Ирина Медведева, узнаваемая пока что в основном по скетч-кому «Шесть кадров», должна играть заглавную роль парикмахерши Риты из пьесы Уильяма Рассела в очередь с Олесей Железняк, которая совсем недавно в антрепризе «Арт-партнер XXI» воплотила образ Элизы Дуллитл» из «Пигмалиона» Бернарда Шоу. Занусси подчеркнул разницу между Элизой и Ритой — лондонская цветочница была привлечена к интеллектуальному эксперименту и подвергнута психологической трансформации через причащение высокой культурой чуть ли не насильно, тогда как Рита сама хочет, пусть и не вполне сознательно, измениться сама, причем еще до того, как впервые придет на урок к профессору Фрэнку (Федор Добронравов, партнер Медведевой по «Шести кадрам», но известный, по счастью, не только этим), сменит имя — Ритой она стала в честь автора бульварной книжонки «Рубиновые джунгли», а в действительности ее Сьюзан зовут. Ей 26 лет, она замужем. Профессор намного старше, когда-то писал стихи и был женат, но жена бросила, а вдохновение ушло, теперь пожилой филолог живет со своей бывшей студенткой и всем прочим занятием предпочитает тихое пьянство.
Ирина Медведева, узнаваемая пока что в основном по скетч-кому «Шесть кадров», должна играть заглавную роль парикмахерши Риты из пьесы Уильяма Рассела в очередь с Олесей Железняк, которая совсем недавно в антрепризе «Арт-партнер XXI» воплотила образ Элизы Дуллитл» из «Пигмалиона» Бернарда Шоу. Занусси подчеркнул разницу между Элизой и Ритой — лондонская цветочница была привлечена к интеллектуальному эксперименту и подвергнута психологической трансформации через причащение высокой культурой чуть ли не насильно, тогда как Рита сама хочет, пусть и не вполне сознательно, измениться сама, причем еще до того, как впервые придет на урок к профессору Фрэнку (Федор Добронравов, партнер Медведевой по «Шести кадрам», но известный, по счастью, не только этим), сменит имя — Ритой она стала в честь автора бульварной книжонки «Рубиновые джунгли», а в действительности ее Сьюзан зовут. Ей 26 лет, она замужем. Профессор намного старше, когда-то писал стихи и был женат, но жена бросила, а вдохновение ушло, теперь пожилой филолог живет со своей бывшей студенткой и всем прочим занятием предпочитает тихое пьянство.
Ирина Медведева, узнаваемая пока что в основном по скетч-кому «Шесть кадров», должна играть заглавную роль парикмахерши Риты из пьесы Уильяма Рассела в очередь с Олесей Железняк, которая совсем недавно в антрепризе «Арт-партнер XXI» воплотила образ Элизы Дуллитл» из «Пигмалиона» Бернарда Шоу. Занусси подчеркнул разницу между Элизой и Ритой — лондонская цветочница была привлечена к интеллектуальному эксперименту и подвергнута психологической трансформации через причащение высокой культурой чуть ли не насильно, тогда как Рита сама хочет, пусть и не вполне сознательно, измениться сама, причем еще до того,
Занусси считает, что массовые движения — это лозунги и громкие акции, когда забывают о сути, о правде. Экологическое и феминистическое движения схожи. Да, проблемы женщин серьёзны. Проблемы экологии тоже. Но мы говорим о тех, кто занимается этими проблемами, как занимается и какие цели на самом деле преследует. Они зарабатывают деньги на горячих темах. Это недопустимо. Кшиштоф Занусси: «Я готовлю фильм против феминизма…»
Пьеса Рассела — вест-эндовский хит двадцатилетней давности, не слишком успешно экранизированный с участием Майкла Кейна, очень удобный для антрепризного освоения: все события сосредоточены в одном месте, в профессорском кабинете, основных персонажей двое, требуется популярный актер средних лет и более-менее известная актриса помоложе. Однако все разговоры героев крутятся вокруг имен и названий, для антрепризы даже просто к упоминанию малопригодных: от «Говардс Энд» Форстера, с которого профессор начинает «приобщение» Риты к «высокой литературе» и «Пер Гюнта» Ибсена (в связи с чем музыкальным лейтмотивом саундтрека становятся фрагменты одноименной сюиты Эдварда Грига), до Эллиота, Уальда и даже чеховской «Чайки». При этом Рита поначалу говорит на сленге — в русскоязычном варианте это передается прежде всего через фрикативное «г», что, помимо «Пигмалиона», вызывает ассоциации также и с «Моей прекрасной няней», а это уже немножко из другой оперы. Тем не менее девушка, читая классику, постепенно и на удивление быстро превращается в интеллектуалку, что довольно предсказуемо. А вот что несколько неожиданно, и это как раз делает пьесу и спектакль до некоторой степени явлениями неординарными — тот факт, что большого счастья образование и приобщение к культуре, оказывается, никому не приносят.
