Невестка зловещей легенды русской революции («MediaЗавод», Челябинск)

Невестка зловещей легенды русской революции (
Жизнь Надежды Гнединой, известного советского литератора, жены репрессированного дипломата и невестки зловещей легенды русской революции Парвуса, пересеклась с Челябинском в годы Великой Отечественной войны.

Факт биографии

19 января 1920 года. Одесса. Гражданская война — жестокое, неспокойное время. Девочка-подросток записывает в своем дневнике: «Он любит меня. Верую, Господи!».

Жизнь Надежды Гнединой, известного советского литератора, жены репрессированного дипломата и невестки зловещей легенды русской революции Парвуса, пересеклась с Челябинском в годы Великой Отечественной войны.

Факт биографии

19 января 1920 года. Одесса. Гражданская война — жестокое, неспокойное время. Девочка-подросток записывает в своем дневнике: «Он любит меня. Верую, Господи!».

Невестка зловещей легенды русской революции (

Эта запись, наверное, так и осталась бы частной семейной тайной, не упомяни он памятную для них двоих дату в одном из писем к ней и не будь письмо это опубликовано годы спустя:

«19 января 1942 года. Дорогая Наденька! День так сложился, что могу вспомнить не только о дате, но и о юности… Какое счастье, что я знаю, куда писать, и надеюсь, что письмо мое дойдет. Словами на бумаге чувств и мыслей не передать, но, назвав дату письма, я сказал многое…»

Письмо с воспоминаниями о юности было из лагеря, а адресовано — в Челябинск. Здесь тогда уже около полугода жила эвакуированная из Москвы Надежда Гнедина — литератор, критик, переводчица, автор ряда известных журналов. Собственно, это обстоятельство — сопричастность Гнединой, пусть и короткое, к военным будням Танкограда — и побудило меня взяться за перо. Вот только я поначалу поверила ее челябинской анкете, а в ней Надежда Марковна написала, что одинока, что с мужем разведена… И только потом я поняла, что анкета, как и автобиография, — очень скупая, написана с максимально возможным условием обойти обстоятельство, способное трагическим образом повлиять не только на ее жизнь, но и на жизнь их дочери, которая находилась с ней здесь, в Челябинске. А теперь о нем — ее избраннике, так много определившем в ее судьбе, в их общей судьбе.

Молодые москвичи

Евгений Гнедин — сын Александра Гельфанда, больше известного в истории по своему псевдониму — Парвус. Именно Парвус спонсировал Ленина и его товарищей, а через них и Октябрьский переворот в России 1917 года. В 1898 году в одной из немецких газет эмигранты из России, Парвус и его жена, так извещали о рождении своего сына: «Сообщаем товарищам по партии о рождении крепкого, жизнеспособного врага государства… Мальчик будет нами воспитан как боец в рядах социально-революционной армии…»

Кто знает, как сложилась бы судьба мальчика, останься он с отцом в Германии. Случилось иначе. Родители вскоре расстались, мать вернулась на родину, в Одессу, и увезла четырехлетнего Евгения с собой. Однако надежды отца отчасти реализовались. Гнедин вспоминал, что рос «в атмосфере революционного идеализма». Революцию он, студент Одесского мединститута, встретил, близко сойдясь с молодыми коммунистами. Впрочем, убежденным большевиком не был: может быть, как раз «революционный идеализм» тому и помешал? В Гражданскую войну партизанил, пока Одесса была белой, скрывался. А после того как город взяли красные, летом 1920 года сопровождает эшелон с продовольствием в Москву. Оттуда пишет невесте в Одессу: «В Москве жизнь и порядок в городе, уклад и даже течение культурной духовной жизни организуется, направляется советской властью, проводниками идеи диктатуры пролетариата, т.е. сторонниками полного покорения личности государству…

На все налагает свою руку толпа, масса… Многое невозможно, если оно неугодно государству, где свободная личность часто сталкивается с волей коллектива… Сейчас во мне происходит большая работа: я — убежденный сторонник советской власти, но я — не коммунист».

