Идея появилась несколько лет назад, вскоре после того как я переехал в Краков и узнал, что на Рысы существует «официальный» пешеходный маршрут и восхождение на вершину летом не требует специального снаряжения и альпинистских навыков (как утверждали путеводители, достаточно трезвости ума и минимального опыта горных походов). И то, и другое у меня было в наличии, однако из первого логично вытекала необходимость найти партнера, ибо хождение по горам в одиночку, даже и по проторенным тропам, справедливо не рекомендовалось Татранской добровольной спасательной службой, а ребятам из этой службы, ежедневно снимающим со скал получающих различного рода травмы туристов, я предпочитал верить.
Идея появилась несколько лет назад, вскоре после того как я переехал в Краков и узнал, что на Рысы существует «официальный» пешеходный маршрут и восхождение на вершину летом не требует специального снаряжения и альпинистских навыков (как утверждали путеводители, достаточно трезвости ума и минимального опыта горных походов). И то, и другое у меня было в наличии, однако из первого логично вытекала необходимость найти партнера, ибо хождение по горам в одиночку, даже и по проторенным тропам, справедливо не рекомендовалось Татранской добровольной спасательной службой, а ребятам из этой службы, ежедневно снимающим со скал получающих различного рода травмы туристов, я предпочитал верить.
Идея появилась несколько лет назад, вскоре после того как я переехал в Краков и узнал, что на Рысы существует «официальный» пешеходный маршрут и восхождение на вершину летом не требует спец
Но вот наконец карты, что называется, легли как надо: в Краков приехал мой давний приятель Олег.
Один из уик-эндов во время его официального и дружественного визита был свободен от культурной программы, и как раз на эти выходные (точнее, на первую их половину) метеорологи обещали солнечную погоду, так что соблазнить коллегу красотами польских Татр не составило труда. Некоторые споры вызвало только время выезда на штурм вершины: путеводители обещали девять часов ходьбы от крайней автобусной остановки, в связи с чем я был за то, чтобы выезжать из Кракова в половине четвертого утра и начинать поход около семи, но в конце концов победила точка зрения Олега, считавшего, что не дело ходить по горам невыспавшимся.
Выезд перенесли на шесть, а старт на половину девятого.
Сначала доехали до Поронина, а уже отттуда маршрутка довезла нас до Паленицы — ворот Татранского национального парка, дальше которых проезд автотранспорту (за исключением автомобилей экстренных служб и машин, снабжающих расположенные в парке организации) закрыт. У ворот располагаются кассы, собирающие плату за вход в парк в размере 4 злотых 40 грошей, а сразу за ними находится стоянка конных экипажей — бричек человек на двадцать, довозящих не готовых к девятикилометровому пешему переходу туристов до приюта у озера Морске Око за 40 злотых.
Мы решили, что это все-таки многовато, к тому же хотелось несколько «расходиться» по относительно плоской поверхности перед тем, как лезть практически вертикально вверх.
Я достал из рюкзака заранее купленную по такому случаю карту «Вокруг Татр», но уже вскоре ее показания начали радикально расходиться с указателями на местности. Я решил довериться последним, и не зря: «красный» туристический маршрут отправил бы нас дальше топать по асфальтовому шоссе, а указатель предложил прогулку по лесу вдоль ручья через приют «Розтока» с выходом к так называемым «водогромам Мицкевича» — действительно очень шумным, гремящим и эффектным водопадам близ впадения речки Розтоки в реку Бялку. Дальше маршрут также стремился отойти от асфальта где только возможно и предлагал туристам срезать шоссейные серпантины, карабкаясь по прямой вверх по «ступеням» из валунов.
В конце концов он вывел к площадке, где приученные взмыленные кони разворачивали брички «задним ходом» и откуда дальнейший путь был возможен только пешком. Несколько позже я еще раз порадовался, что не стал пользоваться услугами бричек: лошадей их хозяева эксплуатировали нещадно, и в итоге один из коников, что тянул на жаре перегруженную бричку, не выдержал тяжелого пути наверх и пал на глазах у шокированных туристов. Неприятно было бы чувствовать себя причастным к этому.
На площадке мы ненадолго остановились, заодно я переписал на мобильник с плаката «Будь осторожен в горах!» экстренный телефон спасателей, надеясь, что он все же не пригодится. Перекусив перед долгим подъемом в расположенном тут же буфете, мы прошли еще несколько шагов, поднялись на плац перед следующим на трассе приютом и обалдели.