Помимо двух главных действующих лиц в спектакле присутствует еще один персонаж. Продюсер спектакля и фестиваля «В кругу семьи» Александр Ковтунец появляется на авансцене в интермедиях между эпизодами в образе заросшего нечесанного бомжа. По отношению к безымянному бродяге выстроена побочная линия динамики образа главной героини — она то проходит мимо, брезгливо игнорируя бездомного, то проявляет сочувствие к нему, а в результате, видя его тоже с книжкой, заговаривает, и в ответ на вопрос «что вы читаете» слышит гамлетовское: «Слова, слова, слова…» Этот второй сюжетный план дополняется музыкой Грига к «Пер Гюнту», к которому в мыслях и диалогах нередко возвращаются Рита с Фрэнком: Пер Гюнт в своих поисках смысла больше потерял, чем нашел — но напрасным ли оказалось его путешествие? Кабинет профессора словесности, заставленный и заваленный книгами, смахивает на «пещеру горного короля», «танец Анитры» напоминает об искушениях, «Смерть Озе» — о потерях на этой вечной дороге, «Утро» — о надеждах, а «песня Сольвейг» — о любви, причем скорее также о потерянной, чем хотя бы запоздало обретенной. Кто кого воспитывает в этой истории и кто больше нуждается в воспитании — невежественная, но восприимчивая молодая женщина или уставший не только от жизни, но и от литературы, разочарованный пожилой преподаватель — пожалуй, самый интересный момент. Фрэнк дает уже «образованной» ученице потрепанные сборники своих стихов — та в восторге обнаруживает в них массу литературных ассоциаций, аллюзий на поэзию прошлых веков. Но для самого профессора эти «ассоциации» и заставляют считать собственное творчество литературным вторсырьем, никому не нужным и к употреблению непригодным — вероятно, это уже следующий этап «инкультурации». Причем груз «ассоциаций» в данном случае касается не только литературы. В кабинете Фрэнка висит над диваном картина на мифологический сюжет, где на обнаженную деву надвигается то ли Пан, то ли просто какой-то малопривлекательный старец. Одну из мизансцен Занусси выстраивает таким образом, что герои Добронравова и Медведевой на диване невольно оказываются в позах персонажей классического полотна — и это их пугает едва ли не больше, чем сама по себе двусмысленная ситуация.
Развитию нарциссизма способствует и современная звёздная культура, шумиха, которую СМИ поднимают вокруг актёров, актрис и подчас режиссёров. Но в идеале актёрская игра — это пространство, способное впустить, принять любого. Актёры — эмоционально и интеллектуально очень щедрые люди. В идеале. И режиссёры тоже. Конечно, режиссура требует погружённости в себя, концентрации на себе. Мы, режиссёры, потакаем своим желаниям, создавая фильмы. Но эта обращённость в себя, интроспективность не равна нарциссизму, хотя и грозит поверхностностью, мелочностью, самовлюблённостью. С другой стороны, профессия режиссёра и так связана с разочарованием в себе. Атом Эгоян: «Мы все верим, что контролируем свою жизнь»
Финал, который легче легко решить в антрепризном духе как «песнь торжествующей любви», Занусси предпочитает оставить открытым. На афишах жанровым подзаголовком к названию спектакля стоит «искрометная комедия», в связи с чем некоторые зрители могут быть и разочарованы, подобно тому, как недоумевает Рита, сталкиваясь с «комедиями» Чехова: Треплев же застрелился, почему же «Чайка» — комедия? Вот и у Рассела с Занусси: как так, читали-читали стихи, а в результате парикмахершу бросил муж, профессор расстался со своей возлюбленной, да еще и лишился кафедры, но и нового счастья друг с другом они не обрели, а обретут ли — большой вопрос. Занусси оставляет героев на перепутье. Уволенный (номинально — за пьянку, но понятно, что дело не только в его болезненном пристрастии к виски, а оно, увы, слишком бросается в глаза) пакует вещи. У бывшей парикмахерши — новый дружок, и после успешно сданного экзамена она может поехать с ним во Францию или отправиться к матери. «У меня теперь есть выбор» — говорит Рита. Взаимная нежность, которую чувствуют, но едва показывают Фрэнк и Рита, необязательно любовного свойства, возможно, она связана лишь с благодарностью. А литература, искусство, мир вымышленных образов и исторических событий — отнюдь не рецепт спасения от уродливой реальности, тем более от личного одиночества. Что касается последнего — как видно, скорее даже наоборот. Культура — это прежде всего выбор. А выбор — индивидуальное дело каждого, потому Занусси и оставляет героев с их окончательными решениями за рамками спектакля.
Источник: chaskor.ru