Наша серия аудио-экспериментов с музыкантами продолжается, и на этот раз мы разговариваем в салоне Burmester с группой Пикник, которая привезла к нам из Питера новый, еще не вышедший альбом «Певец декаданса». Мы собираемся внимательно послушать эту запись и поговорить с участниками команды об альбоме, об отношении «Пикника» к вопросам саунда и о многострадальной судьбе физических носителей в двадцать первом столетии.
Наша серия аудио-экспериментов с музыкантами продолжается, и на этот раз мы разговариваем в салоне Burmester с группой Пикник, которая привезла к нам из Питера новый, еще не вышедший альбом «Певец декаданса». Мы собираемся внимательно послушать эту запись и поговорить с участниками команды об альбоме, об отношении «Пикника» к вопросам саунда и о многострадальной судьбе физических носителей в двадцать первом столетии.
Опыт, который мы ставим сегодня, состоит в том, чтобы сравнить звучание свежего произведения «Пикника» на разных CD-плейерах в диапазоне от базового Cambridge Audio до топового Burmester, а также понаблюдать за тем, как собственную музыку в условиях боевого тест-драйва воспринимают её авторы.
Исходные данные таковы: у нас есть альбом, который специально выпускается в нескольких вариантах.
Для коллекционеров и меломанов альбом выйдет на виниле, но мы сегодня располагаем только CD-версией: тираж виниловой пластинки еще не покинул проходную завода GZ Digital Media в Чехии.
Для того, чтобы обеспечить полноценный тест-драйв, эксперты салона подготовили «топовый» набор компонентов Burmester (общая стоимость системы — порядка 6.5 миллионов рублей без учета соединительных кабелей). Входит туда сетевой фильтр 948 Power Conditioner, предварительный усилитель 808 MK5 Pre Amp, усилитель мощности 911 MK3 Power Amp (модификация в названии означает, что модели эти были разработаны давно и уже проверены годами, переживая лишь небольшие изменения и оснащаясь более современными компонентами), а также акустические системы B80. Практически всё это — верхний ряд модельной линейки, аппаратура такого уровня, что слышно на ней будет абсолютно всё, ни одна мельчайшая деталь в процессе воспроизведения не потеряется.
А вот первоисточники звука в нашей цепи, CD-плейеры, мы будем использовать самые разные. Начнем с популярной модели Cambridge Audio Azur 550C начального уровня, о которой мы уже много писали. Затем перейдем к новозеландскому Plinius CD101, который тоже не единожды фигурировал в наших обзорах, а затем наконец совершим «восхождение на Эверест», опробовав музыку на двух моделях Burmester 061 и Burmester 089.
«Воздух, который тебе не принадлежит»
Звуки: Прежде чем мы погрузимся в прослушивание, расскажите о том, что же Вы нам принесли!
Эдмунд Шклярский: Если кратко, это следующий номерной альбом группы «Пикник» под названием «Певец декаданса». Предыдущий наш диск был ответвлением, там были русские народные песни, один романс, песни советских композиторов, в общем, не наши. А это — уже альбом «Пикника», мы его будем играть на концертах. Релиз второго октября, сначала на CD, потом на виниле и еще будет цифровой, сетевой вариант. Просто некоторые забили на это, выкладывают в сеть, и всё. А нам нравится иметь диски. Те, кто приходят на концерты, их покупают, хотят держать в руках. С винилом мы давно не имели опыта, но нас убеждают, что сейчас он имеет спрос.
Звуки: Насколько вообще для Вас важен физический носитель? Решение издать альбом на диске было продиктовано логикой бизнеса, или просто Вашим желанием сделать некий артефакт?
Шклярский: Ну, пока-то носители окончательно не исчезли! И даже если исчезнет, например CD, на его месте появятся другие носители, которые хочется держать в руках. Слушать цифру, конечно, удобно, но мне хочется взять диск, развернуть… Были такие CD, которые переиздавались «под пластинки», — там были вкладочки и всякие глупости. Ну и таких людей, которым интересно подержать диск в руках, тоже достаточно. Сейчас вот и винил возрождается — пусть и не в тех масштабах.
Звуки: Винил все-таки очевидно ушел в нишу арт-объектов, а какое будущее ждёт CD?
