Выдающийся кинооператор Леонид Калашников празднует свое 85-летие. Среди его работ — «Анна Каренина», «Васса», «Сто дней после детства», «Станционный смотритель». Кинокритики от него всегда ждали не просто красивой картинки, зная, что всё изображение в снятом им фильме будет частью драматургии.
Выдающийся кинооператор Леонид Калашников празднует свое 85-летие. Среди его работ — «Анна Каренина», «Васса», «Сто дней после детства», «Станционный смотритель». Кинокритики от него всегда ждали не просто красивой картинки, зная, что всё изображение в снятом им фильме будет частью драматургии.
Когда на экране возникал этот титр «оператор Л. Калашников», все советские критики знали: будет не просто красивая картинка, всё изображение — часть драматургии. «Васса» — одна из самых сложных работ, снятая на советской пленке — светочувствительность у нее минимальная, но как Леонид Калашников мог работать со светом и как снимать эти, ставшие знаменитыми кадры — их помнят до сих пор.
Казалось, обычная сцена: ночь, комната, самовар и две фигуры, но Калашников, обычно работающий без дублей, над ней долго бился — не устраивал фон. Съемки — в павильоне, он хотел выйти за рамки — в бутафорском окне показать настоящее небо, воздух, и какую-то бесконечную даль.
«Тогда была проблема с пленкой, — вспоминает народный артист РСФСР Глеб Панфилов. — Мы „Тему“ снимали по полтора дубля, в среднем, а в основном — по одному дублю. Вы понимаете, какой риск, какая точность операторская работы требовалась для того, чтобы это сделать».
В фильме «Тема» Калашников показал то, что вся страна видит каждый год, но только он увидел особую, пронзительную зиму. Про его камеру говорят: не просто вглядывается, будто вслушивается, если сделать стоп-кадр, то это словно живопись.
Изображение невероятное: в одной из самых известных его работ — «Сто дней после детства», финальные сцены сыгранны не только актерами — самой камерой: в каждом кадре надежда запомнить это лето.
«Я с ним снял очень много картин, я ни разу не видел его с экспонометром, чтобы он мерил освещенность. У него была какая-то ему одному известная табличка в заднем кармане брюк, он ее доставал и говорил, какую нужно поставить экспозицию, какую диафрагму», — рассказывает народный артист России Сергей Соловьев.
В его фильмах нет некрасивых, он так любил те лица, которые снимает, продумывал рисунок каждого, ставил десятки осветительных приборов.
У Толстого про эту сцену написано: «всё покрылось туманом», у Калашникова — участники бала, не в фокусе, словно пятна. Скачки — для съемок труднейшие: на экране — напряжение на пределе, и снова сложные сцены, со свечами.
«Это было безумно тяжело технически, и если вы сейчас посмотрите эту картину, вы увидите, как потрясающе живописно сняты все ночные проходы. Где герои, Самойлова, где Гриценко», — говорит кинооператор Эдуард Гимпель.
В фильме «Степь» его камера героем смогла сделать это необъятное — саму степь. Все снятые им ленты, даже у одних и тех же режиссеров, — разные, в каждой — виртуозная работа со светом, с плёнкой, которую знал досконально. Придуманную им формулу, его технику называют «кривая Калашникова», и она всегда вела его прямо к успеху. Говорят, в нем он никогда и не сомневался.
Источник: vesti.ru