Вообще, интеллектуальная жизнь за пределами Москвы — вещь, настолько мало прояснённая для столичного сознания, что кому-нибудь, возможно, кажется, будто её вовсе нет. Но это — представление глубоко ложное, объяснимое мало чем, кроме лени и нелюбопытства (да разве ещё снобизма) столичных жителей и исчезающе-малых тиражей провинциальных изданий.
Вообще, интеллектуальная жизнь за пределами Москвы — вещь, настолько мало прояснённая для столичного сознания, что кому-нибудь, возможно, кажется, будто её вовсе нет. Но это — представление глубоко ложное, объяснимое мало чем, кроме лени и нелюбопытства (да разве ещё снобизма) столичных жителей и исчезающе-малых тиражей провинциальных изданий.
Так в чём же специфика провинциальных смысловых лаботаторий — и есть ли эта специфика вообще? Постараемся понять: в чём её особенности, если они там вообще есть? Вправду ли дух философии веет, где хочет, и меняются ли траектории его полёта в зависимости от того, над чем он пролетает?
Стремясь это прояснить, наш корреспондент Ольга Балла обратился к активному участнику и организатору самарской философской жизни, доктору философских наук Сергею Лишаеву — профессору кафедры философии философского факультета Самарской гуманитарной академии, руководителю Центра философских и эстетических исследований СаГА, ответственному редактору «Вестника Самарской гуманитарной академии (Серия „Философия. Филология“)» и философского ежегодника «Mixtura verborum», руководителю сайта «Философская Самара», автору замечательных книг, к счастью, недавно вышедших и в центральных издательствах: «Старое и ветхое: опыт философского истолкования», «Эстетика Другого», «Метаморфозы слова», «Помнить фотографией».
— Сергей Александрович, можно ли говорить о существовании в Самаре философского сообщества со своим узнаваемым интеллектуальным стилем? — Я склонен думать, что да. Собственно, для нашего города это явление совсем новое: Самара всё-таки не Москва, где философия берёт истоки ещё от общества любомудров. У нас философия появляется вместе с Самарским государственным университетом. То есть, философы в городе наверняка были и раньше, но о них, об их текстах или вообще о каких-то плодах их активности, увы, ничего не известно. А университет возник в 1969 году, и вместе с ним была создана кафедра философии. На кафедру пригласили Вадима Борисова — довольно крупного советского философа. Он в своё время закончил Московский университет, — учился с 1945 по 1950 год, одновременно с Грушиным, Мамардашвили, Ильенковым, Зиновьевым… Занимался он в основном философией науки, работал в Новосибирском университете — в Академгородке, в среде интеллектуалов-шестидесятников, на его новосибирской кафедре работал Михаил Розов и действовал знаменитый семинар по методологии науки. В 1972 году в Самару из Новосибирска переехал и стал работать на кафедре молодой кандидат наук Владимир Конев. Это — уже начало самарской философской среды. В 1984 году Борисов открыл здесь совет по защите диссертаций — первый в Поволжье.
А в начале 90-х произошло сразу несколько событий. В 1991-м группа преподавателей с кафедры философии Борисова решила создать негосударственный ВУЗ — Самарскую гуманитарную академию. Собственно, это были философы: Наталья Воронина — она до сих пор возглавляет наш ВУЗ; Алексей Харченко, много лет работавший в нашей академии, и я, не покидавший с тех пор кафедры философии. Так в 1992-м возникла ещё одна точка философской активности. Именно здесь, впервые в Самаре, появился философский факультет, долгие годы называвшийся философско-филологическим.
Философы создали его для реализации своих планов, проектов, идей. В университете же факультета не было, были только две философские кафедры — естественных и гуманитарных факультетов, — неплохие по тем временам.
В 1991 году из Польши вернулся Конев, работавший по договору в институте философии при Силезском университете, — и в университете, на кафедре гуманитарных факультетов возник семинар по философии культуры. Он действует до сих пор, хотя уже не так активно. А на 90-е — первую половину 2000-х пришёлся пик его активности. Раз в месяц там собирались люди — прежде всего с кафедры Конева, но и из других ВУЗов Самары, даже из других городов, например, из Тольятти. Там делались и авторские доклады, но в основном они по полгода, по году читали «Бытие и время» Хайдеггера, «Различие и повторение» Делёза, «Бытие и ничто» Сартра, «Символ и сознание» Мамардашвили и Пятигорского… Первый семинар, в 90-е, был, по-моему, по «Картезианским размышлениям» Мамардашвили. Насколько я понимаю, это было сознательным усилием Конева — через городской семинар формировать философское сообщество. И, естественно, повышать при этом профессиональный уровень, знакомить людей с фундаментальными философскими текстами, учить с ними работать.