Шклярский: Его ждёт будущее винила! Не более и не менее. Упадет в тиражах, но сохранится. Но мы думаем о том, что бы сделать еще — может быть, флешку какую-нибудь в виде знака, или уже с плейером. В Китае можно заказать специальный плейер, который будет сделан в таком дизайне, и ты уже сразу слышишь музыку. Цифра хороша, но это по большому счету воздух, который тебе не принадлежит. А пластинкой можно и дырку на стене закрыть. Выбор носителя еще очень влияет на художественное оформление — были такие пластинки, в которых было важно именно оформление, например у Сантаны всегда было множество важных мелочей. А на CD это смотрится «мелко». Поэтому возврат к большим формам чем-то хорош.
Звуки: Вам вообще как слушателю какой звук нравится, CD или винила?
Шклярский: Я люблю тот звук, что был «до того». Я как-то раз купил набор Rolling Stones на дисках и почувствовал себя не то, чтобы обманутым, но ожидал другого. В первых CD-изданиях они всё, что можно, просто вычищали. Убраны все шумы, и это ужасно, какое-то стекло. Даже в наших записях, которые потом переводились в цифру, это чувствовалось — что-то и пришло, но в основном что-то ушло. Но от этого никуда не деться.
Звуки: А как Вы пишетесь, тоже цифры избегаете?
Шклярский: Тут по-разному бывает. Барабаны часто пишем на плёнку, а дальше — совмещенная технология. Сводятся сейчас уже все в цифре, никто не хочет заморачиваться.
Звуки: А есть ли тогда смысл в виниле, если нельзя соблюсти целиком аналоговый цикл?
Марат Корчемный: Есть конечно! Проблема в том, что у CD очень узкий динамический диапазон. Это очень просто сравнить на том же «Dark Side of The Moon». Возьмем CD и виниловое издание — там разница в громкости между началом и апогеем совершенно разная. Изначально же ты записываешь всё в 24 бита, ничего не компрессируешь, это на виниле и без всякой компрессии прозвучит. А CD всегда делается с прицелом на дешевую технику -, автомобильную и так далее.
Шклярский: У нас были времена, когда с нас на радио требовали запись на бобине на скорости 38, а у нас она была только на кассете. И ничего, переписывали!
Звуки: Ну что же, давайте попробуем теперь что-нибудь послушать!
Тест-драйв: если закрыть глаза и выпить…
Чтобы получить какую-то отправную точку, мы пробуем систему на треке, в котором заведомо есть нужное нам количество деталей. Это вещь «Keith Don’t Go» Нильса Лофгрена (Nils Lofgren). Голос плюс хорошо записанная акустическая гитара — просто идеальный материал для «расслушивания» аппаратуры. Инструментов тут мало, звук прозрачный… Каждый скрип струны, каждое придыхание слышно.
Шклярский: Это очень яркий звук, конечно. Акустическая музыка очень выигрышно звучит вообще.
Звуки: Насколько это, по-вашему, приближено к естественному звучанию?
Шклярский: Ну, если закрыть глаза и выпить — артист сидит прямо здесь.
Звуки: А если не пить?
Шклярский:: Ясно, что это артист, которого подзвучивают: мы слышим не чистый акустический звук, а усиленный. Но ощущение такое, будто в первом ряду сидишь.
Корчемный: И голос звучит прекрасно.
Шклярский: Но вообще, это нечестно! Если бы мы послушали какого-нибудь Элиса Купера (Alice Cooper) года семидесятого… Ну ладно, давайте наш альбом послушаем. Какие-нибудь отдельные вещи. Всё мы уже не выдержим — мы этот диск слушали раз сто и еще сегодня играли.
Слушать новый Пикник мы начинаем с самого базового в нашем наборе проигрывателя Cambridge Audio.
Шклярский: Что вообще отличает этот проигрыватель от других вертушек, какие-то предусилители?
Корчемный: Я так понимаю, что внутри есть какие-то предусилители и есть какие-то декодеры. От чего больше зависит качество?
В разговор включается эксперт салона Burmester Виктор Кузнецов:
Виктор: От всего. От качества «кубиков», из которого он собран, даже от корпуса и даже от того, на чем этот корпус установлен. От транспорта, — например, в этом аппарате диск сверху прижат планкой, что его стабилизирует.
Первый трек с новой пластинки называется «Декаданс», и это достаточно характерный для Пикника «заковыристый рок» с уклоном не только и не столько в драйв, сколько в атмосферу: арт-роковые традиции у этой группы всегда были заметны. С точки зрения звучания ключевые элементы здесь ударные (корректно отодвинутые чуть назад), акустическая гитара и, естественно, голос.
Шклярский: Это мне дегустацию вин напоминает. Ну, скажем так, звучало ожидаемо. Давайте теперь посмотрим, что дальше будет.
