японию, собрал там теплую компанию музыкантов среди прочих присутствовали Тори Кудо из Maher Shalal Hash Baz, Сайя из Tenniscoats и Джим О\’Рурк и в один присест записал с ними альбом трогательного, инфантильного и свободного авант-попа. Свистит мелодика, дудит саксофон, перезваниваются колокольчики; звуков мало, но они очень по-детски гримасничают, балуются друг с другом; музыканты играют как будто группа из кукольного дома; в каждой вещи присутствует какая-то прекраснодушная меланхолия, светлая печаль о потерянной невинности. Это очень японская пластинка наивная, хроменькая, блаженненькая и прекрасная. У группы Сабля некогда была песня Маленькая музыка, и Lemondale это, конечно, именно она; но такие маленькие бывают ценнее иных больших. А. Г.
Family Band Grace Lies
Family Band это даже не название, а прямое формальное обозначение: группа и вправду состоит из мужа и жены, которые причем живут в деревянном доме, построенном их собственными руками, где-то в глуши штата Нью-Йорк. Там же и записываются, там же и проводят концерты, выставляя усилители неподалеку от очага; и так эта музыка и звучит как негромкие, медленные и мудрые песни людей, сознательно заткнувших уши, чтобы не слышать окружающего информационного шума. Жена в Family Band поет, муж играет, и песни их проще всего описать как нечто среднее между Low и Chromatics, между слоукором и медленным диско: от первых тут какое-то возвышенное чувство, ощущение, что присутствуешь при чужом разговоре с богом, от вторых томительная интимность (иногда, впрочем, когда они отключаются от розетки, вплывает уже призрак Мариссы Надлер). Я уже все забыл, ты уже все сказал, дом на колесах, ночь вот об этом тут примерно и поют. А. Г.
Moonbeams
Stagnant Pools Temporary Room
Брайан и Даг Энас, братья из Индианы с разницей в возрасте в один год, играют вместе давно, а название группы позаимствовали из великой песни восьмидесятнической группы Felt. Играют Stagnant Pools, строго говоря, нойз-рок и шугейз, но для них это не поток шума, в котором купаются, не электричество, от которого получают буквально физическое наслаждение (хотя это тут тоже есть). Temporary Room это, в первую очередь, такой своеобразный блюз, просто со включенным дисторшном. Как и многим дуэтам, Энасам удается удивительно заполнить звуковое пространство минимумом средств. Монотонность как искусство: холодные мелодии, душ из гитарного шума, холодный вокал. На самом деле, это практически The Black Keys: классические, традиционные в лучшем смысле песни, которым такой звук на удивление идет. Г. П.
Dead Sailor
Sonic Death Complete Sessions
Эй, посмотри на меня, я больше не молодой, поет Арсений Морозов в центральном (с композиционной, по крайней мере, точки зрения) номере альбома; также тут есть песня с рефреном Слишком молод, чтобы быть один и в этом нет противоречия. Распустив Padla Bear Outfit и перестав маскировать фамилию, Арсений чуть меньше года назад рекрутировал за барабаны родственника и ушел туда, откуда пришел, назад, в подвалы и в гаражи. Complete Sessions это более-менее компендиум всего, что Sonic Death записали за минувшие неполные 12 месяцев, с заново выстроенным звуком (шипение, как на заезженной кассете, осталось, но это, кажется, не прием, а просто родная для автора звуковая органика) и последовательностью; не сказать, что он многое добавляет к тому, что мы и так знали о группе, но какие-то акценты все-таки дорасставляет. Собственно, все основное мы уже говорили: это песни о любви и местами такие, какие мало кто умеет писать; это простой подпольный рок на двух с половиной грязный аккордах; это тоже в своем роде манифест манифест аскезы, ухода от мирской суеты в мир собственных эмоций, в котором не меньше рутины, но больше правды. Complete Sessions добавляет кое-что важное к пониманию этой музыки просто за счет объема и цельности в этом альбоме, кажется, совсем нет позы или жеста, которые были очень свойственны Padla Bear Outfit, эти песни вообще, строго говоря, не художественны, они есть просто естественное проявление жизни, и слушать их правильнее всего, как бы пропуская мимо ушей. Complete Sessions очень достоверный пейзаж зыбучей души: и пески Петербурга заносят нас и следы наших древних рук. А. Г.
Это концертная версия песни Не молодой, но в записи она звучит похожим образом
The Zverstvo Live In London
Существует такой малоизученный, но довольно любопытный феномен постсоветский провинциальный авант-рок. Слово провинциальный тут без всяких унизительных коннотаций напротив, сочинение и исполнение такой музыки в отсутствие всяких для этого условий вызывает всяческое почтение. Кто имеется в виду? Ну, например, смоленские С коленями как у птицы или вот краснодарцы The Zverstvo. Резюме вполне типичное: почти двадцатилетний стаж, немереное количество альбомов (все, впрочем, самопальные), куча смен состава, любовь к Джону Зорну, The Residents и прочим элементам джентльменского набора. Live in London живая, кажется, запись, сделанная очень нетипичным составом (контрабас, барабаны, саксофон, маримба и гитара, которая используется скорее как перкуссия), но при этом на раз узнаваемая. Звучит это примерно как группа Аукцыон, если бы лидером в ней был Гаркуша: почти все песни идут не дольше двух минут, во всех есть упругая околоджазовая энергетика и простые, но эффектные мелодии и во всех вокалист дурным голосом орет абсурдистские стишки с упоминанием слов типа сопли, личинки, ну и так далее. Вначале это забавляет, потом утомляет, в конце начинает откровенно раздражать; у The Zverstvo есть отчетливый и вполне яркий образ и посыл, но собственно музыка заканчивается очень быстро. Зачем мы тогда вообще говорим об этом альбоме? По одной простой причине седьмым номером здесь следует песня Мясо, рефрен которой хочется незамедлительно сделать собственным слоганом. Когда есть такой дерзкий животный гимн, все остальное можно списать на погрешности. А. Г.
Источник: afisha.ru