…С Надеждой Бродской они поженились, когда ей было всего 16, ему — 23 года. Как приняли это ее родители? Отец — врач, мать — учительница. Интеллигентная одесская семья. Наденька после окончания гимназии поступила в Одесскую консерваторию, где занимается по классу рояля. Кажется, впереди у нее выстраивалось привычно-благополучное будущее. Но она не видит своего будущего без Евгения. Его политические убеждения тому не преграда, как не помеха их счастью Гражданская война. Едва появляется возможность, они едут в Петроград. Там Надежда продолжает свои консерваторские занятия. Евгений учится на экономическом факультете Политехнического института.

Петроградский период был недолгим. Гнедину (в память ли об услугах и связях Парвуса или с учетом уже собственных заслуг юноши?) предлагают должность в Народном комиссариате иностранных дел. Он принимает предложение. Молодые становятся москвичами. В год, когда у них родилась дочь, в Швейцарии умирает отец Евгения. Остается большое наследство. Гнедин не без труда (юридическая процедура длилась много месяцев) получает причитающуюся ему часть и — все! — передает «на борьбу с капитализмом», передает своей стране…

В Москве Надежда Марковна окончила Высшие государственные литературные курсы. Получив диплом критика и переводчика, стала работать в журнале, издаваемом Всесоюзным обществом культурной связи с заграницей (ВОКС). Но проработала она в нем недолго. Весной 1935 года Евгения Гнедина назначают первым секретарем посольства СССР в Германии, и она сопровождает мужа в Берлин. Из Германии, ставшей им домом более чем на два года, Гнедина пишет в журналы «За рубежом», «Интернациональная литература» (будущая «Иностранная литература»). Свои статьи, переводы Надежда Марковна теперь подписывает литературным псевдонимом — М. Надеждина. Его же использует, сотрудничая с другими изданиями, в том числе с главной газетой страны — «Правдой». Этот автор потом появится и в «Челябинском рабочем».

Из дипломатов — на лесоповал

Судьба Надежды Марковны сделала крутой поворот не только из-за общей беды — войны. В 1939 году (они уже жили в Москве: муж руководил отделом печати Народного комиссариата иностранных дел, она работала литературным редактором в редакции журнала «Интернациональная литература») Евгения Александровича арестовали. Два страшных года он провел на Лубянке, в Лефортово, в секретной тюрьме особого режима в Суханово. Из него выбивали показания на наркома иностранных дел М. Литвинова — пытали, избивали. В нескольких допросах участвовал лично Лаврентий Берия. Гнедин никого не оговорил, не подписал ни одного ложного протокола. Ему оставили жизнь, дали 10 лет лагерей. Приговор объявили, когда уже шла война, — 9 июля 1941 года.

…В середине 50-х годов прошлого века я около полугода прожила у сестры с мужем, получившим после окончания Свердловского лесотехнического института распределение в комсомольско-молодежный леспромхоз в глухомани Коми-Пермяцкого округа. Летом туда, в Усть-Черную, можно было добраться только по реке, зимой по болотам прокладывали «зимник» до ближайшей железнодорожной станции. Вокруг поселка — дикая тайга, бурелом, старицы. Красивые, запомнившиеся на всю жизнь места. И только много лет спустя я узнала, что окрест — территория «Архипелага ГУЛАГ». Здесь, в одном из лагерей — Устьвымлаге, на лесоповале, и отбывал срок Евгений Гнедин. Недавний дипломат работает точковщиком на лесосеке и катице, потом, с годами приобретенного нового опыта, получает должности бригадира, десятника, приемщика леса на сплаве… Отсюда, из Коми, добираются его письма семье на Урал: «…главное, пишите, чтобы не прерывалась столь драгоценная кровная связь. Я, как и вы, верил и верю, что увидимся, встретимся. Живите, дорогие, бодро, хорошо, живите, не беспокоясь обо мне, и я верю, что моя жизнь далеко не исчерпана, тем более что я ее люблю по-прежнему, как вас, мои дорогие.

С челябинской пропиской

Эта улица в Челябинске в войну и еще долго после нее носила имя Сталина. Потом ее переименовали в Российскую. А дом, в котором первые годы войны жила Надежда Марковна с матерью и дочкой, стоит до сих пор. Как раз напротив трамвайной остановки, на взгорке, через дорогу от Дворца культуры ЧЭМК. Я, было, усомнилась: не сменилась ли нумерация, не построен ли дом уже после войны? Связалась с советом ветеранов электрометаллургов. Там мне подтвердили, что дом № 49 с довоенной историей, строился когда-то для руководящего звена, специалистов предприятия. Так что условия, в которых оказалась здесь, на Урале, семья репрессированного дипломата, были относительно благополучными. Легко предположить, что ей помогали, опекали. Кто? Можно лишь строить догадки. Не исключено, что Илья Эренбург, который потом поддерживал все ходатайства Надежды Марковны об освобождении, реабилитации ее мужа.