Теперь мы включаем тот же трек на CD-плейере Plinius CD 101. Улучшения слышны сразу, и долго размышлять над тем, в чём они состоят, не приходится.
Корчемный: Cразу разницу заметно! Там вообще было всё зажато, а тут — спектр шире. Там была та самая компрессия, узкий диапазон. Видимо, предусилитель всё поджимал, а тут он этим не занимается, дай бог ему здоровья. Тут есть ощущение, что какое-то мыло ушло. Как стекло протёрли, или вообще убрали.
Шклярский: На этом плейере звучит ярче и шире, я бы даже сказал поострее, поагрессивнее. Детали появились.
Первая ступень в нашей лестнице — самая очевидная на слух, скачок в качестве здесь самый очевидный и выигрыш действительно происходит именно в прозрачности, в читаемости музыкальной картинки, особенно в том, что касается высоких частот.
Переходим к песне «Игла». Эта вещь помягче, менее напористая. По настроению более философская и распевная по сравнению с «Декадансом», но звучанию — чуть более прозрачная, здесь плотные по звучанию моменты чередуются с разреженными.
Шклярский: Хорошо звучит, берём!
Теперь мы делаем еще один шаг вперед и заводим ту же композицию на проигрывателе Burmester 061.
Корчемный: Капельку жестче — в хорошем смысле. Чётче. Особенно по голосу разница чувствовалась.
Шклярский: А мне показалось, что здесь чуть больше низа. Плюс инструменты стали больше отделяться друг от друга… Да, здесь хороший звук, не раздражающий. А бывает такой, что слушаешь — и как наждачная бумага.
Надо сказать, что если тут результат и не так бросается в глаза (точнее в уши), то разница всё равно очень существенная. Во-первых, происходит какая-то алхимия с низкими частотами, бас становится более читаемым и при этом более мягким. Во-вторых, вокруг инструментов появляется «воздух»: их звук становится каким-то более натуральным. Ну и то самое «отделение инструментов друг от друга» даже по сравнению с Plinius тоже ощущается сразу.
Вслед за иглой звучит «За пижоном пижон» — потенциальный поп-хит. Привязчивая оптимистичная вещица, звучащая звонко и ярко. Эдмунд слушает собственную запись отрешенно, хоть и не без некоторого любопытства на лице; все же, кто слышат эту вещь впервые, начинают едва заметно покачивать головой. Драйв на месте!
Пластинка играет дальше. Все, замерев, слушают печальную «Вплети меня в свое кружево» и bitter-sweet (бывают случаи, когда настроение проще описать английским словом) песню про беспощадного клоуна. Именно на ней и решено сделать следующий шаг. А пока мы подмечаем еще один выигрышный момент младшего из Burmester: его звук совсем не утомляет, даже если слушать его долго и на приличной громкости.
Пока мы готовимся к преодолению последней ступеньки, Виктор рассказывает музыкантам о модели Burmester 089, которую нам предстоит услышать: «Этих проигрывателей вообще мало в мире, У него пассиковый привод. Не прямой штифт, который с двигателя сразу крутит пластинку, а именно через пассик, за счет чего получается более ровное движение диска. Нет этой дискретности, лазеру легче считывать, более ровное преобразование получается. Они сами придумали эту систему в конце 80-х — начале 90-х. Над ними поначалу смеялись, пассики это для винила или магнитофонов, но немцы подключили к делу японцев, которые были очень хороши в микроэлектронике, и вместе сделали такой плейер».
Наши уши уже слегка подустали от музыки и вслушивания в детали, но на 089 разница более чем различима. Слышна она, в первую очередь, на голосе, где вдруг обнаружилось эхо, а также на барабанах, которые стали гораздо информативнее. Например, в местах, где явно слышна тарелка, за ней появились и другие ударные инструменты, которые на всех предыдущих вертушках она просто «забивала».
Виктор: Я сразу обратил внимание на голос: он совершенно по-другому зазвучал, стало заметно, что на нем есть реверберация. Объем, зал. И в голосе, и в инструментах, и стало просто гораздо больше вокала.
Шклярский: Мне сравнивать трудно. Такого, чтобы сесть и ловить эффекты, у нас со времен общежития не было, когда был «»Dark Side» и колонки «Аккорд». А сейчас мы музыку в основном в поездках слушаем.
Звуки: А как вам это относительно мониторного звука, который вы слышите в студии?
