В последнее время в экспертном российском сообществе стала весьма популярной тема «мягкой силы» во внешней политике России. Впервые в Указе Президента России от 7 мая 2012 года «О мерах по реализации внешнеполитического курса Российской Федерации» инструментам «мягкой силы» России отведено отдельное место.
В последнее время в экспертном российском сообществе стала весьма популярной тема «мягкой силы» во внешней политике России. Впервые в Указе Президента России от 7 мая 2012 года «О мерах по реализации внешнеполитического курса Российской Федерации» инструментам «мягкой силы» России отведено отдельное место.
Новое руководство «Россотрудничества» подготовило пакет предложений по «мягкой силе», среди которых особое место занимает проведение в России фестиваля молодежи и студентов (последний раз такое мероприятие в нашей стране проводилось еще во времена СССР в 1985 году). Данное предложение давно просто носилось в воздухе и можно ожидать благоприятной реакции политического руководства России на эту инициативу.
Что такое мягкая сила?
Согласно общепринятому определению, «мягкая сила» — комплекс усилий, позволяющих добиваться поставленных целях во внешней политике, опираясь на чувство симпатии к стране и привлекательности ее ценностей, культуры, научных и технологических достижений. Сейчас считается, что термин «мягкая сила» был введен в политологический оборот американцем Джозефом Наем-младшим.
Примечательно, что в США Най считается последовательным критиком деятельности Госдепартамента (за его приверженность методам классической дипломатии, которые, по мнению политолога, давно устарели) и Агентства США по международному развитию — USAID (за неэффективность использования бюджетных средств).
По мнению еще одного американского политолога и журналиста Натана Гардельса, методы «мягкой силы» стали широко использоваться США сразу после окончания Второй мировой войны и именно инструменты «мягкой силы» помогли провести «бархатные революции» в странах Восточной Европы в конце 80-ых годов прошлого века. Сейчас же, по мнению Гардельса, американская «мягкая сила» стала подменяться неэффективной государственной пропагандой.
Эксперты сходятся во мнении, что интерес к «мягкой силе» вызван, прежде всего, процессом глобализации и появлением новых информационных технологий. Но, как представляется, совершенно неправильно было бы отдавать пальму первенства американцам в создании эффективных институтов «мягкой силы»
СССР имел достаточно мощные и эффективные институты мягкой силы (АПН, Комитет международных организаций, ССОД, Комитет советских женщин) еще до появления такого понятия. Не будет преувеличением сказать, что Юрий Гагарин был лучшим инструментом советской «мягкой силы»: пожалуй, никогда в послевоенном мире симпатии к СССР не были так сильны, на что работала и личность первого космонавта Земли. По воспоминаниям очевидцев, именно знаменитая улыбка Гагарина стала чуть не решающим аргументом для Хрущева для одобрения его кандидатуры как первого космонавта.
Неслучайно, Акт о создании USAID был подписан президентом Джоном Кеннеди в ноябре 1961 года. как ответ на резкое усиление советского гуманитарного влияния после полета Юрия Гагарина.
Зачем России «мягкая сила»?
В нашей стране понятие «мягкой силы» до последнего времени было непонятно не только обычным гражданам, сильно переживающих за место России в современном мире, но и журналистскому и экспертному сообществу. К сожалению, очень долго в России преобладало мнение, что бывшие советские республики после неудачных экспериментов по обретению реальной независимости будут рано или поздно вынуждены вернуться под крыло Москвы. В политологии такой подход получил название «доктрины Бурбулиса — первого и единственного госсекретаря в истории современной России).
Отход от этой доктрины наметился практически сразу с приходом на руководство российским внешнеполитическим ведомством Евгения Примакова, но тогда основной упор в отношениях со странами СНГ был сделан на личностный фактор — практически все руководители уже суверенных стран Содружества занимали видные посты в советской номенклатуре. Тем же Леониду Кучме или Гейдару Алиеву было много проще выстраивать взаимоотношения с еще советским политическим тяжеловесом Примаковым, чем с совершенно непонятным им Андреем Козыревым или «младореформатором» Борисом Немцовым. Весьма успешная деятельность Евгения Примакова в СНГ породила иллюзии, что российской внешней политики не нужны новые веяния и активность Запада в построении структур «мягкой силы» на постсоветском пространстве, не более, чем непонятные политтехнологии.