Такое медленное чтение и медленная работа с текстом были особенно характерны для 90-х. Тогда все эти тексты только появлялись в России в открытом доступе, и такая практика чтения была актуальна и полезна. Кроме рутинно-профессиональной составляющей, которая нужна всегда, в 90-е это занятие имело и общекультурный резонанс — важны были сами имена, само прикосновение к тому, что на фоне марксистской догматической традиции воспринималось как подлинная мысль. Приходили люди и с других факультетов, — не только философы, иногда просто со стороны — такое это было важное событие.
То есть, сообщество стало по-настоящему развиваться в 90-е, когда вообще был мощный всплеск общественного, внепрофессионального интереса к философии. Стали выходить неизвестные прежде тексты русских, советских философов; пошла волна переводов.
Сейчас такого интереса, конечно, нет. Он и не мог быть постоянным. Уже невозможны такие тиражи, которые, помню, тогда издавала, скажем, «Республика» — философские книги выходили десятками тысяч экземпляров, и, самое поразительное, — раскупались и читались.
В тот момент, когда формирование философского сообщества в Самаре входит в активную фазу, в 90-е, возникают постоянные собрания. В Гуманитарной академии появляется философский клуб «Симпозион». Он, кстати, действует и сейчас — но несколько отличается от того, что было тогда. Сегодня клуб открыт для всех, а тогда он объединял студентов разных курсов, преподавателей, аспирантов СаГА — и был закрытой структурой. Мы приглашали гостей из разных ВУЗов города; иногда из других городов, но открытого доступа всё же не было. Это была скорее профессиональная лаборатория — ещё более, может быть, узкая, более замкнутая, чем семинар Конева. Но клуб действовал постоянно и собирался не раз в месяц, как университетский семинар, а каждую неделю. Там мы тоже читали тексты и делали доклады: студенты, аспиранты, преподаватели, приглашённые люди…
Каждый мог пригласить одного-двух человек со стороны — послушать свой доклад и участвовать в семинаре. Если человек себя зарекомендовывал, — не ломал ситуацию, не задавал дурацких вопросов, был вполне внятен — мы говорили: «Вы получаете право посещать наш клуб». Или не говорили ничего — и он больше не приходил.
То есть, с одной стороны, было постоянное ядро, — оно, правда, тоже менялось, хотя и не быстро, — люди заканчивали академию, уезжали… — и, с другой, — приходящие участники.
Кроме того, в академии действовал постоянный преподавательский семинар, — там мы тоже читали и Делёза, и Хайдеггера. Люди извне приходили и туда.
Большую роль для самарского философского сообщества сыграло то, что тогда же у нас появились возможности приглашать интересных мыслителей. Наталья Воронина, ректор, приглашала интересных философов, и те читали лекции студентам, общались с преподавателями. Здесь были Светлана Неретина, Альберт Алёшин из РГГУ; Анатолий Ахутин читал «Дело философии».
В Академии в то время начинают активно проводиться конференции; издаются философские сборники. Первый вышел вскоре после создания — в 1994-м, — «Философия в поисках онтологии». В него входили тексты интересных авторов, — того же Ахутина, например, — и переводы. Здесь ‚ среди прочего, опубликован один из первых в России переводов Бубера.
Очередной этап в развитии сообщества наступает с начала 2000-х, когда начинает издаваться философский альманах «Mixtura verborum». Первый выпуск, за 1999 год, вышел в 2000-м, — и с тех пор «Микстура» выходит в свет каждый год, с единственным исключением — один год мы пропустили.
А в 2007-м в Академии появляется ещё один философский журнал, выходящий дважды в год — «Вестник Самарской гуманитарной академии», серия «Философия и филология». С самого начала примерно 4/5 его материалов были философскими.