Шклярский: В студии вообще главное, что нужно, — это плохой динамик. И если на нем слышно, то будет слышно везде. Я вообще свою музыку проверяю по телефону. Это, конечно, крайняя мера, но показательная. Вся информация должна считываться. И только потом уже всё это обрастает украшениями. Но вообще в студии чем менее красочный звук, тем лучше. А то тебе будут мерещиться такие красоты, которых в реальной жизни нет. Но я люблю больше когда не совсем выхолощенный звук, а хотя бы Tannoy какие-нибудь. В отличие от Yamaha NS-10 (на которой музыку вообще невозможно слушать, только сводить), Tannoy достаточно музыкальные. Основной показатель, как это ни прискорбно, это плохой проигрыватель. Тут надо ориентироваться на какой-то усредненный звук, на котором люди будут музыку слушать. Не в хороших условиях проверять, а в боевых — они же в транспорте это будут слушать или на бумбоксах. Сейчас вообще музыку странно записывают и мастерят. Когда смотришь те же частотные показатели у Роллингов, там много срезано. Сейчас же борьба идет во многом за громкость: у кого громче эта колбаса, у того она и лучше. Обывательский подход такой. А качественная запись — редкая история. Понятно, что то, что вы в начале заводили, пишется по полной программе.
Звуки: А Вы сами пишетесь по принципам «как сейчас», или «как раньше»?
Шклярский: Громкости мы и не пытаемся добиться даже. А вообще на западе есть школы, которых у нас нет. Даже если человеку дать в руки те же приборы, он не сделает на них так же хорошо, ну или сделает через двадцать лет, придя к этому экспериментальным путём. Потому что этому не учат. Проблема в том, что даже если ставить звукорежиссеру конкретную задачу, он всё равно её выполнить не сможет.
Звуки: Ну вы ему какую задачу ставите? Вы хотите звучать как кто?
Шклярский: Был например один альбом Андреаса Волленвайдера (Andreas Vollenweider), сейчас не вспомню название. Вот там в записи есть тот самый воздух, о котором мы тут говорили. Этот инструмент тут, этот там, все чётко расставлены. Ты ощущаешь себя в пространстве этих инструментов. Эта запись — идеальная, но ведь мы и музыку такую не играем, так что прийти к этому нереально. Вообще, если бы это было в наших силах, мы бы хотели такой вот многомерной картинки. Понятно, что чем быстрее песня, тем это менее достижимо.
Виктор: Когда к нам приходил Арутюнов, он что-то послушал из своих записей и тут же заявил: «Вот! Я же говорил, сюда надо больше серебра добавить!». У вас нет такого ощущения, что где-то недописали?
Шклярский: Ну такое ощущение всегда есть! С барабанами есть определенные проблемы, но барабаны это всегда один из самых сложных инструментов для записи. Когда ты слышишь какой-то хорошо записанный барабан, ты с удовольствием слушаешь его один, как отдельный тембр. Но увы, мы не сталкивались с человеком, который мог бы записать барабаны как этого требуют мировые образцы. Потому что там есть индустрия, традиции. Вот к этому барабану нужна вот эта конкретная педаль, к этой гитаре — только такие примочки. А нам это всё равно было — какая гитара есть, на той играешь и не заморачиваешься. У нас звукорежиссер должен разбираться во всём. А там режиссер ставит задачу, а для того чтобы с каждым прибором возиться, есть технический персонал. Это целая наука, которая нам неведома. Там есть технология отработанная. Прошел школу, ниже этого уровня уже не сделаешь. Я помню, когда я попал на «Мелодию» в закрома, где это печатается, я просто с ужасом смотрел. По слухам, оборудование там было немецкое, но всё было кривое, обслуживали это какие-то бабушки в серых халатах. Матрицы все кривые, пластинки из какого-то лома, как с них вообще печатали? Может, в Москве было иначе, но у нас всё было вот так.
Тем временем мы дослушиваем до седьмой композиции «Трилогия». Инструментов здесь меньше, основная драматургия держится на гитаре и голосе. Отличный материал для изучения. Мы снова обращаем внимание на вокальную обработку и интересуемся у Эдмунда её природой.
Шклярский: Компьютерную обработку мы стараемся по минимуму использовать. Если что-то используем из компьютера, то клавишные тембры, которые придают окраску. Мне больше нравится, когда обработки я на слух не чувствую. Бывают эффекты, которые очень нарочитые и получается такое облако, в котором всё плавает. Тут лучше недоиграть, чем переиграть.
На том же треке мы делаем обратный ход через одну ступень и возвращаемся к Plinius CD101. Общая картина несколько сужается, пропадает детализация и первым её индикатором остаётся голос.
Шклярский: Поуже стало, попроще.
Виктор: С первой же ноты заметно, что пропали обертоны в гитаре, не дорабатываются моменты, которые окрашивают звучание струны.