Видимо, без особых проблем устроилось все и с работой. Тогда, осенью 1941 года, в стране был создан Всесоюзный комитет помощи больным и раненым воинам. В регионах, в том числе и на Урале, были образованы областные комитеты этой организации. Секретарем в поликлинике такого комитета в Челябинске и стала работать Н. Гнедина. Впрочем, она продолжает сотрудничать с рядом столичных изданий, ее связывает договор с издательством «Правда».

К тому времени в городе уже было много представителей московской творческой интеллигенции. Своеобразное ядро этого общества составляли актеры Малого театра и те, кто выехал вместе с ними. Постоянным местом жительства Челябинск стал для писателя Льва Никулина, вскоре возглавившего местное отделение Союза советских писателей. Надежда Гнедина была избрана в бюро Челябинской писательской организации. В ноябре 1941 года областная газета «Челябинский рабочий» с продолжением в двух номерах (для того времени большая редкость. — Авт.) публикует рассказ, подписанный М. Надеждиной.

Весной 1942 года Надежду Марковну принимают в штат «Челябки» на должность литературного секретаря. Увы, газета к тому времени вдвое теряет в объеме: из четырех страниц у нее остается две. К тому же сводки Совинформбюро вместе с обязательными материалами из столицы оставляют совсем мало газетной площади для местных материалов. Из высокого искусства — лишь редкие исключения для стихов на злобу дня да плакатов. Вслед за сокращением объема газета сокращает штат редакции…

Согревала любовь

Вернувшись в Москву, Надежда Марковна, едва появляется возможность, ведет настоящую борьбу за своего мужа, просит, чтобы разрешили свидание с ним. Не получив в Москве разрешения, осенью 1945 года на свой страх и риск едет в Княж-погост (Устьвымлаг). «Никогда мы с женой не забудем, — писал впоследствии Евгений Александрович, — как в лагере знакомые и незнакомые заключенные помогли нам встретиться. Доброжелатели-заключенные, оказавшие помощь жене узника в ее хлопотах о свидании, передавали ее друг другу как эстафету…» А потом снова потянулись годы и — хлопоты, хлопоты.

В 1953-м, после смерти Сталина, когда уже были осуждены Берия и другие организаторы ареста и осуждения Е. Гнедина, когда уже начали возвращаться по домам политические, приговор Гнедину оставили в силе. Отказ на обращения в различные инстанции Надежды Марковны и его, уже находившегося на поселении в Казахстане, следовал за отказом. И только, рассказывал Гнедин, «через полтора года хождений в Военную прокуратуру, в Верховный суд, посещений приемной Центрального комитета (КПСС) наступил день наконец, когда жена услышала от молодого сотрудника Верховного суда: „За углом — телеграф, вот номер дела, телеграфируйте мужу, что приговор отменен“.

Они прожили потом долгую и счастливую, как увиделось мне, жизнь. Известные правозащитники Л. Копелев и его жена Р. Орлова познакомились с Гнедиными уже в зрелые годы. Они вспоминали: «Мы любовались тем, как он смотрел на нее, как застенчиво, стараясь чтобы незаметно, по-юношески ухаживал за ней, тревожно ее оберегал. Видя их вдвоем, мы внятно ощущали то, чего не описать, не пересказать, — живое тепло нестареющей любви». А сам Евгений Александрович записал: « Для моего душевного опыта поистине решающим было то, что я с юности убедился в оправданности возвышенного взгляда на жизнь и поверил в реальность сильных чувств…»

…Я оставила многое за рамками этого повествования. Мне хотелось рассказать о Надежде Марковне, на какое-то короткое время ставшей нашей землячкой. Без рассказа о Евгении Александровиче это невозможно было сделать. Я все время пыталась объяснить для себя, почему пребывание в нашем городе нигде никак не упоминалось потом ни ею, ни им, и не смогла. Домысливать не хочу.

Источник: rus.ruvr.ru

Добавить комментарий