Существенный этап — появление в 2007 году сайта «Философская Самара». Эта идея тоже возникла у нас на кафедре: мне пришло в голову создать сайт, который сделал бы жизнь сообщества и тексты, которые мы выпускаем, доступными широкой аудитории. Тиражи наших изданий небольшие, 100-200 экземпляров, сети распространения нет, — так часто бывает в университетских издательствах, — поэтому тексты оказываются просто недоступны и попадают в руки заинтересованных читателей только при личной передаче — на конференциях, в качестве подарков и т.п. Мы задумали создать место, где была бы представлена философская жизнь города в целом (слоган сайта — «Философский ландшафт Самары»). Создание его стало для нас ещё одним способом консолидироваться, осознать себя, направления своей работы. Оно дало и стимул для развития сообщества: когда мы стали делать сайт, то обратились к людям и с других кафедр — не только из университета и академии. Многие откликнулись, дали информацию о себе и стали регулярно размещать на сайте новости, сообщения о событиях, конференциях, семинарах, защитах, новых книгах, премиях…
Сегодня нас, наши тексты, в том числе и «Микстуру», и «Вестник», знают во многом благодаря сайту. Он, кстати, хорошо посещается — в год там бывают десятки тысяч человек, причём не только из нашего региона, но отовсюду из России и из-за рубежа.
По-моему, во многих российских городах есть какие-то специализированные формы философской жизни: клубы, вузовские или кафедральные сайты, семинары — но нет даже попытки свести философскую жизнь города воедино, в одно виртуальное пространство. Конечно, в небольшом городе, где всего один-два вуза, представлять нечего, — слишком мало и людей, и событий. С другой стороны, в Москве или в Петербурге один такой сайт создать невозможно — всего слишком много. А вот размеры города-миллионника или близкого к нему, где достаточно много вузов: Саратов, Казань, Екатеринбург, Нижний Новгород, Волгоград… — вполне это позволяют. Начиная проект, мы хотели, чтобы он стал заразительным, чтобы в других городах возникли аналогичные сайты. Пока ничего подобного я не видел, но надежды не теряю.
Примерно с середины 2000-х мы в СаГА стали проводить по две конференции в год. Это ещё один момент, новый и важный. Они часто невелики по составу участников, но посвящены интересным, актуальным темам. Для того, чтобы было сообщество, важна ритмичность. Так же важно, чтобы был журнал и выходил регулярно: пусть хоть раз или два в год, но обязательно — много лет подряд. Желательно — десять, двадцать. Вокруг таких вещей сохраняются общие умонастроения, стилистическое единство — и круг авторов. Это то ядро, вокруг которого уже можно наращивать сообщество.
— Среди китов, на которых держится философская жизнь Самары, мне известен и ещё один молодой китёнок: философский клуб «Симпозион». Что даёт профессионалу практика общения с носителями непрофессионального сознания? — Я бы сказал, проект «Симпозиона» в его нынешнем, открытом миру виде — это идея выхода профессиональных философов на общественную арену. (Кстати, помимо «Философской Самары», мы создали ещё небольшой сайт и для него.)
С одной стороны, да, это проект философского просвещения для широкой публики. Но мы бы хотели в этом видеть не академическое занудство, а возможность «досуга для образованного класса». Площадку, где умные и думающие люди могли бы пообщаться, послушать людей, компетентных в каких-то областях, которые читают лекции, проводят занятия на общеинтересные темы. Я планирую, что там будут не только философы, но и теоретики культуры, и литературоведы, и юристы, — философствующие, способные говорить о глубинных основаниях проблем своей области.
— Какие темы там обсуждаются? — Я читаю курс «Философия фотографии», Марина Корецкая — курс «Мифологический потенциал кинематографа», — аналитику кинематографической визуальности, Николай Рымарь — лекции о немецком символизме. У нас есть и раздел «Возможные курсы»: мы даём список курсов, и люди должны проголосовать за то, что им кажется интересным. Я предложил «философию власти», «философию возраста»; Юрий Разинов — «онтологию лжи»… Темы, с одной стороны, связаны с нашими исследовательскими интересами, с другой — ориентированы на потенциальный интерес публики. Мы же изначально занимаемся проблемами, связанными с аналитикой опыта, поэтому у нас заготовлена масса тем, способных привлечь внимание широкой публики.
Интерес самарского философского сообщества во многом сосредоточен на «практическом» или «феноменологическом повороте» в философии, на попытке рефлексии над опытом, а говорить о нем мы можем, лишь опираясь на собственный опыт, — мы ведь тоже погружены в повседневность. Проверяя свои интуиции в контакте с людьми, не входящими в философскую корпорацию, мы можем корректировать свой поиск; смещать тематический спектр исследований; уточнять свои оценки и представления о том, что думают нефилософы.
Возможны вопросы — и неудобные, и, может быть, глупые. Но это делает философскую мысль способной постоять за себя. Академическая обстановка всё же расслабляет: мы вещаем перед студентами, аспирантами, и они обязаны слушать, что бы мы ни говорили: сдавать-то надо. Но, приходя к людям со стороны, которые ничем вам не обязаны, в которых, наоборот, заинтересованы вы сами, — вы должны говорить так, чтобы вас слушали и чтобы к вам пришли опять.