Некие подвижки в российской внешней политики в отношении стран СНГ наметились после «цветных революций»: эти революции по сути были направлены против лидеров, находящихся в той или иной мере еще в системе советских координат (Шеварнадзе, Кучма, Акаев). Все эти «революции» происходили с использованием самого широкого инструментария «мягкой силы»: неправительственные фонды (НПО), «независимые» соцопросы, самое активное использование новых на тот момент информационных технологий, делегитимация правящих режимов через факты (реальные и мнимые) коррупции, мобилизации молодежи (прежде всего, студентов) через флэш-мобы на протестные акции. Как результат — управляемая «мягкая сила» смогла парализовать основные государственные институты, включая и силовые структуры.
Фактический провал «цветных режимов» на некоторое время отложил пересмотр Москвой подходов к своей политике на пространстве Содружества, но все равно стало ясно, что Россия должна самым активным образом перенимать методы и инструментарий «мягкой силы» и обеспечивать свое влияние на постсоветском пространстве не только через трубопроводы и квоты на миграцию рабочей силы и поставку товаров на свои рынки (хотя, несомненно, это важно), но через симпатии как простых граждан, так и элит стран СНГ к своей политике.
Найти правильные подходы.
Сейчас в России идет поиск ядра «мягкой силы» и сложно сразу определить те методы, которые будут эффективны.
Диапазон форматов «мягкой силы» крайне широк: от артхаусных фильмов (именно картины Арсения Тарковского сделали советское кино 70-80 годов прошлого века интересным для интеллектуальной элиты Запада) до популярной музыки (российские песни можно часто услышать даже, как казалось, в навсегда ушедшей Прибалтике), от дискуссий в академической среде до неформальных споров в блогосфере. Ясно, что «мягкая сила» перестает терять свою привлекательность, когда над ней начинают довлеть бюрократические догмы. Однако некие подходы можно наметить уже сейчас. Россия совершенно упустила работу с экспертным сообществом в странах СНГ. Яркий пример тому Украина. Все социологические опросы показывают, что стабильно около 70% граждан этой страны выступают за экономический союз с Россией. Однако подавляющее большинство украинских экспертов упорно настаивают на том, что единственный путь для страны — присоединение к структурам ЕС на любых, пусть и самых невыгодных условиях (что-то подобное уже было с присоединением Украины к ВТО). Аргументы сторонников Таможенного союза (ТС) на Украине просто не доходят до граждан страны.
В то же время Россия подается как основная причина всех экономических проблем Украины. Противники ТС на Украине постоянно подчеркивают те минусы, с которыми столкнулись рядовые белорусы из-за введения норм общих таможенных тарифов интеграционного объединения (в первую очередь, это касается повышения ввозных пошлин на легковые автомобили и некоторые товары роскоши). Однако нигде не упоминается, что именно членство в Таможенном союзе позволило Минску стабилизировать крайне сложную экономическую ситуацию, резко нарастить экспорт своих товаров в Россию и Казахстан и получить льготные кредиты от антикризисного фонда ЕврАзЭс. Как следствие, средняя зарплата в посткризисной Белоруссии почти на 30% превышает среднюю зарплату на Украине при значительно более низких ценах на основные товары.
То есть, под давлением прозападного экспертного лобби и посредством крайне агрессивной кампании в СМИ, Украину заставляют отказаться от реальных преференций в рамках ТС в пользу неких мифических перспектив ассоциированного членства в ЕC. Без создания эффективного пророссийского экспертного сообщества, любые интеграционные инициативы Москвы будут подаваться как попытки России создать некую «новую империю».
Большой потенциал «мягкой силы» заключен в работе с диаспорами трудовых мигрантов в России. Буквально на днях были опубликованы данные ЦБ России об объеме личных переводов физических лиц из России в страны СНГ, который составил $16,744 млрд Для сравнения, в 2010 году в страны СНГ из России было переведено $13,525 млрд (стоит особо отметить, что ЦБ учитывает только официальные переводы, на самом деле сумма с учетом «серых схем» может быть значительно выше).
Лидером по переведенным из России средствам в 2011 году был Узбекистан с показателем в размере $4,909 млрд (для сравнения, весь объем экспорта из Узбекистана в Россию составил всего $4,405 млрд). Затем следуют Таджикистан и Молдавия — 2,752 и 1,647 миллиарда долларов соответственно. Россия остается крайне привлекательной страной для трудовой миграции, и эта привлекательность может служить эффективным инструментом «мягкой силы». В то же время, при нынешней структуре экономики, Россия и в среднесрочной перспективе не сможет отказаться от импорта рабочей силы.