Панорама красивейшего горного озера Морске Око, над которым приют и стоял, открывалась отсюда еще и как-то резко, вдруг, что только усиливало впечатление.
В переводе с польского название озера означает «морской глаз». Согласно одной из легенд, это озеро, казавшееся бездонным, имело подземное сообщение ни много ни мало с Адриатическим морем. Утверждалось даже, что когда-то здесь из его вод была извлечена шкатулка с драгоценностями с затонувшего на Ядране корабля.
Какого цвета глаза у моря? Теперь я знаю: бирюзового (от чистой горной воды), немного песчаного (от виднеющихся сквозь нее камней на дне у берега) и чуть-чуть даже бордового (от наплывающих теней гор и причудливых отражений лучей солнца, бьющихся о сползающие вниз снежники).
Озеро, которое польский поэт Казимеж Тетмайер назвал «блестящим алмазом в стальном перстне», было на рубеже XIX-XX веков предметом территориального спора между Галицией и Венгрией. Спор тянулся несколько лет и окончился в 1902 году решением суда в Граце в пользу правительства Галиции. Граница, установленная этим решением, сохраняется и поныне, теперь уже как польско-словацкая. В честь 100-летия успешного для поляков разрешения конфликта над озером установили мемориальный камень в честь участников процесса со стороны Галиции — владельца земель вокруг Закопане графа Владислава Замойского и юриста Освальда Бальцера.
Озеро кажется совсем игрушечным, когда смотришь на него со стороны приюта, но когда обходишь его вокруг, то неожиданно понимаешь, что на самом деле оно довольно велико. Каменная тропа, то спускаясь совсем близко к воде, то поднимаясь наверх к окружающим зеркало воды деревьям, в конце концов выводит к водопаду Чарноставянска-Сиклява, низвергающемуся с высоты 188 метров из расположенного выше озера Чарны Став.
С этого момента карта, несмотря на крупный масштаб (в 1 сантиметре 500 метров) практически перестает помогать: слишком сильна становится вертикальная составляющая.
Тем не менее количество туристов тут по-прежнему велико: для многих именно Чарны Став становится конечной точкой однодневной вылазки в Татры. При сравнении его с Морским Оком на ум приходят сказки о живой и мертвой воде: Морске Око — вода живая, а Чарны Став — мертвая: в первом из озер играют лучи солнца и живет форель, второе является царством тени, а обитают в нем по большей части сине-зеленые водоросли. Черный цвет в его названии, кажется, не столько происходит от темной воды, сколько от мрачного впечатления от безжизненной глади и нависающих скал (недаром известный польский географ и поэт Винценты Поль назвал окрестности «краем смерти»).
Именно отсюда нам предстояло взобраться еще на 916 метров вверх.
Олег мне потом признавался, что на верхнем озере у него возникала мысль бросить все и повернуть обратно и знай он, что нас ждет, он вообще бы на этот поход не согласился. Честно говоря, если б я достоверно знал, как выглядит подъем, то тоже не факт, что дал бы сам себя уговорить. Путеводители обещали хоть и изнурительный, но все же доступный для физически подготовленных людей подъем (со средней крутизной в 30 градусов), а упоминавшиеся там 360 метров цепей я отнес к страховочным, полагая, что они нужны, чтобы иметь дополнительную опору на карнизах. Частично это так и было, однако в большинстве своем эти самые цепи выполняли функцию скорее тросов на участках, где требовалось демонстрировать определенные навыки скалолазания. Еще хуже дело обстояло в промежутках между цепями, особенно если обозначенная тропа шла наверх фактически по водопаду: карабкаться ввысь по мокрым камням было категорически неудобно.
А перед этим мы увидели еще и июльский снег на пятидесятой параллели.
Он был уже, конечно, плотный и местами грязноватый, но все-таки настоящий снег — и это всего-то на полутора тысячах! Горы дают здесь такие причудливые тени, что снег, укрытый от лучей солнца, может пролежать до конца короткого горного лета. К счастью, на самом маршруте снега было не так много, так что глаз он радовал, особо не мешая настырно лезть вверх. Тропа казалась бесконечной, особенно когда в поле зрения попадали люди, взбирающиеся по склону далеко выше тебя и похожие в силу отделяющего от них расстояния на муравьев. Тогда лучшим лекарством от пессимизма был (конечно, на безопасном участке) короткий взгляд вниз, где такие же «муравьи» шли по твоему следу. Однако со временем тех — нижних — становилось все меньше, хотя мы и поднимались все выше.