Недавно появилась ещё одна точка активной жизни, выходящая за пределы собственно академической, преподавательской работы. Это — Самарский аэрокосмический университет и кафедра философии, которую возглавляет профессор Таллер. Сейчас там действует несколько семинаров и творческих лабораторий; регулярно проходят конференции как по вопросам художественного творчества, так и по собственно философским. Елена Богатырёва, — она долгие годы преподавала в Академии, выпускала творческие альманахи, издала много философских работ, — возглавляет у них лабораторию под названием «Территория диалога». Александр Нестеров проводит семинар по искусственному интеллекту, — понятно, что этот интерес связан и с интересами студентов Аэрокосмического университета, — Илья Дёмин — семинар по философии политики.
В прошлом году Аэрокосмический проводил большую летнюю школу — «Молодое — молодым». Там была секция по философии, — это тоже работа Елены Богатырёвой. Мы с удовольствием в ней участвовали: я туда ездил; Андрей Сериков, Михаил Богатов из Саратова… Это ещё одна новая форма — летние лагеря по философии.
— Вернёмся к вашей собственной работе. «Микстура» и «Вестник» — явно части одного проекта. Как они соотносятся? — Прежде всего, у них один редактор, — я, — что уже само по себе задаёт известное единство. С «Микстурой» и с «Вестником» постоянно сотрудничает один и тот же круг авторов. «Вестник» — официальнее, с академической инфраструктурой и с более широким спектром авторов и философских позиций — мы привлекаем сюда и тех, кто не очень вписывается в формат «Микстуры» и тематически, и стилистически. Это — два лёгких: одно левое, со свободным дыханием, ведущее себя иной раз несколько по-хулигански, — «Микстура», а другое — правое, правильное, официальное — «Вестник». Но воздухом они дышат одним.
В «Вестнике» тоже печатается много поисковых, ещё не затвердевших текстов. Это связано и с тем, что в последние годы мы печатаем материалы конференций, которые регулярно проводим. Случалось, материалы запаздывали, — так было с конференцией «Метафизика простых вещей», — и часть их мы публиковали в «Микстуре» (это был выпуск «Сила простых вещей»), а другую — в «Вестнике». Из списка тем конференций: «Метафизика простых вещей», «Гений места», «Философская топология и аналитика повседневности», «Реальность медиа и повседневность», «Тело и образ: стратегия производства, репрезентация и потребление», «Герменевтика сообщества», «Метафизика старого и нового», «Философская аналитика пространства», — видна общая направленность.
В мае 2012 года у нас прошла конференция «Метафизика эмоций». Метафизика — это ракурс видения. Вещи могут быть увидены в разном свете, и философ — тот, кто способен заставить их говорить на метафизическом языке. Это с одной стороны. С другой, всякий человеческий опыт содержит в себе элемент метафизического.
Сама способность понимать в мире, сознавать вещи и мир в целом уже предполагает вынесенность человека во вне-мирное пространство. Мы некоторым образом выдвинуты в ничто, как говорит Хайдеггер; причастны к Другому. Мы не только есть, но ещё и отсутствуем; мы — ещё и некоторая пустота и прокол существования. Именно благодаря этому мы способны знать о себе и о вещах, которые есть в мире.
Иногда метафизическое измерение опыта выходит на поверхность. Есть опыт особенный, глубинный — например, опыт ужаса, о котором писал Хайдеггер; или переживания ветхого; или полемики (о нём писал Виталий Лехциер). Это — привилегированные точки опыта, они заслуживают анализа прежде всего. Говоря о той же метафизике эмоций, мы, с одной стороны, можем говорить о метафизике любых эмоций вообще — а с другой, выделять эмоции специфические, в которых этот метафизический элемент явлен особенным образом.
Так вот, изначально в замысле «Микстуры» было соединение философской аналитики и художественного слова — типа дневника. Время от времени здесь появляются чисто художественные эссе, мини-рассказы, даже стихи, — это тоже входит в концепцию, в основе которой — то, что философия и поэзия, философия и искусство внутренне близки. Акцент может ставиться или на аналитической работе, или на выражении, переживании, художественной экспрессии. Но эта граница подвижна. Концепция «Микстуры» изначально предполагает эту подвижность — и возможность для авторов смещаться в континууме между чисто художественным текстом — и чисто смысловой, понятийной работой. Причём, думаю, основная часть текстов там совмещает в себе и то, и другое.