Просто кончилась пленка…
Решив немного отдохнуть от прослушивания музыки, мы возвращаемся к беседе о судьбе физических носителей, которая вскоре переходит в историческую плоскость.
Звуки: Как у вас оформлен новый диск?
Шклярский: Это Digpak будет, картонная история. Их легче перевозить, они не так бьются, да и поприятней они.
Звуки: А вы не думали кассету сделать — сейчас ведь это тоже некий возрожденческий тренд?
Шклярский: Нет, кассет как-то у нас и не было никогда даже. Единственное, что у нас было на кассетах, это программы компьютерные. У нас тогда был CX5, который мы использовали на концертах, и он иногда сбивался. Мы поначалу думали, что компьютер это такой железный человек, а потом играем концерты, слушаем партии и всё расходится! Когда мы поехали в первые гастроли, у нас не было барабанщика. Альбом «Иероглиф» был на 80 процентов компьютеризированный. На сцене стоял телевизор, CX5, магнитофон кассетный и группа танцевальная, которая брейкданс танцевала — ну надо же было чем-то отсутствие ударника заполнять. И очень много партий звучало с CX5 и когда он нагружался, тут же начинал плавать и самое страшное наступало, когда сбивались дорожки. В первый раз мы как-то проехали, а на второй придумали как с этим быть. У клавишника был тембр «взрыв» и когда всё сбивалось, мы ему говорили «взрывай!» и переходили на «иероглиф», который игрался уже без компьютеров. А в это время человек лез перезагружать эту программу. Было смешно.
Звуки: Вы, кстати, не думали устроить какой-нибудь юбилейный тур чтобы целиком «Иероглиф» сыграть?
Шклярский: В наших условиях это не очень пройдет, по-моему. Зрители всё равно разные приходят, неохота им один альбом слушать от начала до конца. Публика меняется сильно. К счастью, ходят и дети уже. Если бы молодые не ходили, мы бы загнулись. Это Уотерсу хорошо, построил один раз сцену и ездит с ней. А нам нужно каждый год новую программу готовить, два раза народ одно и тоже смотреть не захочет. К этому туру мы еще устраиваем всякие глупости на сцене. Элементы шоу — человек на ходулях, цирк, еще будет такой радиоуправляемый персонаж.
В беседу включается сотрудник салона Burmester и давний поклонник Пикника Алексей Жеглов:
— А еще у вас была такая песня, «На краю земли», красивая до невозможности, но как-то она резко обрывается, только душа распахнулась — и всё.
Шклярский: Так это нам просто не хватило плёнки! Всё банально. Это, кажется, был BASF C-30, и вот пришлось укладываться. Но на концертах мы её немного подлиннее играли. Многие мастер-ленты у нас не сохранились. Когда выходила пластинка, казалось, что всё, финал. Никаких промежуточных этапов уже не нужно. А потом оказалось, что иногда они очень даже нужны. А то, что мастер-лента богаче пластинки, — так это потом уже стало понятно. На студиях запаса пленки не было, всё стиралось, а купить её было дорого.
Напоследок, чтобы все-таки получить впечатления на разных записях и сформулировать окончательные выводы, заводим еще один «эталонный» диск, альбом «Black Light Syndrome» трио Bozzio Levin Stevens. Вот где детальность воспроизведения и эффект присутствия. Ход вверх с Plinius на Burmester, как мы уже подмечали, преображает низкие. Бас перестает гудеть и становится очень отчетливым.
Шклярский: Ну вот — сразу слышно, всё есть!
Звуки: Так все же, чем характеризуется хороший звук для Вас?
Корчемный: В первую очередь, объемом! Главное — широта звука. Широта и глубина. Другое дело, что реально понять, сидя дома самый простой аппарат, это очень сложно. Вот когда мы «Пикник» ставили, я там слышал партию каждого инструмента отдельно. Не нужно никакго абсолютного слуха, чтобы взять и записать по этому ноты разных партий. Или с барабанами — слышно, что здесь по краю малого ударили, а здесь по центру.
Звуки благодарят сеть салонов Burmester за помощь в организации интервью. Напоминаем, что любой желающий может прийти ногами в салон Burmester, принести туда собственный винил или CD и услышать, как звучит конкретная модель из тех, что описаны в разговоре двух наших героев. Салон регулярно проводит прослушивания в своем помещении на Новом Арбате. Поэтому вы можете записаться на их сайте, захватить с собой любимую музыку и услышать, как она может звучать на самом деле.
Источник: zvuki.ru