В конце концов Олег остановился и сказал: «А знаешь, что мне во всем этом не нравится? Что за нами практически никого и нет».
Как выяснилось вскоре, беспокоился Олег не зря. Оставшиеся внизу, видимо, просто в какой-то момент ознакомились с ближайшим прогнозом стремительно меняющейся в горах погоды. Когда до вершины оставалось уже совсем немного, на нас начала наползать неприятная серая туча. Ползла она, впрочем, недолго: резкий порыв ветра швырнул ее на скалы, и она рассыпалась от удара на капли влаги прямо на наших глазах. Зрелище было, безусловно, увлекательным, но в тот момент я бы предпочел наблюдать его по телевизору. Положение усугублялось тем, что некогда было доставать из рюкзака теплые вещи: мы как раз ползли по водопаду, держась за цепи, к тому же, даже если бы какой-то относительно плоский камушек и нашелся, остановка на нем привела бы к созданию «пробки» из спускающихся вниз, которых в такой ситуации задерживать было нельзя.
— Вы бы спускались вниз, панове, — в конце концов посоветовал нам один из возвращающихся к приюту над Морским Оком, — там ведь ад начинается!
Мы с Олегом посмотрели друг на друга и молча приняли решение, которое сформулировали словами несколько позже — не отказываться от первоначального плана, разве что максимально ускорить движение наверх. Дело было совсем не в том, что памятный крест на Рысах был уже в прямой видимости и отступать было обидно: такие эмоции хороши на равнине, а в горах могут стоить дорого. Если бы с вершины не было другой дороги назад, надо было бы уходить несмотря ни на что. Однако другая дорога была, в силу чего решение, на мой взгляд, было весьма трезвым. Возвращение обратно заняло бы около трех часов, и была большая вероятность, что надвигающаяся гроза накрыла бы нас «на цепях», где, во-первых, могли набрать куда большую силу водные потоки, а во-вторых (в силу того, что цепи были, разумеется, из металла), увеличивалась по сравнению со среднестатистической опасность попадания молнии. С вершины же на словацкую сторону был куда более безопасный спуск и, что немаловажно, в получасе ходьбы вниз находился приют, где можно было укрыться в случае, если бы стихия совсем уж разгулялась.
Еще несколько десятков метров вперед и вверх — и вот она, та самая гора.
Вообще-то у Рыс три вершины, из которых нижняя и верхняя (2473 и 2503 метра над уровнем моря соответственно) находятся в Словакии целиком, а средняя (2499 метров) лежит ровно на польско-словацкой границе. Как там было у Высоцкого? «Весь мир на ладони, ты счастлив и нем и только немного завидуешь тем другим, у которых вершина еще впереди…» Ощущение вполне доступное не только альпинистам, но и обычным туристам, тем более что Рысы, насколько я знаю, — самая высокая в Карпатах точка, доступная без специального снаряжения.
Непогода временно отступила, и мы даже могли себе позволить сделать несколько фоток на вершине рядом со словацкой табличкой, извещающей о попадании в соседнее государство и начинающейся крупным и неизменно забавляющим русскоязычных путешественников словом POZOR. Даже если прекрасно знать, что это всего лишь «Внимание!» по-словацки, все равно трудно удержаться от улыбки при виде надписи «Pozor! Государственная граница!» на рубеже двух стран, недавно вступивших в Шенген и поступивших с этой самой границей так, будто у первого слова в надписи было его русское значение.
Долго на «покоренной» вершине мы задерживаться не стали, тем более что как раз там нам встретился польский турист, выразивший готовность помочь сориентироваться на местности на пути к словацкому приюту.
Через тридцать минут бодрого марша по камням и снегу среди пейзажей, напоминавших декорации к фантастическому фильму о необитаемой планете, мы уже входили в «Хату под Рысами». В хате царила вполне демократичная атмосфера: туристы с рюкзаками, длинные деревянные столы, беседы под гитару… Мы не отказали себе в удовольствии заказать по порции вкуснейшего чесночного супа и горячие напитки. Цены, вопреки ожиданиям, тоже были весьма демократичными, особенно для такого места: два евро за большую порцию первого и евро за примерно пол-литровую кружку чая.