Отличительная черта «Микстуры» — ориентация на фигуру философа как художника. Философ здесь понимается как творец, как тот, кто создаёт, изобретает новые концепты, языки, смыслы: извлекает их из нашего опыта, в том числе из работы с языком.
Есть ещё один характерный для нас момент — может быть, больше свойственный художественному творчеству, и то не всякому. В наших изданиях много статей, написанных в соавторстве Мариной Корецкой, Еленой Савенковой и Еленой Иваненко. Они пишут тексты втроём: каждое предложение обдумывается, обговаривается — так у них написаны уже целые (философские) книги! Это уникальная вещь, такого, кажется, больше нигде нет, по крайней мере, я не встречал. По-моему, это тоже говорит об особой устремлённости к творческому поведению, поисковому, игровому, даже где-то хулиганскому — свободному, отличному от чисто философского умозрения по некоторому эмоционально-художественному подъёму. На нашей площадке такие тексты оказались явно не случайно.
— На какие теоретические авторитеты вы ориентируетесь в своей работе? Имя Хайдеггера приходит на ум первым, но он наверняка не единственный. — Не единственный, конечно. Вообще, что касается имён, принципиальных для самарского философского сообщества, я не вижу существенных отличий от России в целом, прежде всего, от Москвы и Петербурга. Мы прошли те же волны интереса: Мамардашвили, Гуссерль, Хайдеггер; Делёз, Лакан, Жижек, Фуко, Деррида, Бодрийяр… Можно долго перечислять, но, думаю, из европейских философов ХХ века для нас особенно важны Хайдеггер, Делёз и Фуко.
— А если говорить о философах-художниках в названном смысле, чья работа в культуре кажется вам важной? — Это — уже названные Хайдеггер и Мамардашвили, Ницше, Розанов, Флоренский. Я бы упомянул В. В. Бибихина… Многих можно назвать. Мне кажется, эта линия в философии в последнее время заметно укрепилась — в этом одно из отличий неклассической и постклассической парадигмы философии от классики, которая тяготела к научному идеалу рациональности, стремилась мыслить строго, систематично, последовательно…
— Как бы вы сформулировали генеральную идею своей — и ваших единомышленников — работы в целом? — Я бы сказал, что это — аналитика опыта, прежде всего повседневного; вычленение его смысловых, онтологических структур. Мне кажется удачным название одной нашей конференции: «Метафизика простых вещей», и соответствующего сборника — «Сила простых вещей», — причём вещи понимаются предельно широко: всё, что именуется. Это может быть и небо, и предмет — дверь или дорога, и чувство, переживание, — всё, с чем мы сталкиваемся в жизни, но что зачастую, пока мы не артикулировали наш опыт, остаётся немым. И задача в том, чтобы сделать немой, немотствующий опыт — и в то же время поэтому не-мой, анонимный — моим, артикулировать его.
Эта задача, конечно, родственна художественной, поэтической. Художник ведь тоже по-своему, на образно-метафорическом языке делает непроговоренный, безымянный опыт достоянием других: благодаря тому, что делает художник, они получают возможность этот опыт назвать, прочувствовать, — в интенсифицированной, сгущенной форме. Одна из задач философии, по-моему, — тоже такая зоркость взгляда, попытка и умение прояснить опыт, показать, что в опыте, который кажется проходящим, незаметным, — есть глубина; что подлинная метафизическая глубина не есть нечто выходящее за рамки повседневности.
— Что же вам, философам, видится целью такого прояснения? Имеется ли в виду построение некоторой философской системы? — Говорить от имени всех авторов, конечно, не могу, но вряд ли тут можно построить систему на предметно-содержательном уровне. Речь идёт скорее о выработке точки зрения, инструментария, оптики: принципов, опираясь на которые, мы можем по-особому отнестись к реальности — раскрыть в ней то, что прежде было утаено.
Понятно, что мир нашего опыта, его многообразных структур в принципе не может быть исчерпан: он всё время порождается. Его исчерпание означало бы завершение мира. Пока существует человек, опыт меняется, появляются новые его конфигурации, — поэтому я и не думаю, что здесь возможно построить систему.
Всё, что мы можем предложить — это именно угол зрения, способ существования в мире: отношение к реальности, позволяющее усмотреть в обыденных, незаметных вещах глубокое и существенное. Это, по-моему, важная задача, и она сейчас активно осваивается в современной философии. Безусловно, смежные, аналогичные нашему, течения есть, но работы ещё явно непочатый край.
Беседовала Ольга Балла
Источник: chaskor.ru