Именно трудовые мигранты, как наиболее активная и мобильная часть общества, могут стать проводниками российского влияния в своих странах (как пример — традиционная симпатия к ФРГ в турецком обществе связана, в первую очередь, с грамотной политикой немецких властей в отношении турецких трудовых мигрантов. Данная политика приводится с начала 60-ых годов прошлого века и именно немецкое слово гастарбайтер — рабочий-гость вошло во все языки мира).
Много (и часто справедливо) пишется о криминале, связанном с трудовыми мигрантами. Но, с другой стороны, мигранты уже создают значительную долю ВВП России, но об этом практически нигде не говорится. Жестко борясь с незаконной миграцией, Россия в то же время может предложить им более цивилизованные условия труда (прежде всего, это касается зашиты трудовых прав и предоставления хотя бы минимальной медицинской помощи). Такие меры привели бы как к снижению социальной напряженности внутри самой России, так и к серьезным положительным изменениям имиджа страны в СНГ.
Работа с оппозиционными элитами — один из основных инструментов «мягкой силы». Причем, если классическая дипломатия вынуждена крайне осторожно относиться к подобного рода контактам, то институты «мягкой силы» не связаны такими ограничениями.
Раньше Россия, часто из за неправильно понятых союзнических обязательств по отношению к странам СНГ, отказывалась вести переговоры с представителями оппозиционных элит и вынуждала их покинуть территорию страны (так представители узбекской, таджикской и туркменской оппозиции базируются в Норвегии и Германии, странах весьма географически далеких от региона Центральной Азии). Как следствие, Москва потеряла как крайне ценные источники информации, так и лишилась маневра при смене правящих элит в странах Содружества.
Важность нового Фестиваля. Чуть ли не основная проблема российского гуманитарного присутствия на постсоветском пространстве — приход в активную жизнь, в том числе и политическую, поколения, сформировавшегося и получившего образование уже после распада СССР. Этому поколению просто непонятны те ценности, к которым пытается апеллировать Москва для поддержания своего влияния. Говоря образно, новое поколение говорит на новом языке.
Формирование этого «языка» происходило и происходит при самом непосредственном участии институтов мягкой силы США и ЕС. Нельзя сказать, что Москва сейчас ничего не пытается делать в этом направлении: принята программа ознакомительных визитов в Россию молодых лидеров СНГ, проводятся школы молодых журналистов, есть программы студенческих обменов. Но все эти мероприятия не носят системного характера, что серьезно снижает их эффективность.
Кроме того, в эти контакты вовлечена крайне незначительная часть политически и социально активного поколения. По данным украинских социальных фондов, после распада Союза 70% граждан Украины ни разу не были в России, среди молодого поколения этот процент еще выше. Представления о жизни в России (далеко не идеальной, но и не безнадежной) формируются в основном через электронные СМИ. Нужно крупное мероприятие, которое позволит сформировать благоприятный имидж России среди новых поколений стран Содружеств.
Идея проведения в России нового Фестиваля молодежи и студентов имеет серьезное обоснование: в 2010 году Москва помогала провести подобный фестиваль в Венесуэле. Всемирная федерация демократической молодёжи (ВФДМ) и Международный союз студентов (МСС) весьма позитивно относятся к проведению Фестиваля в России. Структура, создаваемая в Казани для проведения Универсиады-2013, практически идеально подходит и для проведения Фестиваля.
Проведение подобного Фестиваля позволило бы установить рабочие и понятные отношения со всем спектром молодых политиков в Содружестве: от молодых коммунистов до националистов. Фестиваль также может дать мощнейший импульс к росту интереса к русскому языку в СНГ (что-то подобное уже было в мире после проведения знаменитого Фестиваля молодежи и студентов в Москве в 1957 году).
В современной России пока нет государственного органа, который бы координировал российскую политику «мягкой силы». Отсутствует механизм межведомственной координации усилий на этом направлении, что не повышает эффективность данных усилий. Видимо, назрел вопрос о принятии единой концепции российского гуманитарного и информационного присутствия на постсоветском пространстве. Остается также надеяться, что российская «мягкая сила» не останется еще одним перспективным, но так по факту неосуществленным проектом.
Источник: regnum.ru