В процессе приема пищи меня стал занимать вопрос, каким образом эта хата снабжается: никаких дорог, доступных для какого бы то ни было транспорта, к ней не вело, вертолетной площадки поблизости тоже не наблюдалось, да и плакат на стене, извещавший о дате основания приюта (1932 год) наводил на мысль, что должно было быть какое-то иное решение, так как первые серийные модели вертолетов появились в середине сороковых. Оказалось, что продукты доставляют при помощи носильщиков, которые таскают с собой на почти пятикилометровой трассе с перепадом высот 750 метров от 60 до 90 килограммов полезного груза (а нынешний хозяин приюта Виктор Беранек в 2003 году установил рекорд, забрав с собой 122,5 кг). Иногда также пользуются услугами идущих на Рысы туристов, которым за 5-10 килограммов доставленных продуктов или утвари бесплатно наливают кружку чая с малиновым сиропом. Энергия добывается при помощи солнечных батарей, а вода из талого снега, бутилированную же воду сюда носят редко, и это единственное, что в хате реально дорого (3 евро за пол-литровую бутылку).
Приятные посиделки, впрочем, как и все хорошее, скоро подошли к концу, и мы, попрощавшись с нашим провожатым, продолжили свой путь вниз.
Путеводители, обещавшие более легкую дорогу со словацкой стороны, не обманывали: здесь был только один участок, где имелись цепи и даже вбитые в скалы металлические скобы. Несколько расслабившись из-за близости долины, мы решили сделать несколько постановочных снимков с целью проиллюстрировать, как выглядит прохождение «цепных» участков.
Могу предположить, что Татрам такое пижонство очень не понравилось, ибо почти сразу после того как мы спустились к верхней границе леса, началось небольшое светопреставление. Во-первых, разразилась нешуточная гроза, а во-вторых, к неизбежному в таких случаях дождю добавился град величиной с горошину. Дождевик я, правда, надеть успел, но полностью защитить от влаги «на марше» он, конечно, был не в силах. В итоге, когда мы вышли наконец на асфальтовую дорогу в совершенно темный лес, нас уже смело можно было вешать сушить на веревочку. А ведь надо было еще дойти до поезда, добраться до какого-нибудь центра цивилизации и найти там гостиницу, где удалось бы хоть немного привести себя в порядок.
Так что настроение у нас было под стать погоде — несколько мрачноватое, и единственное развлечение доставляли словацкие лягушки с ярко выраженными суицидальными наклонностями, которые, услышав наши шаги, немедленно выскакивали из ближайших кустов и бросались под ноги, словно желая, чтобы их поскорее раздавили.
Через некоторое время мы наконец-таки вышли к остановке «татранского трамвая» — пассажирской узкоколейки, связывающей между собой горные курортные местности словацких Высоких Татр.
Остановочный пункт Попрадске-Плесо представлял собой симпатичный деревянный павильончик с расписанием, лишенный, однако, какого-либо освещения. Очевидно, вечером тут мало кто садится, что косвенно подтверждается и статусом «остановки по требованию»: чтобы поезд остановился, нужно заблаговременно подать машинисту сигнал. Завидев длинный сочлененный вагон, я на всякий случай включил экран мобильника и помахал им по кругу. Сигнал был принят, «трамвай» затормозил и открыл двери.
Едва мы вошли и устроились поудобнее на сиденьях, как механический голос потребовал прокомпостировать билеты, причем висевший тут же плакат угрожал за проезд «зайцем» штрафом в 32 евро. Проблема была в том, что купить их было совершенно негде: ни кассы, ни автомата ни на платформе, ни в вагоне не имелось. Когда мы доехали до следующей остановки — станции Вышне-Хаги, я отправился к машинисту с проблемой.
— К сожалению, ничем помочь не могу, — ответил тот. — Я билетов не продаю.
— И что делать? — несколько растерянно спросил я.
— Ничего. Сидите так, без билета.
Получив такую индульгенцию, мы остались сидеть.
После Старого Смоковца случился забавный эпизод: дверь кабины, ведущая в салон, открылась, из нее на полном ходу вышел машинист и отправился в противоположный конец вагона. Само по себе это, может быть, и не было бы странным, но я-то, заглядывая в кабину в Вышних-Хагах, четко видел, что машинист там один и никаким другим путем, кроме как через салон, зайти туда невозможно. Поезд, между тем, продолжал ехать и останавливаться на станциях — словом, все выглядело так, как будто машинист там был и не нужен вовсе. Прояснилась ситуация для нас только по приезде на конечную станцию Попрад-Татры: оказалось, что в Смоковце нам с головы подцепили вагон, пришедший из Татранской-Ломницы, и именно его машинист стал в результате «ответственным» за весь состав, а наш ушел в противоположную кабину готовиться вести сдвоенный поезд обратно.
С попрадского вокзлала мы попали аккурат к огромной многоэтажной гостинице, оставшейся еще с советских времен, цена за номер в которой нас вполне устроила.
Проснувшись утром и закупившись в местном супермаркете замечательным местным продуктом — минералкой, настоянной на медунице с добавлением яблочного сока, мы отправились на поезде в Липтовски-Микулаш. Первоначально я полагал, что этот город будет у нас отправной точкой при путешествии по оравским замкам, однако в очередной раз зарядившая противная морось настолько испортила нам настроение, что мы в итоге решили свернуть экскурсионную программу и отправиться прямиком на север, благо вот-вот должен был отправиться автобус в Трстену, находящуюся в нескольких километрах от польской границы.
По дороге очень позабавила серьезность, с которой поляки подошли к обустройству приграничной территории: в частности, в месте примыкания полевых дорог (причем таких, где колею-то в траве толком не заметишь) сбоку везде был уложен метр асфальта, на всю ширину которого была намалевана зебра (и повешен соответствующий знак). Для полного сюра там разве что светофора не хватало. Вообще это место знаменито тем, что здесь 27 октября 1941 года пересек словацкую границу маршал Эдвард Рыдз-Смиглы — главнокомандующий польскими войсками от начала Второй Мировой войны до конца сентябрьской кампании — с целью продолжить в Польше вооруженную борьбу против гитлеровцев. Планам этим не суждено было сбыться: во-первых, потому что подпольщики относились к нему враждебно, возлагая на человека, про которого еще недавно слагались песни со словами «наш дорогой и мудрый вождь», «как только он прикажет, с ним пойдем агрессоров громить», всю вину за тяжелое военное поражение, во-вторых, просто потому, что после возвращения в Варшаву маршалу суждено было прожить чуть более месяца…
Для нас же вступление на территорию Польши означало, что проблема возвращения в Краков была решена.
Вскоре к остановке подъехал микроавтобус Закопане — Чарны-Дунаец. Подъехал в точном соответствии с висящим на остановке расписанием, которое, несмотря на свой подозрительный вид и прошлогоднюю дату, актуальности не утратило. До конечной домчались довольно быстро. Чарны-Дунаец оказался весьма приятным селом, в котором угадывались городские черты. До маршрутки, вывозящей на «столбовую дорогу» — в Новы-Тарг — было еще много времени, так что мы успели плотно пообедать в местной пиццерии и все равно придти на остановку заранее. Это было очень правильным решением, так как оное транспортное средство, в котором мы оказались чуть ли не единственными пассажирами, лихо прикатило за семь минут до графика и сразу же тронулось в путь. До самой конечной маршрутка, что называется, не быстро ехала, а низко летела.
Историческая столица Подгалья Новы-Тарг интересна среди прочего тем, что в ней имеется искусственно созданный еще во времена ПНР цыганский квартал — микрорайон Тополиный. Проживают там так называемые горские цыгане, которые отличаются от прочих цыган тем, что уже в XVIII веке в силу давления австрийских властей перешли к оседлому образу жизни и расселились в предместьях города, получивших названия Котлярка и Кованец как раз от их занятий — кузнечного дела и производства котлов.
Дальше было уже 85 километров по накатанной «закопянке» — трассе из Закопане до Кракова, по которой автобусы ходят как на городских маршрутах в час пик.
Я только волновался насчет пробок, ибо был вечер воскресенья, а трасса находится в перманентном ремонте (при этом объезжать пробки по железной дороге нерационально, ибо она идет настолько кривым путем, что ничего выиграть на этом невозможно). Однако узкое место встретилось нам только однажды, и стояние оказалось не слишком занудным. Да, впрочем, вряд ли какие-то пробки могли испортить настроение при возвращении из поездки, главным итогом которой стала еще одна сбывшаяся мечта.
Источник: gazeta.ru